Как Крым после аннексии ослабляет Москву

За год золотовалютные резервы России сократились на $133 млрд — с $493 млрд до $360 млрд. И это притом, что в течение прошлого года цена на нефть снижалась постепенно, а санкции заработали лишь во второй половине лета. И потому 2015-й год для России рискует стать еще большим испытанием — санкции никто не отменял, а цена на нефть так и осталась дрейфовать в районе 50-60 долларов. Испортившиеся отношения со всем миром — не лучшая стартовая позиция для того, чтобы пытаться пережить такой кризис. Но именно это и произошло после Крыма и Донбасса.

При этом Москва не планирует “забирать” Донбасс — разрушенный регион с уничтоженной промышленностью вряд ли тянет на роль ценного стратегического приобретения. По сути, единственный трофей Кремля за минувший год — это Крым. Но полуостров — весьма сомнительное приобретение с точки зрения экономических бонусов. Россия погружается в новую холодную войну, и в этой войне Крым будет не столько усиливать свою новую метрополию, сколько ослаблять. И вот почему.

Непотопляемый авианосец

Именно так называли полуостров в середине ХХ века, имея в виду, что Крым напоминает плацдарм, с которого можно контролировать регион. Но время идет, военные технологии меняются и единственная страна, которой может угрожать “крымский плацдарм” — это Украина. Перспектива вторжения со стороны полуострова в Херсонскую область — вполне реальна. Но на большее крымская военная группировка вряд ли способна.

Говорят, что во времена СССР все аббревиатуры флотов имели неформальную расшифровку. СФ (Северный флот) — “сильный флот”. ТФ (Тихоокеанский флот) — “тоже флот”. БФ (Балтийский флот) — “бывший флот”. ЧФ (Черноморский флот) — “Чи флот, чи не флот”.

В каждой шутке есть лишь доля шутки. В составе ЧФ сегодня лишь 13 больших кораблей, среди которых ракетный крейсер “Москва” (главная ударная сила флота), 2 больших противолодочных корабля, 3 сторожевых корабля, а также 7 больших десантных кораблей. Добавьте сюда еще 13 малых кораблей, 2 подводные лодки (на плаву только одна — “Алроса”, да и та постоянно ломается), а также 6 ракетных катеров.

При этом список “коллег” по региону выглядит иначе. У Турции порядка 80 боевых кораблей различных классов, включая около 20 фрегатов (аналог БПК), 20 ракетных катеров и 10 подлодок. ВМС Румынии — 3 фрегата, 4 корвета, З СКР, 6 ракетных и более чем 12 торпедных катеров, а также подлодка. ВМС Болгарии — 2 фрегата, 3 корвета, 6 ракетных катеров и две подводные лодки. В Средиземном море — постоянное оперативное соединение НАТО из 6—7 кораблей, а также 6-й флот США в составе одного авианосца в сопровождении 1—2 крейсеров, 3—4 эсминцев, 5—7 фрегатов, 3—4 БДК и не менее 2 подводных лодок с крылатыми ракетами на борту.

К тому же нынешний состав ЧФ — это остатки советского времени, когда в Средиземном море стояла ударная группировка кораблей с постоянным базированием в сирийском порту Тартус. Тот же крейсер “Москва” спущен на воду в 1982 году. Большинство других крупных кораблей ЧФ — его ровесники. Для перевооружения флота надо не только договариваться с официальной Анкарой о проходе через проливы, но и еще иметь сами корабли в наличии. А в очереди за новой техникой стоят Северный и Тихоокеанский флоты.

При всем этом сбрасывать ЧФ со счетов, разумеется, не стоит. Так, например, турецкие силы сосредоточены в основном в Мраморном море (хотя могут быть легко переброшены в Черное). В то же время в составе ЧФ не осталось недоукомплектованных частей. Бронетехника и средства ПВО обновлены, наземные части усилены, а после аннексии в Крым были переброшены авиазвенья, состоящие из новых боевых самолетов. Но все эти преимущества работают, если рассматривать военный конфликт России и Украины. А если рассуждать о масштабном противостоянии, то в условиях развития ракетного оружия тем же США нет никакого резона держать свои боевые корабли непосредственно в Черном море. Они вполне могут выполнять задачи, находясь в Средиземном.

Человеческий капитал

Основная часть населения полуострова настроена по отношению к России довольно лояльно. Впрочем, надо учитывать важный нюанс — все последние двадцать три года крымчане были не пророссийскими, а просоветскими. Они не знали и не могли знать российской реальности, поэтому продолжали воспринимать Москву как наследницу СССР. После того, как Крым был аннексирован, на полуострове ждали роста выплат и социальных гарантий — всего того, с чем и ассоциировался Советский Союз у пенсионеров. Весь 2014-й год Москва платила на полуострове увеличенные зарплаты и пенсии, но уже в 2015-м году новая реальность будет корректировать зарплаты.

Впрочем, само по себе это вряд ли сделает жителей Крыма нелояльными к Москве — пока весь заряд недовольства они конвертируют в формулу “царь в Москве хороший, а местные бояре в Крыму — плохие”. Если обобщать, то Кремль получил на полуострове более двух миллионов довольно лояльных людей. При этом их лояльность дополняется довольно высоким уровнем социальной пассивности — крымчане не выходят на митинги в защиту собственных прав и не привыкли протестовать против действий власти.

Вся история “крымской весны” была сделана руками приезжих военнослужащих — если бы не они, то Крым неделю-другую поволновался, а затем привыкал бы к новому начальнику, присланному из Киева.

Социальная пассивность и лояльность выглядят как плюсы для Москвы: это гарантирует от акций протеста в случае полномасштабного экономического кризиса. Другая проблема в том, что в Крыму осталось крайне мало высококвалифицированных специалистов, который могут создавать конкурентоспособный продукт. Собственно, как не осталось и промышленности.

Промышленный багаж

Крым очень похож на современную Россию как минимум своим отношением к реальности. Он тоже напоминает индейскую резервацию, здесь верят в деревянные тотемы и точат томагавки для борьбы с соседними племенами, не замечая, что на горизонте уже появились паруса более развитых цивилизаций.

Так, например, полуостров отчаянно верит в свою курортную исключительность, и крымчане сейчас спорят о том, будет ли в этом году сорван сезон или приехавшие на отдых россияне все исправят. Между тем принципиально это все ситуацию не меняет — достаточно сказать, что в сводном бюджете полуострова налоги от курортно-туристической сферы занимают менее десяти процентов.

Основную часть доходов приносят химические производства, сконцентрированные в северокрымских городках. В Армянске расположен завод “Крымский титан” (производит двуокись титана, отгружает продукцию в 80 портов мира), в соседнем Красноперекопске — “Крымская сода”. Оба завода принадлежат украинскому олигарху Дмитрию Фирташу, который ранее имел отношение к импорту российского газа в Украину (компания “РосУкрЭнерго”). Крымские власти уже заявили, что никаких планов по национализации этих производств не имеют.

Зарабатывать на курортах Крым не может принципиально — для этого нужно перестраивать всю сопутствующую промышленность. Потому что отдыхающий не только живет в гостинице, он еще покупает соки, продукты, алкоголь. Все эти товары (за исключением крымского вина) производили на материковой Украине — и именно туда уходили в итоге деньги, потраченные курортниками. И это не вина одного лишь Киева — просто на полуострове не осталось ничего, что могло бы обеспечивать курортный спрос.

В 90-е годы крымский спикер — глава местных коммунистов — запретил приватизацию. В итоге все, что могло производить и плодоносить, разрушилось и сгнило, а инвесторы вложились в совхозы материковых украинских областей. Именно там теперь расположены крупнейшие предприятия по производству и переработке овощей и фруктов. А в Крыму уже и забыли о том, что когда-то регион называли “краем садов и виноградников”. Теперь возрождать былое великолепие крайне сложно — те же фруктовые сады надо выращивать, как минимум лет пять, прежде чем саженцы начнут плодоносить. А всю легкую промышленность и вовсе придется создавать с нуля — включая подготовку специалистов.

Гамбургский счет

По большому счету, Крым — это дотационный регион с просоветскими ожиданиями. Он вряд ли создаст что-то инновационное — для этого у него не осталось кадровой базы. К тому же санкции, введенные в отношении полуострова, делают невозможным работу на экспорт и использование Крыма в качестве коммуникационного хаба (кораблям и самолетам запрещено использовать крымские перевалочные базы).

В условиях изоляции и санкций единственная отрасль, которую имеет смысл развивать в Крыму — это военная. Потому что возрождение этой сферы никак не противоречит спорному статусу полуострова. В отличие от курортов или промышленности, здесь не придется изучать конъюнктуру спроса или объективные предпосылки. Военный сектор прекрасно вписывается в логику российской автаркии и локального крымского изоляционизма.

Но главная роль, которую предстоит играть Крыму — все же не промышленная и не военная, а символическая. Полуостров отныне служит для Москвы главным доказательством того, что она — империя. Что она может забыть про международное право и поступить, как ей заблагорассудится. Перечеркнуть договоры c cоседями и нарушить собственные обещания. Ввести солдат на территорию другого государства и отторгнуть территорию. Крым — это попытка Кремля быть похожим на Советский Союз.

Честно говоря, сомнительная стратегия.

Павел КАЗАРИН