Дело Кучмы — дорога к истине и другие дороги

В интервью телеканалу “Интер”, обнародованном 2 октября 2010 г., президент Виктор Янукович отметил: “В последнее время начали подменять принцип верховенства права принципом политцелесообразности”. И далее подчеркнул: “все — и большие и маленькие демократы — должны знать: в стране будет господствовать закон”.

Двухнедельное обсуждение в политической и юридической среде уголовного дела, возбужденного против Леонида Кучмы, засвидетельствовало, что воз и ныне там: в стране не господствует закон, верховенство права изнывает под политической целесообразностью.

Почву для подобного рода оценок инициатор постановления — первый заместитель Генпрокурора, государственный советник юстиции 3-го класса Ренат Кузьмин, — надо заметить, разрыхлил еще 4 октября 2010 г., когда отменил постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении Леонида Кучмы, Владимира Литвина, Леонида Деркача, Эдуарда Фере.

Вспомним обоснование: “В полной мере не исследован мотив совершения преступления Кравченко Ю. Ф., в полном объеме не проверена причастность к убийству Кучмы Л. Д., не дана надлежащая оценка его действиям относительно преступления в отношении Подольского А. И., не проверены в полном объеме альтернативные версии, в том числе о возможной причастности к преступлению иностранных спецслужб, не проведено других следственных действий, направленных на полное, всестороннее и объективное расследование” (“УП”, 13.10.2010).

Изучение документа, датированного 21 марта 2011 г., показало, что ни одна из этих позиций так и не обрела завершенный вид. А альтернативные версии не исследованы вообще. Во всяком случае, о результатах изысканий на этом поприще нас не информировали. Работать же было над чем. “По одной из версий, — говорил Ренат Кузьмин, — убийство Гонгадзе готовилось предварительно с целью политической дискредитации Кучмы и возможного его преемника — Министра внутренних дел Кравченко. Цель — деморализовать Президента и вынудить его пойти в отставку, не допустив избрания на эту должность лояльного к Кучме наследника” (“УП”, 26.12.2006). Т. е. полного, всестороннего и объективного расследования нет и в помине.

При отходе от декларируемых принципов Генпрокуратура сама себя поставила в положение, при котором каждое ее последующее действие воспринимается не как правовой акт, а как элемент игры с закамуфлированными целями и планируемыми последствиями.

Прокурорские ожидания

Итак, во что играет Генпрокуратура, наконец-то сподобившись направить уголовное дело по обвинению Алексея Пукача в суд?

Во-первых, в демонстрацию своей продуктивности и объективности, прежде всего перед президентом, только что вернувшимся из азиатского турне. Мол, раз следствие готово защищать свои наработки перед судом — значит, не гонит напраслину. Раз показания Пукача нашли подтверждение вообще, значит, они правдивы и в той части, которая касается Кучмы, — негласно сигнализируют нам с Резницкой.

Во-вторых, очевидно нанесение удара с тыла по всем озвученным и пока не озвученным фигурантам. Даже принятие дела к судебному рассмотрению является некой легитимацией версии следствия, причем в самой “труднодоступной” ее части — части “заказчиков”. Нужные люди ярко светятся в судебном порядке и в требуемом контексте.

Далее. С передачей очередной порции дела в суд дополнительное правовое обоснование получают следственные действия в отношении бывшей властной верхушки: считается, что она получила веские аргументы, чтобы быть сговорчивой!

Ситуация “Тихо! Суд идет”, кроме всего прочего, должна приглушить “разговорчики в строю” в стане партии власти. А то некоторые ее представители ну никак не замечают “начала эпохи верховенства права”, а в своих рассуждениях разумничались до того, что усматривают в происходящем “унижение достоинства человека, который 10 не самых худших лет был президентом Украины”, призывают продемонстрировать майору “презрение и осуждение за хамское поведение”. И даже один из основателей материальной базы, на которой было возбуждено уголовное дело против президента, — Святослав Пискун — задается вопросом: а не занимается ли Генпрокуратура столь неблагодарным делом, как политика?

Есть и такие, кто пошел еще дальше. В то время как ГПУ тихо съехала с темы возможной причастности к преступлению иностранных спецслужб и приступила к взваливанию этой ноши на доморощенных Виктора Медведчука, Евгения Марчука и Леонида Деркача, составив график их визитов к следователю, кто-то во весь голос заявляет: “дело Гонгадзе было продуманной грязной комбинацией для дискредитации страны и президента... Нити тянутся за пределы Украины, это однозначно. Отдельных наших политиков в этой грязной политической игре как лохов использовали. Кучму просто подставили” (“Багнет”, 30.03.2011, Михаил Чечетов).

“Кто-то незаконно, годами прослушивал президента и шантажировал этим суверенную страну в целом, отдав озвучивать эти материалы безнравственному охраннику... Уверена, что дело Гонгадзе — одно из звеньев когда-то большого плана по превращению нашего государства в марионетку. И если пойдем на поводу у его организаторов, это будет означать, что мы не можем противостоять манипуляциям и хотим быть ведомыми, а не ведущими в мировой политике” (“Лига.новости”, 23.03.2011, Инна Богословская).

Теперь все ваши размышления — уже не что иное, как давление на суд, господа!

И не приведи господь — подобного рода разглагольствования донесутся до ушей главы государства, на время острой фазы прохождения скандала благополучно отправленного в своего рода Форос. Мол, вдруг президент заинтересуется, почему следствие проигнорировало множество фактов, которые свидетельствуют об умышленном убийстве Юрия Кравченко? Или тем, почему в суд направлено постановление о закрытии уголовного дела против последнего, в то время как семья просила полноценного судебного расследования по инкриминируемому покойному обвинению? Или сомнительной доказательной базой в отношении Леонида Кучмы?

Или пожелает узнать, зачем была организована следствием “утечка” постановления о возбуждении уголовного дела (будь это не так, ГПУ предприняла бы те же действия, что в аналогичном случае в сентябре 2010 г. — тогда она потребовала у Алены Притулы объяснение по поводу обнародования подобного документа на “УП” и поставила вопрос о возбуждении уголовного дела по обвинению в разглашении тайны следствия)?

Не будем уже говорить об оглушительном позоре, неминуемом после детального анализа незаангажированными международными специалистами формальных и содержательных действий украинских блюстителей законности.

Ну, и внимание с дела Кучмы, которое вошло в затяжное пике вместо победоносного блицкрига, переключилось на новое, фактически беспроигрышное дело ввиду гневного общественного настроя против Алексея Пукача. В тени искусственно созданной атмосферы нетерпимости (вопреки принципу презумпции невиновности) можно применять любые незаконные приемы (что в массовом порядке происходило во время процесса над подчиненными Пукача) и обеспечивать ими как легализацию весьма сомнительной версии убийства Гонгадзе и избиения Подольского, так и следственную версию относительно действий обвиняемых.

Как показывает опыт судебной кампании 2006—2008 гг., все будет воспринято на ура: длительная изоляция подсудимого в непредусмотренном законом для такой категории лиц месте (следственный изолятор СБУ), смехотворность процедуры его поимки, отсутствие каких-либо процессуально подтвержденных данных о его местонахождении до попадания в с. Молочки Житомирской обл., где он был задержан. Закрытость судебного процесса, неподтвержденные доказательствами свидетельства, полнейшее игнорирование фактов, которые свидетельствуют о его невиновности, события по делу, находящиеся за гранью здравого смысла, отсутствие зубасто отстаивающей его интересы защиты, многочисленные противоречия, процессуальные нарушения и т. п.

Так, грубейшее нарушение прав Пукача — содержание его под стражей в следственном изоляторе СБУ. Согласно п. 7 ст. 7 закона “О контрразведывательной деятельности” от 26.12.2002 СБУ имеет право задерживать и содержать в специально отведенных для этого местах только лиц, подозреваемых в подготовке или проведении разведывательно-подрывной, террористической деятельности и других преступлений, расследование которых отнесено к ее компетенции. УПКУ в ст. 112 четко регламентирует перечень преступлений (как и их субъектов), подследственных Службе безопасности. Убийства журналиста среди них нет. Но даже те, кто подпадает под означенную категорию, могут находиться в изоляторе СБУ только в статусе подозреваемых. И не более 72 часов.

Все эти грубейшие нарушения не станут преградой на пути к оглашению приговора. Он не будет опротестован обществом (даже элитой). Общество уже возмущено избирательным правосудием, но не готово возводить неизбирательное правосудие в абсолют и избавляться от привычки назначать правовых изгоев.

Судебный вердикт Пукачу в первую очередь будет использован для захоронения “таращанского тела”. Непризнанное матерью, оно стало пренеприятнейшим сюрпризом во всей этой истории. И это вместо того, чтобы навсегда оставаться в качестве изобличителя! Окончательное закрытие этой проблемы особенно актуально в связи с привлечением к делу фигурантов, способных обеспечить себя дееспособной придирчивой защитой, а значит — выставить на свет божий все выпирающие неувязки. А сомнение в принадлежности Георгию Гонгадзе трупа, десять лет хранящегося в морге на Оранжерейной, ставит на повестку дня вопрос о новых исследованиях.

Насколько они нежелательны для следствия, судить можно по тому, что последнее, имея череп, который Леся Гонгадзе аргументированно не признала в качестве фрагмента останков своего сына, не прибегло к абсолютно достоверному идентификатору — воссозданию облика погибшего, а также проигнорировало просьбу матери сверить ДНК найденных костей с ДНК молочного зуба Георгия.

Раз и навсегда пресечь постановку подобного рода вопросов в дальнейшем можно только одним способом — утилизировав биологический материал, который Генпрокуратура считает останками Георгия Гонгадзе, что и должно случиться сразу после их погребения.

До завершения процесса над Пукачем провернуть это не удалось, хотя такие планы были. “Как только придут результаты повторной экспертизы черепа из США, Георгия похоронят”, — сказала Валентина Теличенко газете “Новой” (15.09.2010). Очередная судебная бумажка станет индульгенцией от притязаний матери.

Не в одних “пленках” счастье

Леониду Кучме надо понимать, что ниспровержение одних только “пленок Мельниченко” не обеспечивает его безоговорочной защиты. По этой процедуре можно добиться по большому счету малого — опровергнуть подлинность тех фрагментов записей, в которых голосом, похожим на его собственный, требуют расправы над журналистом. Да, это повлечет за собой аннулирование предъявленного обвинения, но только в юридической плоскости. В общественно-политической оно будет продолжать жить. При тотальном недоверии к украинскому правосудию всегда найдутся те, кто станет объяснять полученный результат то подкупом судей (Мельниченко уже начал готовить общественное мнение под такую трактовку), то их прогибом перед зарубежным светилом адвокатуры, то еще чем-то.

Главная актуальная проблема “дела Гонгадзе” ведь не в “пленках”, а в том, что Георгий Гонгадзе действительно не найден. Этот непререкаемый факт оставляет право на жизнь любым версиям его исчезновения. В первую очередь — той, которая уже узаконена судом над Протасовым, Костенко и Поповичем, а с осуждением Пукача получит дополнительную легитимацию. В итоге статус доказанных фактов получит как непосредственное участие в преступлении руководителя одного из центральных подразделений МВД, так и приказ на убийство из уст министра ВД. Эта база оставляет простор для движения выше, к президенту, причем движения юридически обоснованного, — если обвинение Пукачу и Кравченко суд оставит в силе.

Содержание постановления, вынесенного по Леониду Кучме, показывает, что к обоим генералам его намерены привязать прочнейшими нитями: “...Кравченко Ю.Ф., осознавая преступное указание Кучмы Л.Д. (на проведение оперативно-розыскной деятельности. — Авт.), согласился его выполнить... через руководителя аппарата министра внутренних дел Фере Э.В. дал приказ Пукачу А.П. осуществлять негласные оперативно-розыскные мероприятия по Подольскому А.И., а также похитить последнего, вывезти за город, побить...”

Также в постановлении говорится, что 3 и 10 июля Кучма дал Кравченко незаконное указание о насильственном захвате Гонгадзе, вывозе за пределы Киева и оказании на него “психологического и физического влияния...”

“...Получив от Кучмы незаконное указание (на насильственный захват Гонгадзе. — Авт.), Кравченко передал его Пукачу, [который] организовал незаконную слежку за журналистом и его преследование” (“Телеграфъ”, 30.03.2011).

“Учитывая указания Президента Украины Кучмы Л. Д., Министр внутренних дел Украины Кравченко Ю. Ф. приблизительно 13—14 сентября 2000 г., в своем служебном кабинете... дал начальнику ГУУП МВД Украины преступный приказ — убить журналиста Гонгадзе Г. Р. с целью прекращения таким способом журналистской деятельности, направленной на подготовку и публикацию в средствах массовой информации и интернет-издании критических статей относительно власти в Украине, прямо ссылаясь на указание Президента. 16 сентября 2000 г. Пукач А. П. по предварительному сговору группой лиц сообща с Протасовым Н. К., Костенко В. Н. и Поповичем А. В. захватил Гонгадзе Г. Р. на бульваре Леси Украинки, вывез его за пределы города Киева, где путем удушения убил его...”

По всему видно, что в зале судебных заседаний Алексей Пукач подтвердит предложенную следствием схему развития событий. Она будет узаконена судом и, независимо от исхода судебного разбирательства по Кучме, согласно приведенной выше цепочке, оставит в истории за Пукачем причастность к убийству.

Такова тактика продвижения “дела Гонгадзе”: в ходе судебного разбирательства над одними лицами формируется обвинение для других лиц, не привлеченных к процессу, а посему лишенных возможности ответного слова. Во время суда над Костенко, Протасовым, Поповичем, Наумцем и Мариняком свою долю вины получил Алексей Пукач. Во время суда над бывшим руководителем “наружки” легитимность как бы обретут и обвинения в адрес Леонида Кучмы.

Такая же участь и такие же последствия ожидают обвинение Юрию Кравченко. Кто допустит развал “дела Гонгадзе” на объекте, прямиком ведущим к Кучме? Тем более если генерала 4 марта 2005 г. удалось безнаказанно выбить из числа нежелательных свидетелей.

Чтобы выйти из схватки со следствием победителем, представителям стороны покойного министра, во-первых, надо добиться открытых слушаний по делу, что возможно только при публичной общественной поддержке, а во-вторых, нанять адвоката, при котором суд не сможет не услышать доказательств защиты. Впрочем, и одно и другое фактически за гранью достижимого.

А еще в распоряжении следствия есть Алексей Подольский. По всем пунктам обвинения Кучме он проходит наравне с Георгием Гонгадзе. Таким образом обеспечивается массовость “жертв” президента. Несколько лет подряд был еще третий — Александр Ельяшкевич. Но после того как помощники Бориса Березовского предоставили неоспоримые доказательства подделки фрагмента аудиозаписи, касающегося его персоны (в формате DMR, который не поддается монтажу, отсутствует приказ Кучмы о нападении на Ельяшкевича), он был выведен из этого круга и ушел в забытье.

Но два человека — все же не один, и Ренат Кузьмин делает обобщение: “Кучма преследовал цель прекратить какую-либо критическую общественную и журналистскую деятельность в его адрес”. Как-то забыв объяснить налогоплательщикам, почему при тотальной ненависти к критическому слову президент свой гнев излил только на двух из тысяч человек, остро ему оппонировавших. Почему его выбор пал на тех, чьи имена он узнал из подстрекательских нашептываний окружения, а не на тех, кого он знал по публикациям в солидной многотиражной прессе, по систематическим публичным выступлениям по телевидению, на митингах и других собраниях?

К тому же объединение дел Подольского и Гонгадзе в тандем — это создание базы для экстраполяции преступных деяний, якобы совершенных против одного, на другого. Обратим внимание: за исключением финала, в обоих случаях фигурирует одна и та же схема насилия.

И в процессе над Пукачем, и в процессе над Кучмой показания Подольского, кроме того что имеют собственную ценность, будут использованы как заменитель показаний Гонгадзе. Признания Пукача таким образом как будто будут подтверждены из двух независимых источников.

Все это в совокупности оставляет на плаву главную идеологическую линию “гонгадзегейта”, которую можно сформулировать следующим образом: при президенте Кучме по его указанию органы власти, в частности Министерство внутренних дел, жесточайшим образом преследовали журналистов и общественно-политических деятелей.

Не просто ж так Валентин Наливайченко говорит о найденных рядом с черепом, якобы принадлежащим Гонгадзе, человеческих останков с признаками насильственной смерти. Байка о кладбище, обитателями которого являются жертвы сотрудников МВД, создана для того, чтобы служить подтверждением приведенного выше посыла. Ведь, как сообщил Генпрокурор Александр Медведько в интервью “Газете по-киевски” (28.12.2009), “Пукач к этим десяти трупам 40-летней давности не имеет отношения, да и следов насильственной смерти на них нет”.

Работа защиты Кучмы, следовательно, не должна ограничиваться “пленочным” направлением. Оно, безусловно, важно. Тем более что Леонид Данилович в этом деле одновременно и цель, и средство. Его уголовное преследование на основе аудиозаписей десятилетней давности запустило механизм дискредитации всей старой политико-управленческой гвардии. Кого-то возьмут в тиски сейчас, кого-то (президента Януковича) позднее, когда подлинность аудиозаписей признает суд. О таком ответвлении “дела Гонгадзе” автор предупреждала во всех прошлогодних публикациях, посвященных этой теме.

Раскручивать динамо компромата дальше надлежит в ходе очных ставок при участии Мельниченко. Этот их скрытый смысл должны понимать все визави бывшего майора и не покупаться на ложные сигналы, которые тот испускает.

Вместе с тем необходимо поднимать другие пласты дела, в первую очередь момент похищения и убийства Гонгадзе, а также похищение и избиение Подольского. Прямо увязав два этих события с действиями, якобы имевшими место в президентском кабинете (незаконными указаниями на проведение оперативных мероприятий в отношении этих лиц, а также на применение к ним физического и психического давления), следствие якобы предоставило Леониду Кучме возможность “убедиться” в их “доказанности”.

Как бы там ни было, а распространяемые Мельниченко VIP-разговоры сотканы на реальной основе. В то время как “фабула” похищения, избиения (убийства) журналистов “реставрирована” следствием от а до я. Чтобы утвердиться в таком мнении, достаточно просмотреть приговор Костенко, Протасову и Поповичу, который с 2008 г. находится в свободном доступе в интернете. Множество изъянов этого процесса нашло отображение и в решении Верховного Суда на кассационные жалобы осужденных и их защитников, опубликованном “УП” 14.09.2010.

В этой связи обращаем внимание на стенограмму слушаний в Верховной Раде промежуточной информации Временной следственной комиссии относительно состояния расследования ряда уголовных дел (“УП” 24.12.2001 г.). С парламентской трибуны ее председатель Александр Жир озвучил показания (с примечанием “дословно”), предоставленные депутатам Алексеем Подольским. Так вот описания лиц, которые якобы принимали участие в его избиении, никоим образом не совпадают с физиономическими чертами лиц, осужденных по этому делу, — Олега Мариняка и Николая Наумца. То же относится и к обвиняемому Алексею Пукачу. Будь эти сотрудники МВД вместе с Подольским в черниговском лесу, на первичных допросах он воссоздал бы именно их портреты, а не другие.

В рассказе бывшего члена общественного объединения “Мы” имеется много других эпизодов, не вяжущихся ни со здравым смыслом, ни с объективными обстоятельствами. Некоторые несуразицы “дела Подольского” мы вскрыли в статье “Дело Гонгадзе: прелюдия с продолжением” (“2000”, №37(525), 17—23.09.2010).

Выявленные нами лжесвидетельства Алексей Подольский, надо полагать, будет повторять и на процессе против Пукача, и на процессе против Кучмы.

Стопроцентным фальсификатом является ряд “наработок” следствия, только готовящихся к судебной имплементации: обстоятельства перезахоронения “таращанского тела”, череп, идентифицированный как череп Гонгадзе, и обстоятельства его находки. Как установила “2000” (“Мигрирующий череп”, №33(472), 14—20.08.2009), информацию о нем Генпрокуратура озвучила приблизительно неделей раньше, нежели организовала видимость раскопок в лесополосе возле с. Довгалевское. Да и Леся Гонгадзе настаивает на том, что “этот череп не имеет ничего общего с моим сыном”.

Еще одна скандальная деталь прослеживается с учетом выступления экс-главы СБУ Валентина Наливайченко на “Шустер Live” 4 марта 2011 г.: кладбище человеческих останков, как бы выявленное по показаниям Пукача, появилось благодаря его подчиненным. Миссия сотрудников ГПУ, прибывших позже, свелась к протоколированию увиденного.

Словом, защите Кучмы нужно смотреть в корень. А корень, еще раз повторимся, в двух событиях — избиение Подольского и убийство Гонгадзе. Версию следствия в этом вопросе опровергают объективные данные. Их и надо взять в разработку. И только тогда можно рассчитывать на истинную точку в этом деле и на полное снятие клейма причастности к убийству. И не только с себя, но и с других обвиняемых и уже осужденных, в первую очередь с Юрия Кравченко.

В конце 2007 г., после повторного прихода “оранжевых” во власть, министр ВД Юрий Луценко, выступая перед сотрудниками министерства по случаю Дня милиции, предложил назвать именем Юрия Кравченко одно из учебных заведений системы внутренних дел, чтобы оставить память о его профессионализме и опыте. А при “бело-синем” правлении портрет Кравченко вот-вот снимут с галереи министров в здании Министерства внутренних дел.

И никого не смущает база, на которой покойному министру выдвинуто обвинение в убийстве: 1) неподтвержденные показания Пукача, несколько лет изолированного от мира и, по свидетельствам очевидцев (как ни странно, не допрошенных Генпрокуратурой), никогда прямо не контактировавшего с министром; 2) свидетельства лица, чья служба Родине заклеймена нарушением присяги, несанкционированным прослушиванием кабинета президента, нарушением режима секретности, злоупотреблением служебным положением; 3) не узаконенные судом записи из президентского кабинета.

Т. е. при полнейшем игнорировании главного принципа уголовного процесса — допустимости привлечения к уголовной ответственности только при условии доказанности вины, которая определяется наличием системы несомненных, неоспоримых, достоверных и неопровержимых доказательств совершенного лицом уголовного деяния.

Ольга ЗАГУЛЬСКАЯ