Чтобы сохраниться, элита должна измениться

Очевидная мысль о том, что любое общество не может существовать без элиты, требует как минимум двух уточнений: что такое элита и при каких условиях ее представители должны уступить место новому поколению.

С первым все просто: элита — те, кто обладает возможностью влиять на жизнь страны. То есть здесь мы говорим не только о политиках и бизнесменах всех мастей и калибров, но и о творческой интеллигенции и ученых. Для нашего разговора интересны именно две первые категории: их влияние сказывается “здесь и сейчас”, зазор между действием и последствием практически отсутствует. Именно поэтому политик и бизнесмен должны быть ответственны в своих поступках — но это идеальная ситуация, а мы живем не просто в реальном мире, а в России, где благими порывами можно если и не насмешить, то уж точно удивить.

Поэтому-то и возникает второй вопрос: при каких условиях одни представители элиты должны уступать место другим? Что может и должно послужить звонком на перемену, после которой в класс истории зайдут новые ученики? Заметьте: сейчас мы говорим не о морали. Мораль и история, как ни жаль, между собой не имеют ничего общего, иначе со Сталиным расправились бы не товарищи Чейн и Стокс, а совсем другие люди. Поэтому вопрос должен стоять так: при каких условиях элита может безопасно уйти на покой?

По сути, весь отечественный XX век является примером неправильного ответа на эту задачку. История раз за разом оставляла Россию в своей школе на второй год: то ли с нашей Камчатки плохо слышно, что там бубнят у доски, то ли что еще, а урок так и остался невыученным. Посудите сами: в минувшем столетии не было ни одного поколения элиты, которое бы ушло на покой добровольно, а не было убито, посажено, сослано или — в лучшем случае — с презрением отодвинуто в сторону. Начинаешь вспоминать — конечно же, с революции — и понимаешь, что каждые 20—25 лет вся элита практически обнулялась, начиналась с чистого листа, на который вскоре проливались то ли красные чернила, то ли не менее красная кровь. Наверное, все началось именно тогда — после революции, когда прежняя элита, хоть заклейменная презрительно “золотопогонниками”, хоть “кто тут временные — слазь”, одномоментно потеряла свое главное качество — способность влиять на жизнь страны. В тех событиях отражались и продолжают отражаться судьбы всех последующих поколений элиты.

Царский министр двора Фредерикс — чем не нынешняя должность главы администрации президента? — скрепил манифест об отречении, после чего уже при советской власти был отпущен в Финляндию, где вскоре скончался в безвестности.

Председатель Государственного совета Щегловитов (по нынешним временам — глава Совета Федерации) — расстрелян в 1918 г. в рамках “красного террора”. Министр внутренних дел Протопопов — тут название должности не изменилось — опять же расстрелян, по приговору ВЧК. Эти примеры можно множить. Кому повезло выжить, отправились в эмиграцию, как председатели Думы Гучков и Родзянко — те так и скончались в мечтах о восстановлении прежней России.

Положение обласканных властью крупных бизнесменов тоже не вечно. Взять судьбу князя Тенишева: замечательному человеку, меценату и промышленнику, к счастью, не довелось дожить до революции, но в 1917 г. гроб с его телом был вытащен крестьянами из созданной Рерихом церкви, тело осквернено, а знаменитая усадьба Талашкино, центр русской культуры, пришла в запустение. Купец Елисеев счастливо кончил свои дни в эмиграции, сумев даже сохранить капитал, но, когда пришло время распределять его немаленькие деньги, СССР забрал себе все причитающееся оставшимся в стране родственникам наследство. А от щедрот, попутно припугнув, выдал автомобиль “Победа”.

Впрочем, история была беспощадна и к новой советской элите. Пришедшие к власти большевики едва успели отпраздновать свой триумф на “Съезде победителей”, как были выкошены под корень в 1937 г. Затем — к концу 50-х — в стране произошел новый крен, и “сталинские соколы” в свою очередь оказались не у дел, уступая место новому политическому поколению, зачастую не имевшему (что принципиально важно) с ними никакой “генетической преемственности”.

Далее наступила брежневская эпоха застоя, когда ключевым признаком системы стала именно ее хрупкость. А перестройка в очередной раз катастрофически ускорила ту самую эрозию. Достаточно посмотреть на то, с какой космической скоростью сошли с исторической сцены тогдашние трибуны и вершители судеб. Кто, кроме престарелых членов КПРФ, сейчас вспомнит Егора Лигачева? А Виктора Чебрикова? Некогда всесильный глава КГБ закончил свою жизнь в охранниках. Эти и многие другие люди, когда-то определявшие судьбу страны, смогли лишь ненадолго задержаться на декоративных постах, после чего ушли в политическую и историческую безвестность.

История неслышными шагами подходит уже и к партам, за которыми сидят, как им кажется, первые ученики, деятели времен Ельцина и Путина. Первые головы уже полетели или повисли, запутавшись в собственных шарфах.

Уверен, что каждое поколение очередных небожителей считало, что уж оно-то — навсегда. Что именно про их режим Юпитер говорил в “Энеиде”: “Его же могуществу я не кладу ни предела, ни срока”. Срок тем не менее наступал, и новый Хрущев отправлялся сажать огородик в качестве персонального пенсионера, причем это была счастливая участь.

Разве можно сравнить с теми же США, где политические и бизнес-династии прочно удерживают свой статус элиты на протяжении десятилетий (а вскоре счет пойдет на столетия)? Но если США далеко, то можно обратиться и к странам БРИКС — тем самым, с которыми так любят сравнивать Россию комплементарные к строю политологи. Стабильность политической жизни Индии, ее преемственность даст нашим постоянным переворотам сто очков вперед.

Что же не так у нас, в чем причина этакой — извините — исторической диареи, когда ни одно поколение элиты не может удержать и передать свое влияние собственным потомкам (как по крови, так и по духу)? Ведь даже простейшее обеспечение будущего детей в России и то не срабатывает. Достаточно посмотреть на судьбу наследников “советской знати”, чтобы убедиться в этом. Внучка Сталина — владелица винтажного магазина в Портленде, сын Хрущева — ученый в Америке, дочь Суслова мирно живет в Австрии, племянница Брежнева — в Калифорнии, его внук занят призрачными политическими проектами. И это наиболее счастливо сложившиеся судьбы.

Думают ли нынешние вершители судеб страны, что с ними все будет иначе? Что они этакие российские Кимы, поколения которых наконец-то приживутся на нашей почве? Боюсь, привить такое чучхе в России не получится. Для него элита должна быть создана с нуля, воспитана в рабской преданности единственному господину, не иметь ничего, кроме того, что он дал ей. А мы за последнюю четверть века построили какую-никакую, а рыночную экономику, слишком многое, к счастью, успели приватизировать, хотя процесс был спешным и зачастую нечестным.

Поэтому Северной Кореи с ее законсервированной элитой в России не будет. Зато постепенно — мы видим это уже и сейчас — красивое слово “элита” начинает означать бульдогов под ковром, а вскоре и вовсе пауков в банке. Проблема заключается в том — и здесь мы, пожалуй, подходим к выходу из бестолковой и кровавой столетней школы, — что Запад с его устойчивыми элитами как на источник власти опирается на народ. Там возникает очевидная связка: он, народ (нет, не только Соединенных Штатов), становится источником власти для элиты и она же на этот народ влияет. Такое вот единство и борьба.

В нашей же системе народ источником власти никогда не был, даже в триединой уваровской формуле вместо него фигурировала так никем и не понятая “народность”. Не сыр, а сырный продукт.

Источником власти в России служит нечто совсем другое: оружие ли (в худшие времена), нефть ли (в вегетарианские), но к людям все это отношения не имеет. А значит, не возникает обратной связи. И когда ресурс подходит к концу — например, как сейчас падает цена на нефть, — взять новый источник власти неоткуда. А повлиять на нефть невозможно.

Вывод из этих рассуждений прост: если нынешняя элита хочет сохраниться, она должна измениться. Не зря все успешные развитые страны пришли к той или иной разновидности демократии, будь то парламентская республика или конституционная монархия. Здесь человечество — как в случае с таблицей Менделеева — открыло некий универсальный закон. Стремишься к устойчивому развитию? Не хочешь вдруг оказаться сметенным бессмысленным и беспощадным бунтом или осмысленным, но все равно очень неприятным дворцовым переворотом? Возьми пример с лидера (не национального). Тут-то и станет понятно, что спокойное пребывание у власти и мягкий постепенный уход на покой могут быть обеспечены только работающими демократическими институтами. Думаю, здесь перечислять их нет никакой необходимости.

В противном же случае сроки очередной эпохи уже сочтены. Истории может надоесть оставлять нерадивую Россию на второй год, рано или поздно ее просто отчислят из школы. Выбор прост.

Дмитрий ГУДКОВ, депутат Государственной думы