Война правых и левых

Кризис охватил не только промышленность, но и сельское хозяйство в целом. Кризис бушевал не только в сфере производства и торговли. Он перенесся также в сферу кредита и денежного обращения, перевернув вверх дном установившиеся между странами кредитные и валютные отношения. Если раньше еще спорили кое-где — есть мировой экономический кризис или нет его, — то теперь уже не спорят об этом, ибо слишком ясно наличие кризиса и его опустошительные действия. Теперь спорят уже о другом — можно выйти из кризиса или нет выхода, а если есть выход, то как быть дальше?

РазлиЧные вариации этого пассажа сейчас встречаются практически ежедневно. К вящей радости почитателей Иосифа Сталина: вождь всех времен и народов сказал это на XVII партсъезде еще в 1934 году. Эту речь, учитывая нынешние обстоятельства, вполне могут растянуть на цитаты всевозможные комментаторы. Спад производства, крах финансовых институтов, усиление борьбы за рынки, инфляция, протекционизм — в ней обо всем этом сказано. Содержится в ней и еще одно ценное наблюдение: финансовый кризис создает предпосылки для трумфа всевозможных популистских движений социалистического толка. Впрочем, этот пункт отмечен достаточно размыто. Между тем очень показателен такой факт: даже в США, вся история которых проникнута противостоянием всевозможным левым, годы Великой депрессии в каком-то смысле стали их звездным часом. На президентских выборах 1932 года кандидат от коммунистов Уильям Зебулон Фостер набрал более 103 тыс. голосов. Это всего 0,3% от общего числа избирателей, но такой результат стал лучшим в истории американского коммунизма — тем более что в 1929 году эта партия могла похвалиться всего лишь семью тысячами членов. Совсем неплохой результат для страны, где индивидуализм возвели в культ. Всего же левые движения (только социалистических партий было две) на этих выборах набрали 2,6% голосов, и неизвестно, как бы обернулось дело в дальнейшем, не начни Франклин Рузвельт “революцию сверху”, внося социалистические элементы в государственную машину и экономику США.

Во Франции следствием депрессии вообще стал приход к власти коалиции социалистов и коммунистов — Народного фронта, чьи социальные новшества вроде 40-часовой рабочей недели и оплачиваемых отпусков впоследствии стали стандартом, однако обернулись катастрофическим дефицитом бюджета. Характерно, что лечилось это отчасти “либеральной” девальвацией франка со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами, отчасти — наращиванием оборонных заказов. Характерно, что случившиеся два и три десятилетия спустя кризисы голлистской эпохи — связанные с событиями в Алжире и студенческими выступлениями в Париже — дали мощный толчок карьере лидера французской соцпартии и впоследствии президента Франсуа Миттерана.

В Германии Великая депрессия тоже привела к власти социалистическое правительство, хоть и с приставкой “национал”. И хотя нацистов традиционно размещают в крайнем правом секторе политического поля, их методы управления экономикой — ярко выраженный этатизм, централизация и жесткий государственный контроль над промышленным потенциалом — столь же присущи, к примеру, и марксистскому национализму кубинского образца. Режим Уго Чавеса, ставшего президентом Венесуэлы на волне кризиса местной либеральной модели, — также несет немало черт националистического социализма. Причем в большей или меньшей степени эту модель наследуют все левые режимы Латинской Америки.

Учитывая, что сейчас левые в Европе озабочены проблемой наплыва мигрантов и защиты национальных экономик не меньше, чем консерваторы, подобный синтез возможен и здесь. В конце концов, перед лицом нынешнего кризиса либеральные правительства США и государств ЕС не побрезговали такими социалистическими мерами, как национализация и государственная поддержка предприятий. Что, отметим, противоречит самому уставу Евросоюза и принципам свободной конкуренции. Такой экономический национализм выгоден левым движениям, поскольку сулит возврат к доглобалистскому обществу, где профсоюзы, потерявшие силу в эпоху транснациональных корпораций, могли диктовать свою волю правительствам. Так что не исключено, что в скором времени левый национализм станет одним из ведущих течений мировой политики, а наиболее популярными персонажами вновь станут демагоги-популисты, сулящие гражданам всеобщее благо за счет государства.

Олег ИВАНОВ