Владелец “Энергомережи” Дмитрий Крючков: Вообще не хочу говорить о Суркисах

“Пройдите по коридору от лифта ко мне”. “Пройдите еще раз”. “Нет, пройдите еще раз, но медленнее”. Так оператор телевизионной группы канала “1+1” руководит Дмитрием Крючковым на съемках документальной передачи, посвященной схемам нелегальных заработков в энергетике.

Главными антигероями этого художественного произведения станут Петр Порошенко и Игорь Кононенко, с которыми Крючков одно время сотрудничал, а впоследствии “побил горшки”.

Сьемки проходят там же, где основатель скандальной “Энергомережи” назначил интервью ЭП, — в киевском офисе юридической фирмы Equity, адвокаты которой защищают его интересы в противостоянии с НАБУ.

Кто такой Крючков? Многим его фамилия ни о чем не говорит, но в последнее время он стал одним из самых популярных “ньюзмейкеров”. 1,5 месяца назад журналисты программы “Схемы” обнародовали расследование о причастности окружения Петра Порошенко к аферам в энергетике, в котором Крючкову отводится одна из главных ролей.

Журналисты опубликовали записи телефонных разговоров, где люди, чьи голоса похожи на голоса Крючкова и Игоря Кононенко, а также братьев-бизнесменов Игоря и Григория Суркисов и других лиц, обсуждают общие интересы в энергетическом бизнесе и аферы с облэнерго. 

В начале 2016 годв УП уже писала в своем расследовании о том, как появилась компания “Энергомережа” Крючкова, и как она зарабатывала на госкомпаниях. Тогда же стало известно, что НАБУ расследует масштабные сделки  с участием “Энергомережи”. 

В апреле 2018 года Крючкова задержали в Германии. Позже он вышел из немецкой тюрьмы под залог. Через год после этих событий Крючков вернулся в Украину, где его задержали детективы НАБУ. Через несколько дней его арестовали, но 19 апреля он был освобожден после внесения залога в размере 7 млн грн. 

Особенностью компании Equity, которая защищает Крючкова, является то, что с ее совладельцем встречается и автомобилями ее сотрудников пользуется известный народный депутат Александр Грановский. За последние годы к нему плотно пристал имидж куратора судебной системы Украины, но Грановский намного многограннее.

В его активе — прекрасные отношения с Игорем Коломойским и братьями Суркисами, которые были неофициальными партнерами Дмитрия Крючкова в группе “Энергомережа”, и на сотрудничестве с которой государственные облэнерго потеряли миллиарды гривень.

Связь с Суркисами Крючков не отрицает, но рассказывать о партнерстве с братьями отказывается наотрез. Зато он куда охотнее делится подробностями ведения бизнеса с Игорем Кононенко.

Фамилию армейского друга Порошенко совладелец “Энергомережи” пренебрежительно упоминает даже всуе. Когда же речь заходит про Игоря Коломойского, Крючков преображается в уважении.С этой точки зрения интервьюер воспринимается как инструмент в вендетте лидера “Привата” с основателями БПП, но от этого разговор не становится скучнее.

Например, в ходе диалога выясняется, что за четыре года противостояния с НАБУ Крючков не был в розыске ни дня, а досудебное расследование против компании “Энергомережи” было остановлено еще два года назад.

Именно поэтому Крючков, недавно вернувшийся в Украину после трехлетней паузы, находится на свободе. В день интервью свобода вновь стала для него безграничной. В ходе встречи бизнесмен получил сообщение о возврате ему заграничного паспорта и в тот же день улетел в Германию.

Ниже — о выкупе миллиардов кредиторских долгов крупнейших энергокомпаний, встречах с Суркисами в Монако, консультациях с Коломойским, необходимости отмены “Роттердам+”, а также о соперничестве с Виталием Кропачевым за “Центрэнерго”.

Отвечать на некоторые вопросы Дмитрию Крючкову помогал присутствовавший на встрече его юрист, сотрудник Equity Александр Лысак, который ниже по тексту упоминается как Александр.

Как появилась “Энергомережа”

— В середине 2000-х годов вы были известны как владелец компаний, работающих под управлением строительной группы “Киевреконструкция”. Чем занимались после?

— Один период был одним из руководителей Ровенской облгосадминистрации. Потом стал народным депутатом (по спискам БЮТ. — ЭП). Потом вернулся в бизнес — занимался энергетикой, строительством, поставкой электроэнергии и природного газа. С нефтепродуктами никак не был связан.

— Как идентифицировать вашу сегодняшнюю бизнес-группу? Как она называется? Какие компании входят в ее состав?

— После “Киевреконструкции” я отошел от того, чтобы формировать группу. С учетом того, как выстраивались отношения между властью и бизнесом, правильней было не идентифицироваться как-то, а скрывать собственность.

— Как возник проект “Группа компаний “Энергомережа”?

— “Энергомережа” была лишь одной из компаний, которая принадлежала мне и которая торговала электроэнергией. Ее клиентами были “Укрнафта”, ОПЗ, “Укртранснефть”, химические и металлургические предприятия.

— Она изначально занималась коммерческой продажей электроэнергии?

— Компания была создана для строительных проектов. В 2013 году мы решили переориентировать ее на работу на рынке энергетики. Поменяли название и получили лицензии на торговлю газом и электроэнергией.

О том, как возник бизнес по переуступке долгов

— Как “Энергомережа” переквалифицировалась из трейдера в регулятора кредиторских задолженностей между облэнерго и промпредприятиями? (Ранее УП писала в своем расследовании о том, как “Енергомережа” скупала долги у “Центрэнерго” и Одесской ТЭЦ через связанные кредиторские компании. Долги также компания скупала у ряда облэнерго и госпредприятий — ЭП)

— У отношений, о которых вы хотите поговорить, был свой катализатор.

В конце 2014 года “Энергомережа” и ДТЭК выиграли право на импорт электроэнергии из РФ совокупной мощностью 3000 МВт. Этот объем был разделен пополам. Это был период веерных отключений электроэнергии в Украине. На тот момент “Энергомереже” уже принадлежали кредиторские требования в ряде облэнерго и часть кредиторских требований “Центрэнерго”.

— Вы договаривались с кем-то, чтобы выиграть право импорта?

— До момента получения этого права никаких договоренностей не было. После получения ко мне со стороны Порошенко поступили определенные требования по отчислению части прибыли от этой деятельности.

— Как это выглядело? Кто озвучивал эти требования?

— Это были заявления от его ближайшего окружения. Сейчас еще рано говорить о фамилиях, потому что мы находимся на стадии диалога — не НАБУ, мы не сотрудничаем с НАБУ, не готовы раздавать какие-либо показания, а с органами Антикоррупционной прокуратуры. Они понимают нашу позицию. Мы ждем результата этого диалога. Это не переговоры, это диалог.

— Как начался процесс переуступки долгов между облэнерго, компанией “Энергомережа” и промышленными предприятиями?

— Это не процесс, это обычная хозяйственная деятельность. Переуступка права требования и покупка долговых обязательств предусмотрены законодательством. Если мы говорим о переуступке долгов, например, Запорожского титаномагниевого комбината, ставшей впоследствии делом №1 НАБУ, то это долги, сформированные в 2001-2004 годах.

— Почему “Энергомережа” переключилась с обычного трейдинга на взаимозачеты и переуступку долгов?

— (Александр) Была компания “Энергомережа”. Все посмотрели, что в рамках ее хозяйственных отношений можно зарабатывать очень большие деньги. Кто-то решил убрать компанию и самим контролировать организованную структуру.

Эта история похожа на то, как убирали трейдера с поставок электроэнергии в Европу и завели на его место Ахметова: возбудили уголовные дела, посадили, выкинули. В случае с компанией “Энергомережа” то же самое. Кто-то подумал: “Зачем Дмитрий Васильевич, когда мы сами можем бабки зарабатывать?”.

— То есть мы им в течение двух лет показали, как это все делается, а потом они решили, что могут сами.

— Когда вы занялись переуступкой долгов и по чьей инициативе?

— Начали в 2013 году по собственной инициативе. Я покупал то, что было выгодно с точки зрения экономики. Сначала договаривался с Порошенко-Кононенко, потом — с акционерами предприятий. Я их знаю, поэтому имел возможность делать предложения.

Мне либо отказывали, либо мы жали руки и совершали сделку. Понятно, что они шли на это только в том случае, если им это было интересно. Это же понятно. Коломойского не заставишь где-то потерять. Никогда в жизни. Фирташ тоже не из тех людей, кто любит потерять что-то по дороге.

— Какова сумма подписанных договоров переуступки “Энергомережи” с облэнерго и промпредприятиями?

— Примерно 2,8 млрд грн, если речь идет о договорах перевода долга и примерно 4,4 млрд грн расчетов по разнице в тарифах и субсидиях.

— Это правда, что промпредприятия получали возможность списывать свои долги за электроэнергию с дисконтом до 60%?

— Было по-разному. Например, у ЗТМК Фирташа долг выкупался с дисконтом 40%, потому что долг этого предприятия перед облэнерго тянется с 2004 года.

Он подтвержден всеми решениями судов, что закреплено мировым соглашением с графиком его погашения. У ЗТМК уже была та стадия, что исполнительная служба могла прийти к нему и арестовать счет.

У Запорожского ферросплавного завода дисконт был всего 10%, потому что у него задолженность месячной давности — он мог себе позволить уйти в судебные процессы еще на полтора года. То есть у этих долгов совершенно разная ликвидность и разная позиция в переговорных процессах.

— Если вы покупали долги предприятий с дисконтами, то с дисконтами и собирались их гасить перед облэнерго. Или вообще не гасить.

— Это неправда. Свою экономику я поясняю элементарно.

Например, у ЗТМК я купил долг с дисконтом 40% в 2014 году, а погасить его перед облэнерго я должен был в 2020 году. Поскольку после этой переуступки долгов ЗТМК переходил на покупку электроэнергии от облэнерго к “Энергомереже”, эта компания получала возможность хорошо зарабатывать.

ЗТМК потребляет в месяц примерно 43 млн кВт-ч. Это на тот момент составляло 200 млн грн в месяц, что при средней рентабельности 3% приносило “Энергомереже” 6 млн грн прибыли в месяц или 72 млн грн в год.

— Правда ли, что “Энергомережа” не собиралась платить облэнерго по долгам за электроэнергию, выкупленным у промпредприятий?

— Мы вам предоставим постановление Генпрокуратуры. Там отражено, что все заключенные договора выполнялись согласно графикам до момента, пока НАБУ у нас не арестовало 238 млн грн на счетах. НАБУ все счета арестовало, чем фактически заблокировало работу компании по банковским операциям.

— В процессе подписания договоров о переуступке долгов с облэнерго вы встречались с главой НКРЭ Дмитрием Вовком?

— Конечно, встречался. Он как регулятор определял режим работы распределительных счетов облэнерго: сколько денег у них останется, а сколько они должны отчислять ГП “Энергорынок” согласно установленному алгоритму.

— Вы с ним дискутировали о том, сколько у облэнерго останется денег?

— Я с ним не мог дискутировать на профессиональном уровне. Он издавал постановления НКРЭ, которые отбирали деньги у облэнерго, а мы шли в административный суд и признавали действия НКРЭ незаконными.

После этого мне звонил Кононенко с просьбой отозвать иски, потому что если судом установлена незаконность действий главы комиссии, то это уже его служебное и профессиональное несоответствие. Мы во многих процессах, дойдя до конца, были вынуждены подавать заявления в суды и отзывать.

— Получается, вы защищали экономику облэнерго: просили у комиссии оставить облэнерго больше денег от тарифа, чем того хотел регулятор.

— Регулятор отбирал больше по той причине, что ему были нужны деньги на “Роттердам+”. Вы же понимаете, что энергорынок — это поступления от облэнерго и независимых трейдеров и отчисления в пользу генерирующих компаний, в том числе “Центрэнерго” и станций ДТЭК.

О роли Суркисов, Кононенко и Порошенко

— “Энергомережа” — в процедуре банкротства. Это самобанкротство?

— В законодательстве такой трактовки нет, но да, я крупный кредитор Одесской ТЭЦ, которая была инициатором банкротства “Энергомережи”.

— Она находится в этой процедуре для того, чтобы вы могли сохранять контроль над предприятием, или задача — ликвидировать компанию?

— Мы совершенно не хотим ликвидации. Мы хотим заблокировать беспредел, который по отношению к компании совершает НАБУ, включая аресты счетов.

— Как тут помогает банкротство?

— Если НАБУ захочет что-то сделать, то оно встанет в длинную очередь кредиторов и будет там далеко не первым и не третьим.

— Кто базовый кредитор “Энергомережи”?

— Фирташ, Коломойский, Суркисы. Их промышленные предприятия.

— (Александр) Они будут формировать очередь кредиторов.

— На каком этапе в бизнес “Энергомережи” вошли Кононенко и Суркисы?

— Суркисов там не было и нет. То, что фигурирует в записях программы “Схемы”, — это фрагменты. Суркисы — акционеры “Запорожьеоблэнерго” уже 16 лет, также они небольшие, по сравнению с Коломойским, акционеры Запорожского ферросплавного завода и акционеры “Днепроспецстали”.

Это как минимум, поэтому мое общение с ними никак не связано с деятельностью, прибылью и расчетами “Энергомережи”.

— Как грамотно описать роль Суркисов в “Энергомереже”?

— Я вообще не хочу говорить о братьях Суркисах.

— С чем это связано?

— С деликатностью.

— Тогда расскажите про Кононенко. Какова его роль в “Энергомереже”? Как вы вышли с ним на это сотрудничество?

— Они были заинтересованы в получении дополнительных доходов с ряда предприятий, где есть государственная доля собственности. Зайдя с ними в соглашение, я получал свою часть доходов, управляя бизнесом. Я получал как бизнесмен, а они получали как кураторы, чиновники.

— О каком долевом распределении прибыли шла речь?

— В зависимости от обстоятельств их доля была 50% или 75%. Их участие выражалось не в денежных вложениях. Деньги были мои. У них стабильный административный ресурс — НКРЭ, Фонд госимущества, ГФС, главы обладминистраций, бюджетный комитет Верховной Рады, который возглавляет Павелко. Дальше пальцы загибать? Все фамилии и так известны.

— В процессе сотрудничества по “Энергомереже” вы встречались с Кононенко лично или через посредников?

— Лично. Какие посредники?

— Каким был предмет этих дискуссий?

— Не о художественном театре. Рабочие вопросы: что нужно, какая проблематика, куда нужно позвонить, какие команды дать. Любой экономический либо административный вопрос, даже законный, может решаться либо месяц, либо 15 минут при помощи двух телефонных звонков.

— В течение этой деятельности у вас были отношения с Порошенко?

— Да.

— Как можно описать предмет этих встреч?

— Были переговоры на уровне стратегии. Не преувеличивайте роль Кононенко как самостоятельного бизнесмена, интеллектуальной или административной единицы. Там была построена вертикаль подчинений гораздо покруче, чем при Януковиче. Ключевые решения принимал только один человек.

Кононенко мог позвонить главе НКРЭ Вовку, губернатору (главе ОГА. — ЭП). Он принимал решения, к примеру, о покупке Одесской ТЭЦ. Я лично купил 100% конкурсной кредиторской задолженности Одесской ТЭЦ у “Укртрансгаза”.

Как вы понимаете, без конкурса, по номиналу векселя “Укртрансгаз” мне бы просто так не продал. Я бы их тоже не покупал, если бы у меня не было принципиальных договоренностей и понимания того, как дальше работать.

— При покупке “дебиторки” “Укртрансгаза” вы согласовывали свои позиции с Андреем Коболевым или с главой “Укртрансгаза”?

— “Укртрансгаз” не подчиняется Коболеву. Решение не требовало согласования с ним. Я покупал у “Укртрансгаза” долговые обязательства Одесской ТЭЦ, к которым “Нафтогаз” не имеет отношения. Я их приобретал по номиналу, копейка в копейку купил, платил деньгами, без всяких дисконтов.

 

О покупке “Центрэнерго” и фамильярном тоне Виталия Кропачева 

— Вы также скупали долги “Центрэнерго”. Сколько вам их принадлежит?

— Мои совокупные требования к “Центрэнерго” составляют около 1,32 млрд грн. Если говорить о конкурсной кредиторской задолженности (долги, признанные судом в процедуре банкротства. — ЭП), то мне принадлежит контрольный пакет в комитете кредиторов. Там всего конкурсных долгов 2004 года 136 млн грн, из которых мне принадлежит больше половины. Остальные конкурсные долговые обязательства принадлежат ДТЭК и “Укрнафте”.

— Вы хотели участвовать в приватизации “Центрэнерго”?

— Я хотел участвовать в приватизации “Центрэнерго”, имея колоссальные дополнительные бонусы в виде комитета кредиторов и возможности влияния на арбитражного управляющего и комитет кредиторов, с которыми по законодательству должны быть согласованы все сделки.

То есть никто не “запрыгнет” в “Центрэнерго”, потому что понимает: купив госпакет акций за 6 млрд грн, он покупает билет на войну.

— Вы скупали долги “Центрэнерго” как представитель Кононенко?

— Кононенко вообще не вложил туда ни копейки. Я скупал кредиторскую задолженность “Центрэнерго” с 2013 года. Нам также принадлежит контрольный пакет конкурсных кредиторских требований ПАО “Черкассыоблэгнерго” и ряда других компаний.

По “Черкассыоблэгнерго” — особый конфликт и предмет отдельного разбирательства. Сразу по окончании первого тура президентских выборов, когда стали очевидны результаты Порошенко, менеджмент Кононенко организовал вывод из компании 1,27 млрд грн, то есть 48 млн долл, путем фактического списания обязательств ПАО “Азот” Фирташа.

Оперативное и публичное расследование этих действий, совершенных в период между первым и вторым турами выборов, — одно из наших с Александром требований в диалоге с Антикоррупционной прокуратурой.

Аналогичная ситуация с “Центрэнерго”, “Укргидроэнерго” и “Укрэнерго”.

— Пакет акций “Центрэнерго” оценивался 6 млрд грн. Ваша компания “Баланс груп” была претендентом на приватизацию, но не пришла на конкурс. Есть ли у вас 6 млрд грн и почему вы не пришли на конкурс?

— Во-первых, нас не допустили к конкурсу. Учредителем “Баланс груп” является российский трейдер, акционером которого я являюсь (по данным источников издания, речь идет о московском АО “Эксим энергосбыт”, которое занимается торговлей электроэнергией в РФ. — ЭП).

Во-вторых, ФГИ отменил конкурс, так как суд не удовлетворил ходатайство о прекращении процедуры банкротства “Центрэнерго”.

Мне заранее было известно, что не будет никакого конкурса: предприятие, которое находится в процедуре банкротства, не может быть приватизировано. Подав заявку, мы не задорого купили себе возможность оспаривать в судебном порядке возможные незаконные решения, будучи участником приватизации.

Одно дело — предотвратить ситуацию, другое — догонять уезжающий поезд. Мы таким образом застраховались в части защиты своих интересов.

— У вас есть 6 млрд грн для покупки акций?

— Давайте на эти темы не будем. Скажем так: у меня есть коллеги и партнеры, у которых личное состояние с девятью нулями и впереди не единица, и к которым можно обратиться. За себя не хочу говорить.

— Претендуя на “Центрэнерго”, вы вступаете в конфликт с Виталием Кропачевым. Вы это понимаете?

— Я вообще не знаю, кто это. Знаю, что это подчиненный Кононенко, а лично с человеком не знаком. Я читал интервью этого господина, где он говорит: “Мы покупали “кредиторку” у Димы”. Такой фамильярный тон.

Я этого господина даже не знаю, никто ему ничего не продавал. Еще я читал интервью, где была его фраза: “Кто сказал, что я не куплю “Центрэнерго”?”. Хочу спросить у этого джентльмена: “А кто сказал, что ты купишь “Центрэнерго”? Кто тебе такое сказал вообще, и где ты сегодня?”.

— Вы скупали долги Одесской ТЭЦ сами или в партнерстве с Кононенко?

— Договоренности с ним были, а деньги были мои.

— Когда вы виделись последний раз с братьями Суркисами?

— Наверное, в Монако в 2018 году.

— Это, видимо, был Игорь.

— Видимо, вы правильно понимаете.

О “халатности” Холодницкого, и почему НАБУ не передаёт дело в суд

— Расскажите, как вы очутились в Германии и почему были задержаны.

— Это был апрель 2018 года. Я имел деловую встречу в Женеве. На следующий день в девять утра у меня была назначена следующая встреча в Вене. В Женеве аэропорт находится в городской черте, движение воздушных судов ограничено. По-моему, в восемь вечера закрывается аэропорт.

Так как у меня встреча закончилась поздно, я сел за руль и из Женевы ехал в Вену, пересекая территорию Германии. В Баварии я превысил скорость на 150 км/час. Меня догнала и остановила полиция. В их базе данных фигурировала информация от украинского НАБУ, что меня якобы разыскивает Интерпол.

Меня задержали, после чего дали возможность связаться с защитниками. Мы сделали запрос в центральное бюро Интерпола во французском Лионе.

В течение нескольких дней получили ответ из Лиона о том, что я не являюсь субъектом розыска, что в 2016 году Интерпол официально отказал Украине в моем розыске и задержании. До выяснения дальнейших обстоятельств мне установили денежный залог, который был заплачен. И все.

— С момента задержания в Германии вы были ограничены в свободе?

— Нет, я был в Швейцарии, Австрии, Израиле и других странах. Суд обязал меня не покидать территорию Германии без разрешения. Если у меня была встреча в Цюрихе, я обращался в суд и получал разрешение. Оговаривались четкие сроки. Я получал разрешение, к примеру, на неделю и уезжал.

— В сентябре 2017 года НАБУ остановило досудебное расследование “в связи с сокрытием подозреваемого от органов следствия”.

— (Александр) Да, там написано, что было приостановлено досудебное расследование.

— По факту меня никогда не было в розыске ни в Украине, ни в Европе. Когда я был задержан в Германии, я был отпущен. За этот период НАБУ и Генпрокуратура подали в Германию заявление на мою выдачу в рамках так называемых двухсторонних договоров взаимопомощи, но это же немцы.

Они сказали: “Мы в любом случае вас не выдадим”. У меня еще и паспорт политического беженца, который категорически исключает выдачу стране, которую я покинул, без личного согласия. Однако в рамках договоров двусторонней помощи они были обязаны соблюдать процедуру, из-за чего на меня и были формально наложены ограничения по части передвижения.

— То есть с момента задержания вас никто не искал в Украине?

— Мы еженедельно обращались в МВД и получали ответы, что я не нахожусь в уголовной базе розыска Украины. Не было меня и в базе розыска Интерпола.

— Означает ли это, что Холодницкий заочно снял все вопросы к вам?

— Это не Холодницкий, это Сытник. Холодницкий просто допустил халатность, не проверяя документы, которые предоставляло ему НАБУ. Холодницкий или его сотрудники — нам это не известно. Мы опираемся на факты фальсификации документов следствия, которые озвучивает Александр Лысак.

— Это умышленная халатность или искусственная?

— Мы с Александром оцениваем это больше как непрофессионализм.

— (Александр) Нам тяжело сказать со стороны. Если они уверены, что они правы, то что они делают четвертый год с этим делом? Четвертый!

Если вы уверены в своей позиции, направьте производство в суд. Вы, наверное, впервые видите людей, которые просят “направьте”. Они не хотят. Если НАБУ не хочет направлять, значит, у него чего-то не хватает. Зачем тогда было вручать подозрение? Вы для начала соберите доказательства.

Я вам расскажу одну вещь, чтобы вы понимали конструкцию “преступления”.

Вот Дима — директор предприятия. У него есть договора, которые регулируются гражданским кодексом. Содержание договоров на соответствие законодательству проверял ФГИ. После этого подписывались документы, проводились транзакции. Договора регулируются законодательством и согласовываются высшим органом государственной власти по надзору.

Ни к кому претензий нет, кроме Дмитрия, что он подписал. Он не возражает, что подписал. Как же так? Представители ФГИ согласовывали договора, значит, они должны быть соучастниками преступления, но к ним претензий нет, все нормально, все хорошо. Возникает вопрос: в чем тогда проблема?

— У меня был вопрос, почему так долго длилась ваша экстрадиция из Германии, но получается, что экстрадиции вообще не было?

— Я подал заявление на возврат самостоятельно 8 марта. Есть процедура.

Я под присягой подтвердил свое добровольное решение, а сторона защиты отказалась от существующего правового статуса. Украина месяц не желала моей выдачи. Они не хотели получить здесь показания накануне голосования. Хотя мы не собирались давать показания, мы и сейчас их не даем.

— Показания против кого?

— Показания перед выборами в отношении участия Порошенко и товарищей в бизнесе предприятий, имеющих государственную долю в собственности. Когда начались журналистские расследования, они уже были вынуждены это сделать, а мы с органами следствия НАБУ не сотрудничаем по сей день.

— Вы упоминали, что у вас есть паспорт политического беженца. Расскажите, пожалуйста, про этот паспорт.

— Это международный паспорт. Он выдан РФ, но по согласованию с европейской стороной. Просто я находился на тот момент на территории РФ.

Это паспорт для перемещения между границами — я без виз пересекаю границу. Он имеет статус согласно Конвенции о правах беженца от 1958 года. Во всем мире таких паспортов примерно 1 200 штук.

Возвращаясь в Украину, под присягой суда Германии я отказался от прав, которые дают этот статус и паспорт. Это было требование немецкой стороны.

— Если вы сами инициировали свое возвращение в Украину, то вы наверняка возвращались под гарантии неприкосновенности. Кто их дал?

— У меня были предварительные консультации, но гарантий никто не давал, об этом речь не шла. Мне наоборот предлагали государственную охрану, от которой мы с защитниками отказались, у нас своя охрана. Я понимал, что мне как альтернативу дадут денежный залог, мы были готовы на любую цифру.

— Вашему возвращению содействовали Суркисы и Коломойский?

— Братья Суркисы были категорически против моего возвращения. У Игоря Валериевича я спрашивал мнение, но речь о гарантиях с его стороны не шла.

— Как так получилось, что вместо 346 млн грн залога, о которых для вас просило НАБУ, суд установил7 млн грн? Кто внес эти деньги?

— (Александр) Я лично внес. Это мои деньги. Они задекларированы. С них уплачены налоги. Все равно же деньги вернутся обратно. Это гарантия обеспечения выполнения обязательств, не больше.

— Мы были готовы на большую сумму. Мы понимали, что максимальный риск — это сумма, которую предъявит НАБУ. Сейчас это уже около 1,8 млрд грн. Так как мы имели свои юридические доводы, сумму залога удалось снизить.

— Если бы суд определил залог 346 млн грн, вы бы нашли такую сумму?

— Мы бы нашли способ внести.

— (Александр) Я скажу проще, как мы видели эту ситуацию. Мы приехали только для того, чтобы разобраться в ближайшее время с этим делом.

Мы считаем, что там нет перспективы для суда. Мы готовы были внести залог. Понятно, что мера пресечения будет устанавливаться исходя из предоставленных доказательств НАБУ, потому что изначально было решение следственного судьи о задержании на 48 часов.

Мы прогнозировали вариант, что будет арест с альтернативой внесения денежного залога. Вопрос — какая цифра. Когда была определена сумма, мы решили вносить быстрее, чтобы Дмитрий быстрее выходил из СИЗО, занимался рабочими моментами, а мы помогли следствию, чтобы оно быстро разобралось в этом деле. К сожалению, никто не хочет заканчивать это дело.

— Почему НАБУ не передает дело в суд и не закрывает его?

— (Александр) У них не хватает доказательств, а само уголовное дело являлось поводом для начала диалогов с Димой.

— Знаете ли вы, что Суркисы намерены активизироваться по процессу возврата денег, отобранных у них при национализации Приватбанка?

— Это личное дело братьев Суркисов. Ни один, ни второй не оказывают мне ни финансовой, ни моральной помощи. Мне оказывает помощь Александр Лысак, а Суркисы к этому не имеют никакого отношения. Даже на 0,01%.

— Какова причина вашего конфликта с братом Леонидом Крючковым?

— В основе лежит бизнес. Человек решил, что он уже участник высшей лиги, наверное. Я не хочу комментировать слова Леонида. Мы давно не общаемся. Он выбрал свой путь в жизни, свою стезю и идет по ней.

 

— Леонида тоже периодически видели в Администрации президента. Возникает вопрос: как два человека, конфликтующие между собой, имели дело с одними людьми в Администрации президента?

— Я не имею ничего общего с какими-то бизнес-проектами Леонида.

— Что у вас осталось от бизнеса?

— У меня сохранилось все. Мы официально акционеры в десятке компаний в ЕС, акционеры энергетических трейдеров в РФ, акционеры и кредиторы компаний в Украине. Даже руководители, к примеру, ПАО “Черкассыоблэнерго”, судом восстановлены в должности.

Мы не торгуем с Украиной углем, как Кононенко, не торгуем деталями вооружений, как Гладковский, мы ведем публичный, официальный бизнес.

У нас есть чем заниматься. Сам факт существования проблемы в виде уголовного преследования заставляет нас уделять этому вопросу много времени. Как сказал Александр, мы сами инициируем передачу дела в суд.

Это абсурдная ситуация, но мы в суде не оставим от НАБУ камня на камне. Мы в своей позиции уверены на 110%. А вот почему в суд не идут они — это уже вопрос, подвисший в воздухе. Это вопрос для журналистов.

— Как относиться к информации о том, что вы имеете поддержку со стороны Коломойского, благодаря которой вы вернулись в Украину и можете рассчитывать на положительное решение суда?

Например, есть информация, что юридическая компания Equity связана с Александром Грановским, который дружит с Коломойским.

— Нет, она, насколько мне известно, никак не связана с Грановским.

Александр Лысак — один из партнеров этой компании. Я 15 лет общаюсь с Александром. У нас личная, доверительная, многолетняя история взаимоотношений. Александр имеет своих партнеров, я имею своих партнеров, но эти отношения никак не влияют на нашу с ним историю. Это первое.

Второе. Игорь Валериевич — многогранный, грамотный и продуманный человек. От имени Коломойского может говорить только Коломойский.

Об Ахметове и “Роттердам+”

— Стоит ли от вас ждать новой активизации на энергетическом рынке, новых способов ведения бизнеса с дистрибуцией? Никуда же не делись кредиторские долги по Одесской ТЭЦ, “Центрэнерго”.

— Для начала должен открыться и работать новый рынок электроэнергии. Открытый рынок — это прямые договора. Это совершенно другие конструкция и принципы, физика процесса совершенно другая.

В ближайший год оптовый рынок электроэнергии должен перейти на прямые договора.

Украинский рынок к этому категорически не готов, потому что люди будут получать платежки по 20 грн за кВт-ч.

Возникшие неплатежи, очевидно, вызовут глобальный кризис во всех отраслях народного хозяйства Украины.

Новый глава государства как субъект законодательной инициативы должен выступить с требованием отложить определенные мероприятия по вводу нового рынка, открытого рынка.

Само собой, нужно отказаться от “Роттердам+”.

Что такое “Роттердам”? Для ничего не понимающего человека это цена на уголь. Да черта с два. Это формула, которая определяет стоимость электроэнергии для конечного потребителя — населения и промышленности.

Чтобы отменить только “Роттердам+”, необходимо принять ряд не только нормативных, но и законодательных актов. Ведь действующий состав НКРЭ —креатура вертикали Порошенко и товарищей. Последние их решения, в частности, по тарифам “Укргидроэнерго”, свидетельствуют, что после смены состава НКРЭ политика не поменялась абсолютно.

— То есть вы в оппозиции к Ринату Ахметову.

— А мы что — с ДТЭК детей крестили? Мы говорим о бизнесе. У них может быть своя позиция, но у них позиция сделать рынок под себя и зарабатывать самим, пастись на этой лужайке. Не могут 38 млн человек кормить одного.

Нельзя закладывать на нормативном и законодательном уровнях на десятилетия вперед нормы, которые позволяют обогащаться одной группе. Мы не про персоналии говорим, мы говорим про одного участника рынка.

— Мы являемся свидетелями того, как заканчивается власть Порошенко. Через пять лет может закончиться условная власть Коломойского. Не пугает ли вас, что позиция противопоставления себя Ахметову, доказавшему свою непотопляемость, недальновидна?

— Я себя не противопоставляю Ахметову. Мы маленькие люди.

Мы имеем свою профессиональную точку зрения, которую в состоянии не только объяснить и доказать, но и отстоять. Мы себя на уровень Ахметова ни в коем случае не возносим, но есть очевидные вещи. Очевидные вещи — белое называть белым, а черное — черным. Здесь не должно быть подмены понятий.

— Если рынок перейдет на прямые договора, исчезает ручное регулирование тарифа, в том числе для ТЭС. Соответственно, “Роттердам+” уйдет сам по себе. Как это согласовывается с тем, что мы должны отложить реформу энергетического рынка?

— В России открытый рынок работает уже пятнадцать лет. Не к тому, что я русофоб. Я просто знаю тот рынок. На шестнадцатом году они вносят десятки изменений в свою нормативную базу, а мы хотим перейти на рынок прямых договоров, используя нормативную базу России пятнадцатилетней давности.

Дмитрий РЯСНОЙ