В инноград, мин херц!

Уже было в российской истории, когда Дума, кряхтя, сопя и прея в шубах, соглашалась на создание на клочке Подмосковья иной жизни. И вот что вышло.

“Ворота раскрылись, и Алексашка очутился на Кукуе, в немецкой слободе. Приветливый свет из окошек небольших домов падал на низенькие ограды, на подстриженные деревца, на стеклянные шары, стоявшие на столбах среди песчаных дорожек. В огородах перед домиками белели и чудно пахли цветы. Кое-где на лавках и на крылечках сидели немцы в вязаных колпаках, держали длинные трубки. “Мать честная, вот живут чисто”, — подумал Алексашка, вертя головой сзади кареты. Все было мирное здесь, приветливое: будто и не на земле, — глаза в пору протереть”.

Останься, райское виденье — мечта президента. Раскрываются ворота, а там немцы в колпаках, английские судьи в мантиях, гонконгские брокеры в белых рубашках с закатанными рукавами, японцы каждое утро будто из парикмахерской, скандинавы с инструкциями для котов, американцы с аппетитными картонными стаканчиками кофе и психотерапевтом по четвергам. Мусор сортирован по контейнерам, цветы — по клумбам. Ни гаишников с палками, ни пацанов на “девятках” с пивом, ни пенсионеров с авоськами, ни Лужкова с Батуриной. Мать честная, будто и не на Земле.

Физические носители модернизации и тогда, и сейчас — иностранцы, она у них записана на жестком диске. Поэтому инноград — он же у нас одновременно иноград, иностранный город. Но брали в нее на работу и русских. “О, ты изрядный мальчик. Возьмешь мыла и вымоешься, ибо ты грязный. И тогда я тебе дам платье”. А также смартфон, айпэд и электромобиль. “Неподалеку на озерце играла музыка и задорно визжали немки”.

Часть правящей верхушки России на рубеже XVII—XVIII веков остро переживала отставание страны и нехватку инноваций для модернизации. В качестве носителей этих вечных ценностей приглашали “немцев”, к которым и прилагались визжащие немки. Хотя большинство из них были голландцы, отвязные тогда, как и сейчас, а потому бесстрашные, и близкородственные шведы.

Иностранцы в Москве жить среди русских не хотели, потому что боялись (даже голландцы). А русские не хотели рядом с иноверцами, потому что соблазн. В результате, иностранцев поселили возле царского сельца Преображенского, за тогдашним МКАДом — Земляным городом. Так возникла новая Немецкая, или Иноземная, она же Инновационная слобода Кукуй — скоро разросшаяся, как пишет историк Ключевский, “в значительный и благоустроенный городок с прямыми широкими улицами и переулками, с красивыми деревянными домиками. Разноплеменное, разноязычное и разнозванное население пользовалось достатком и жило весело, не стесняемое в своих обычаях и нравах. Это был уголок Западной Европы, приютившийся на восточной окраине Москвы”.

Через инноград Кукуй пришли следующие инновации: часы механические — с гирями и заводные, зеркала стеклянные (раньше смотрелись в начищенную сковороду или в таз с водой), мушкеты, шпаги, полки иностранного строю (вместо стрельцов) и строевой шаг, риторика, аптечные склянки и весы, лечебники, портреты, вилки трехзубые, обеды за одним столом с дамами, танцы возле стола с ними же, комоды и шкафы вместо сундуков, трубы и скрипки, “комедийные действа” (они же — для противников инноваций — “бесовские игры”), трубачи и скрипачи, кареты на рессорах (вместо прежних носилок и возков), компас, словари, карты — географические и игральные.

“Теперь, — пишет Ключевский, — подражая иноземным образцам, царь и бояре в Москве начинают выезжать в нарядных немецких каретах, обитых бархатом, с хрустальными стеклами, украшенных живописью; бояре и богатые купцы начинают строить каменные палаты на место плохих деревянных хором, заводят домашнюю обстановку на иноземный лад, обивают стены “золотыми кожами” бельгийской работы, украшают комнаты картинами и часами”. Нынешние-то бояре больше запястья часами украсить норовят. Хотя на некоторые боярских руках они такого размера, что, может, и стенные. А каменные палаты и нарядные немецкие кареты — пройденный этап, есть они у бояр наших уже. Ну и слава богу, чему-то уже учить не надо.

Инновации перенимали, бывало, с русской широтой и с поправкой на наши широты. Царь Алексей своему любимцу, воспитателю и потом свояку боярину Б.И.Морозову подарил карету, обтянутую золотой парчою, подбитую дорогим соболем и окованную везде вместо железа чистым серебром — даже толстые шины на колесах были серебряные. У немцев сколковских таких не было и сейчас нету. Но и в том есть польза.

Историк Соловьев так описывает русский путь инновации. “Первоначально, заимствуя западноевропейский комфорт, они думали, что им не понадобится усвоять чужие знания и понятия”... Но потом “стали понемногу и смутно чувствовать те духовные интересы и усилия, которыми они были созданы, и полюбили эти интересы и усилия”. В общем, “Мерседес” уже полюбили, осталось полюбить “знания, интересы и усилия”, которые к нему привели. Судя по недавнему посту на Slon.ru, миллионера Полонского, еще не полюбили. Но любовь зла, может, стерпится.

И главное: на берегу Яузы во второй половине XVII в. в Инограде в Кукуе была открыта одна из первых в Москве мануфактур — мануфактура Альберта Паульсена. Инновационное высокотехнологичное производство с передовой организацией труда.

Проблем со слободой было, собственно, две. Россия что тогда, что сейчас — место далекое и страшное. Поэтому ехали туда не то чтобы успешные топ-менеджеры с карьерными перспективами в головном лондонском офисе. В роли инноваторов оказывались иногда всякие авантюристы, забредшие срубить бабла. Тот же Лефорт, хоть и умывался по утрам и вечерам, был не сильно грамотнее изрядного мальчика Алексашки Меньшикова, с которым, как и с Петром, он переписывался на инновационном русском. Вот эсэмэска, которую Лефорт отправил Петру в 1796 г., уже 20 лет прожив в России: “Slavou Bogh sto ti prechol sdorova ou gorrod voronets. Daj Boc ifso dobro sauersit i che Moscva sdorovou buit”. “Здорову быть”. Матка, курка, яйки. Русский женьщин карашо. Петр исправно платил своему Лефорту за поставки с Запада втридорого против того, что можно было найти на свободном рынке. Зато с ним не скучно.

Историк Костомаров: “Они не заметили, что у себя в Немецкой слободе они знались с отбросами того мира, с которым теперь (во время Великого посольства) встретились лицом к лицу в Амстердаме и Лондоне, вторгнувшись в непривычное им порядочное общество”. Смельчаки-иностранцы, решившиеся поселиться и зарабатывать в России, оторванные от семейного надзора и иерархии родного социума, снимали стресс загулом, а наши приняли это за западный этикет.

Вторая трудность: жизнь в иннограде не всегда спасает от столкновения с русской действительностью. С.Соловьев рассказывает историю. За приезд в Россию назначен был шотландскому майору Патрику Гордону подарок 25 рублей чистыми деньгами и 25 рублей соболями. Иностранец не знал обычая, что для получения этого подарка надобно прежде “подарить дьяка”. Это вы сказали “откат”. Гордон пришел к дьяку за подарком — тот отговаривается пустяками, Гордон бранится — все напрасно. Гордон к боярину с жалобою, боярин велит дьяку выдать подарков, но тот не выдает.

Гордон обиделся и объявил, что хочет домой, в отпуск, а на деле задумал выбраться из России. В Иноземном приказе испугались и выдали ему свидетельство для получения денег и соболей. Гордон заупрямился, не хотел брать подарка, все толковал об отпуске. Но ему внушили, что просьбою об отпуске он только может погубить себя: он католик, приехал из Польши, с которою идет война, и сейчас же хочет опять уехать — ясно, что приезжал как шпион, и вместо отпуска познакомится, пожалуй, с Сибирью. Гордон испугался, взял подарок и остался в Москве в Немецкой слободе.

Хоть всякое бывало, но из инновационной слободы в Кукуе Петр начал модернизацию всей прочей России, довольно успешную. Вот она, готовая метафора для придворных Горациев. Восторг внезапный ум пленил. Медведев — Петр, впоследствии — Великий. Очень приятно, царь. Дум великих полн. А что ростом не колокольня, глас не зычен и даже не трубен, глазами не вращает, так и Наполеона на коня кавалергарды начальных классов подсаживали. Но даже если и сошлет он Батурину, как царевну Софью, на вечное поселение в Новодевичий без права перестройки, все равно чего-то не хватает.

А потому что сравнение неправильное. Петр так слился с Кукуем, что мы и забыли: иноземную-то инновационную слободу создал совсем даже и не он. Появилась она не при Петре, а при более скромных, робких и осторожных модернизаторах: зачаточная Старая еще в XVI веке, а уже Новая иноземная слобода, настоящий инноград — при Алексее Михайловиче, прозванном Тишайшим. Очень приятно-с, царь-с.

А Петр туда бегал маленький с кудрявой головой. Кататься по горке ледяной, стрелять из мушкета под руководством иноземного мастера Зоммера, курить трубку и ради прочих детских забав. А потом подрос и, как умел, распространил забавы, быт, нравы и экономическую модель инновационной слободы на всю Россию.

В чем и было ее, слободы, непреходящее историческое значение — что будущему решительному инноватору было куда бегать и на что поглазеть. Мы вот, может, ничего не подозреваем, пьем йогурт, примеряем на Медведева костюм Петра (приходится подшивать), а может, там уже бегает кто-то нам неведомый, слушает лекции Лефорта, кадрит Анну Монс.

В конечном счете, главной инновацией первого русского иннограда стал новый русский царь западного образца. Может, и с нынешним так получится. Ежели у Сколкова будет такой результат, то Кукуй Дмитрия Анатольевича, да и прежний, Алексея Михайловича, построен не напрасно.

PS А еще такое предположение: если царствование Дмитрия Анатольевича будет недолгим и совсем неуспешным, то удалится он в свою иноземную слободу и станет главой маленькой, но уже такой модернизированной России.

Александр БАУНОВ