Сталинский проект: На пути к войне

В серии статей, посвященных наследию советского периода нашей истории, невозможно обойти особенности предвоенной внешней политики. Неожиданные повороты внутренней политики, последствия которых мы обсуждали в материалах о советской экономике, индустриализации и номенклатуре, сказывались и на отношениях страны с внешним миром. Внешняя политика была продолжением внутренней в глубинном смысле — она была продолжением действий Сталина, направленных на установление системы личной власти, на уничтожение потенциальных соперников, на создание, а потом и “выявление” врагов. Противоречия этой игры, часто не объяснимые извне, были одним из факторов, приведших мир к Второй мировой войне.

Расхождение публичной риторики и внутреннего содержания, которое часто ставит нас в тупик в современной России, было характерной особенностью советской внешней политики почти с самого начала. Москва действовала за границей двумя руками. Наркоматы иностранных дел и внешней торговли в меру возможностей устанавливали государственные и хозяйственные отношения Советской России с другими странами. Но в этой сфере, как и во всех других, у исполнительной ветви была мощная идеологическая параллель. Коммунистический интернационал — расположенная в Москве организация, объединявшая компартии многих стран, — был вторым и во многом более эффективным инструментом влияния СССР в мире. Резиденты Коминтерна направляли подрывную работу местных компартий, а агенты разведки похищали и уничтожали лидеров антисоветских организаций. И хотя Наркомат иностранных дел иногда жаловался в Центральный комитет партии на “активные операции” коминтерновцев и сотрудников спецслужб за границей, ведомства, как правило, координировали свои действия (Системная история международных отношений в 4 тт. под ред. А. Д. Богатурова. 1918-2000. Т. 1. М., 2000, с. 156).

Чем дальше, тем больше Коминтерн становился проводником фракционных интересов лично Сталина. Именно поэтому лидеры иностранных коммунистических партий (например, венгр Бела Кун) и даже целые партии (например, польская) становились жертвами постоянно менявшихся тактических установок кремлевского вождя.

Борьба с “социал-фашистами”

Ключевой международной проблемой конца 1920-х — начала 1930-х гг. был выбор пути развития стран, проигравших в Первой мировой войне, — Германии, Австрии и Венгрии, а также стран, чувствовавших себя обиженными при послевоенном разделе, подобно Италии. Италия и Венгрия с начала 1920-х гг. строили авторитарные государства, ориентированные на реванш. Ситуация в Австрии и Германии была неопределенной: реваншистам и националистам противостояли умеренно либеральные партии и социал-демократы, опиравшиеся на традицию парламентаризма. Исход внутриполитической борьбы в этих странах во многом зависел от позиций местных коммунистов, а коммунисты ориентировались на указания Москвы.

В Москве же царила догматическая вера в то, что мир вступил в период кризиса капитализма, а главными силами, мешающими пролетарским революциям, являются фашисты и социал-демократы. Шестой конгресс Коминтерна (август — сентябрь 1928 г.) ориентировал германскую и австрийскую компартии на… борьбу с социал-демократами (А. Ю. Ватлин. Коминтерн: первые десять лет. М., 1993, с. 88). Возможно, с подачи Сталина их назвали социал-фашистами. Поддерживать веру в фатальный кризис капитализма было нетрудно: Великая депрессия привела к подъему экстремистских политических течений по всему миру. Среднеевропейский секретариат Коминтерна указывал германским товарищам: “При развертывании революционной работы продолжать усиливать борьбу против социал-фашизма” (Коминтерн и идея мировой революции: документы. Под ред. Я. С. Драбкина. М., 1998, с. 714). На ХI пленуме Коминтерна в марте — апреле 1931 г. социал-демократия была названа главным врагом (!) коммунистов в рабочем движении и “второй (после фашизма) бригадой” капитализма. Эта сектантская позиция тормозила развертывание борьбы с нацистским движением и обернулась потерей голосов для обеих рабочих партий и в конце концов — победой нацизма. В конце 20-х нацисты еще были маргиналами, не набирая и 3% голосов на выборах, а в 1933-м за них проголосовало 46% немцев.

Видимость сотрудничества

Антикоммунистическая риторика и практика нацистов заставили СССР изменить внешнеполитическую ориентацию и согласиться на союз с антинацистскими и антифашистскими силами в других странах. На VII конгрессе Коминтерна в августе 1935 г. было объявлено о новой тактике коммунистов — “едином фронте” антифашистских сил в странах Европы. Коммунисты активно участвовали в создании народных фронтов в Испании и Франции. Одновременно СССР пытался выстроить новую систему коллективной безопасности, способную предотвратить усиление Гитлера и пресечь его агрессию. Однако отношения Москвы с западными странами, равно как и отношения коммунистов с соратниками по коалициям, были пропитаны недоверием. Западные элиты боялись сталинского СССР не меньше гитлеровской Германии, а Москва с крайней подозрительностью относилась к буржуазным демократиям. Заключенные в середине 1930-х гг. военные конвенции между Францией, Чехословакией и СССР во многом оказались лишенными реального содержания.

Добавим, что международный имидж Советского Союза был негативным. Москва не прекращала тесные торговые связи с Италией, поставляла Риму нефть во время итало-эфиопской войны 1935-1936 гг., размещала в фашистской стране военные заказы. “Большой террор” конца 1930-х гг. не только ослабил военный потенциал СССР, он лишил Москву многих опытных переговорщиков и, наконец, представил нашу страну нестабильным государством. Это усилило недоверие французских и особенно британских политиков к СССР как военному и политическому партнеру. Они пытались обеспечить мир за счет уступок нацистскому режиму, который казался им более предсказуемым. Если добавить к этому недоверие к Москве со стороны молодых государств, образовавшихся на обломках Российской империи, то станет понятно, что все потенциальные участники антинацистской коалиции должны были проявить исключительную политическую волю перед лицом нацистской угрозы, которая представлялась многим гипотетической. Ошибочные идеи о возможности “умиротворить” нацистов, возвратив им земли, населенные немцами, привели Лондон, Париж и Прагу к позорному Мюнхенскому сговору.

Победа тактики над стратегией — путь к катастрофе

Попытка Лондона и Парижа вытолкнуть Гитлера на восток усилила подозрение Сталина и его окружения к Западу и вызвала тягу к сближению с Германией. Теперь внутренним содержанием внешней политики стало возрождение империи под новым флагом, а это требовало раздела сфер влияния в Восточной Европе и Прибалтике и соглашения с нацистами. Опасаясь Гитлера, западные и советские политики, по сути, ему помогли. Франция и Англия открыли нацистским танкам дорогу в Чехословакию, а СССР, заключив пакт Молотова — Риббентропа, дал “право” на часть Польши. Красная Армия в сентябре 1939 г. стала соучастником агрессии, лишив Польшу последних шансов продолжать сопротивление. Некоторые исследователи считают, что занятая в 1939-1940 гг. территория позволила СССР не только вернуть страну в границы империи, но и выиграть время на укрепление армии и промышленной базы и погасить часть наступательного порыва гитлеровской армии в 1941 г. Эта версия представляется спорной: заняв предложенные Берлином земли и затеяв войну с Финляндией, Москва получила сотни тысяч противников, стремящихся к вооруженному реваншу и готовых помочь любому врагу Советского Союза. Наконец, советские поставки горючего и стратегического сырья нацистам — около 1 млн т нефти, тонны металла для брони — во многом обеспечили их победы на западе весной и летом 1940 г.

Отсутствие долгосрочной стратегии на международной арене, реактивная политика, неожиданно меняющаяся в зависимости от сиюминутных настроений элиты, которые выдаются за национальные интересы и здоровый прагматизм, — одна из особенностей советской предвоенной внешней политики, которую не следует перенимать современной России. Резкие зигзаги внешней политики СССР выдавались советскими историками за мудрость руководителей государства, позволившую выиграть время и пространство, лучше подготовить страну и армию к схватке с нацистами. Сейчас благодаря работе исследователей мы знаем, что это не так. Лихорадочные тактические игры доминировали над стратегическим мышлением, и это привело страну на грань катастрофы, от которой ее спас народ, а не политики. Об этом стоит помнить накануне торжеств в честь Победы.

Максим ТРУДОЛЮБОВ, Павел АПТЕКАРЬ