Опыт падений. К чему приводит “капитализм для своих”

Валерий Черноокий, профессор РЭШ, рассказывает о том, чему Россия могла бы научиться у Индонезии. Но, видимо, не научилась.

В 1997—1998 годах разразился азиатский кризис, который затронул все страны Юго-Восточной Азии и перекинулся на Россию. На момент кризиса Индонезия занимала 4-е место в мире по количеству населения и 12-е — по ВВП. И она оказалась наиболее пострадавшей страной. Во время кризиса ВВП снизился на 13,5%, курс рупии к доллару упал почти в шесть раз. Экономический кризис сопровождался политическим — массовыми беспорядками, сменой президента и т.д.

Познакомимся с этой страной поближе. Десять тысяч километров от Кипра (далековато), но все знают острова Бали, Суматра, Борнео. В Индонезии проживало 254 млн человек в 2014 году, а годовой ВВП по паритету покупательной способности составлял $2,6 трлн — это восьмое место в мире. ВВП на душу населения всего лишь $10 600, не очень высокий показатель. С 1962 года по 2008 год Индонезия была членом ОПЕК. Основные торговые партнеры — страны юго-восточного региона: Китай, Сингапур, Япония, США, Южная Корея, Малайзия, Таиланд.

Индонезия экспортирует минеральные продукты: уголь, газ, нефть, набившее оскомину (особенно в российских сырах) пальмовое масло, машинное оборудование, текстиль и каучук — традиционный товар экспорта. Что касается импорта, это машинное оборудование, в основном из азиатских стран, нефть, минеральные продукты, химические продукты, металлы, продукты питания.

Мафия из Беркли

Докризисную историю независимой Индонезии можно разделить на два этапа: правление Сукарно, первого президента, и правление Сухарто.

В 1945 году, через два дня после капитуляции Японии, Индонезия объявила независимость. Дальше последовал период пяти лет войны, сначала с англичанами, потом с голландцами. В конце концов страна появилась — и первым президентом был генерал Сукарно, который правил до 1965 года.

В Индонезии было много разных политических групп: националисты, военные, исламисты, коммунисты. И Сукарно, как известный кукловод, пытался лавировать между этими группами. Это длилось до начала 60-х годов. В это время его политика начала смещаться резко влево. В 1957 году была объявлена национализация ненавистных колонизаторов — голландских компаний. Потом пошла кампания конфронтации с Малайзией — британской колонией; соответственно, главными врагами стали малайзийцы, британцы и американцы.

К концу 1965 года экономика оказалась на грани хаоса. Инвестиций не было, национализация компаний привела к кризису, основные расходы приходились на военные нужды, инфляция достигала 600%, основная масса населения, около 60%, была на грани бедности. Но политика все больше и больше сдвигалась в прежнюю сторону. Усиливали свое влияние коммунисты и в армии.

В 1965 году группа офицеров, поддерживающих коммунистов, попыталась провести госпереворот. Были, по канонам революции, захвачены радиостанции, телеграфы и президентские дворцы. И все было бы хорошо, но забыли про одного генерала, который находился буквально через площадь и возглавлял резервные войска. Генерал Сухарто в течение часа сориентировался, вывел войска — переворот был подавлен. После этого начались антикоммунистические чистки. За период с 1965 года, по разным оценкам, было убито до 500 тысяч человек. В основном людей, связанных с коммунистами и индонезийскими китайцами. В Индонезии китайцы составляют очень маленькую, но крайне ненавистную группу. И если возникает какой-то кризис, то всегда виноваты китайцы.

Формально Сухарто стал президентом в 1967 году. Политика резко изменилась: произошел разворот в сторону капиталистических стран, а коммунисты стали главными врагами. Появилась так называемая мафия из Беркли и начала проводить реформы. Как вы думаете, как она выглядела? С автоматами наперевес?

Мафия из Беркли — это группа экономистов-ученых, получивших PhD в университете Калифорнии, Беркли. С этими экономистами Сухарто познакомился во время своего визита в военно-командный колледж, в котором преподавала часть этих ученых. Завязалась дискуссия, экономисты предложили свое видение дальнейшей политики, Сухарто это понравилось, и он пригласил их возглавить экономическую реформу.

Во-первых, надо было привести в порядок госфинансы и как-то справиться с инфляцией. Денежная масса держалась на стабильном уровне, инфляция постепенно была снижена, были снижены госрасходы, соответственно, дефицит бюджета был ликвидирован. В течение буквально нескольких лет наступила макроэкономическая стабилизация. Дальше появился вопрос: как развивать страну?

Внезапный обвал

В 1967 году был принят закон об иностранных инвестициях, который открыл отрасли экономики для разных зарубежных инвесторов. В результате с 1967 по 1992 год были одобрены более полутора тысяч проектов только в промышленности стоимостью $60 млрд. Изначальные инвестиции были в сектор добывающий, в сектор нефтяной, газ, уголь, добычу каучука. Постепенно пришли фирмы, которые производят промышленную продукцию, в основном из Японии.

Для развития внутреннего бизнеса был принят закон о внутренних инвестициях и созданы условия для развития национального частного бизнеса. Интересно, что основную массу появившихся предприятий возглавляли индонезийские китайцы. То есть маленькая группа населения контролировала основную часть крупного бизнеса в Индонезии.

Более того, в 70-х годах, после первого нефтяного шока в 1973 году, нефть стала дорогой. Появились большие поступления от экспорта нефти, которые можно было тратить на крупные инвестиционные, инфраструктурные проекты: строительство дорог, телекоммуникаций, инвестиции в образование, здравоохранение и так далее. Было очень много денег вплоть до кризиса. С 1967 года экономика постоянно росла в течение 30 лет.

В среднем темпы были около 8% в год. И вдруг — бац: минус 13,5%. Падение было колоссальным. Ни в одной стране Юго-Восточной Азии в послевоенной истории не было такого падения. Почему это произошло? Фундаментально экономика была здорова. Темпы инфляции были высокие, но высокие по меркам развитых стран (не по меркам России, в которой 6,6% — это уже достижение). С финансами все было в порядке: довольно-таки продолжительное время был профицит бюджета, высокого государственного долга также не было.

Были проблемы с внешним долгом: он был больше, чем в других странах. Это важный факт, к которому мы вернемся. Резервы составляли около $20 млрд на тот момент. В России, если вы помните, в 1998 году было $11 млрд. В целом все было хорошо. Почему же, в конце концов, Индонезия попала в такую ловушку? Среди экономистов есть две точки зрения, которые не исключают друг друга.

Сухарто поможет

Первая точка зрения: кризис в экономике Индонезии был вызван внешними причинами. Просто-напросто инвесторы перестали давать в долг, хотя фундаментально экономика была здорова. Почему произошло падение инвестиций? Экономисты иногда приводят объяснения в виде теории валютных кризисов второго типа — когда у нас есть множественность равновесий: либо все инвесторы идут в эту страну, либо все инвесторы уходят. Если у страны очень мало резервов, она не в состоянии удержаться. Если же резервов хватает, страна может компенсировать свои потери за счет них.

Внезапная остановка произошла изначально не в Индонезии, а в Таиланде, у которого были проблемы начиная с 1996 года. Дальше это распространилось и на другие страны: Индонезию, Филиппины, Малайзию, Южную Корею — все они начали потихоньку падать. Такое “заражение” кризисом могло быть либо через каналы внешней торговли, спрос на продукцию индонезийских товаров падал со стороны их торговых партнеров, либо со стороны международного движения капитала. Когда одна из стран испытывает отток капитала и пытается ограничивать этот отток, инвесторы, которые инвестируют в несколько стран, могут пытаться компенсировать отток за счет оттока из других стран.

Вторая точка зрения говорит о том, что кризис обнажил структурные проблемы в экономике Индонезии, а внешние факторы лишь дали толчок проявиться этим структурным проблемам.

Я выделяю здесь три типа рисков. Первый — это всем известная проблема moral hazard — риск недобросовестного поведения. Эта проблема была со стороны корпораций и банков Индонезии довольно-таки серьезной. Когда вы страхуете свой автомобиль или свой дом, то начинаете себя вести более расслабленно, меньше контролируете себя за рулем, невнимательны к правилам безопасности дома — и это может увеличить риск пожара или попадания в аварию. Соответственно, и фирмы, и банки могут вести себя подобным образом. Если они знают, что есть страховка своих долгов, то можно этими долгами распоряжаться как угодно и инвестировать в неэффективные либо высокорискованные проекты. В конце концов, либо налогоплательщик государству заплатит за долги, либо кто-нибудь еще.

Вторая проблема — высокие валютные риски (currency mismatch). Все долги Индонезии были номинированы в иностранной валюте — в долларах США. Это известная теория “первородного греха”. Она никак не связана с христианством, хотя в принципе имеет истоки из христианских догматов. Все люди грешны, потому что являются потомками Адама, а Адам согрешил. Мы рождаемся уже грешными. И развивающиеся страны являются “грешными”, потому что их родственники, другие развивающиеся страны, раньше вели себя не очень хорошо — инвестировали много денег в экономику, увеличивая инфляцию и риски.

Развивающиеся страны вынуждены брать в долг в иностранной валюте. Но инвестиции происходят в национальной. Причем зачастую инвестируются деньги в проекты, которые приносят прибыль только внутри страны. И если вдруг происходит девальвация, проект не окупается и доходы, чтобы погасить долги, тоже не появляются. Ипотечные заемщики в России знают, что это такое. А также российские банки и корпорации.

Еще более усугубляющая проблема — эти долги, в основном краткосрочные. Когда мы инвестируем в проекты, это обычно инвестиции на длительный период времени, лет на 5, 10, 20, если это большой, полномасштабный проект. А для финансирования этих проектов привлекаются инвестиции на полгода, на год. И вдруг, если инвесторы решают: “А мы не будем продлевать кредитную линию”, — вы остаетесь ни с чем. Ваш проект не финансируется и оказывается убыточным.

Проблема несоответствия сроков инвестиций и сроков кредитов — это серьезная проблема особенно для банков. Все они ведут себя подобным образом: привлекают деньги на короткий срок и вкладывают в долгосрочные инвестиции. Если все вкладчики решат, что банк ненадежный, и заберут деньги, он автоматически становится банкротом. То же самое и на уровне корпораций. У индонезийских корпораций закредитованность к 1997 году составляла 69% ВВП, а чистая внешняя задолженность корпораций перед иностранными банками составила $35 млрд, то есть 16% ВВП, среди которых значительная доля была краткосрочных кредитов. А возникло это все потому, что была страховка государства.

Государство говорило, что в крайнем случае поможет. Была и неявная поддержка — у Сухарто были друзья и родственники, которые имели связи с бизнесом, и можно было обратиться к ним за помощью в случае проблем. Это тоже работало как страховка. Я вкладываю в неэффективный проект. Если он не окупится — ничего страшного, придут друзья. У Сухарто есть “благотворительный фонд”, откуда он возьмет из кармана несколько миллиардов долларов и отдаст мне. Платил в этом случае налогоплательщик, но в стране было очень много ресурсов.

И последний пункт — это высокий уровень коррупции. Все крупные конгломераты имели крышу, точнее, человека из военных либо из “семьи” Сухарто, который имел маленькую долю в этом конгломерате. Нельзя было открыть предприятие или сделать иностранные инвестиции без связи с ближним кругом Сухарто. Из Индонезии пошло понятие crony capitalism — “капитализм для своих”.

Своим — все, чужим — ничего

“Белыми слонами” называют либо высокорискованные проекты, либо заведомо убыточные, но престижные. Это понятие пошло от истории о короле Сиама, который дарил неугодным лицам белого слона. Белый слон был священным животным, его нельзя было заставлять работать, но нужно было кормить. В итоге белый слон пожирал ресурсы своего владельца, хотя и был почетным.

Первый пример белого слона в Индонезии — это национальный автомобиль “Тимор s505”. В 1996 году был объявлен конкурс на проект национального автомобиля. До этого на территории страны производились японские и корейские автомобили, но не свои родные. Аналогии не проводим, да? Конкурс выиграл сын Сухарто, Хутомо.

Перед тем как построить автозавод, было решено, что автомобили хорошо бы сразу импортировать. Была договоренность с KIA, корейским автопроизводителем, что почти 40 тысяч KIA Sephia будут импортированы с новым лейблом Timor.

Этот автомобиль был освобожден от всех импортных пошлин и налога на роскошь, который взимали даже с автомобилей, которые производились внутри Индонезии. Соответственно, автомобиль стоил вполовину дешевле, чем те же Toyota Corolla, которые производились внутри страны. Одновременно начиналось строительство завода, которое финансировали госбанки по субсидированной ставке процента. Все как полагается.

В итоге проект слегка затянулся и начался уже в 1996—1997 годах, когда нагрянул кризис. Из 40 тысяч автомобилей продали только 15 тысяч. А во время массовых погромов эти автомобили публично сжигали, отдирая лейблы Timor как напоминание о режиме Сухарто.

Еще один пример — региональный турбовинтовой самолет N250, проект, который задумал и реализовал министр технологий Хабиби. Он получил свою научную степень в области инженерии, аэрокосмической области, работал вице-президентом Messerschmitt. И, видимо, вернулся в Индонезию с мечтой реализовать собственный проект.

Деньги выделялись из фонда по восстановлению лесов — очень специфический пример, но первоначальных $600 млн не хватило. Потребовалось в два раза больше. В 1995—1996 годах были построены два опытных экземпляра; Хабиби управлял первым из них — это была гордость авиасалона в Индонезии. Тем не менее оказалось, что сам по себе проект убыточен, конкурировать с другими самолетами не может, и в 1998 году проект был закрыт.

Другой знакомый до боли пример. После того как были национализированы голландские компании, на их руинах была создана своя собственная компания, нефтяная, — Petramina. В 1973 году цены на нефть резко выросли, в стране стало очень много нефтедолларов, но в феврале 1975 года у компании возникли проблемы, несмотря на огромнейшие цены на нефть. В результате аудита была выявлена дыра в размере $60 млрд — 30% ВВП. По сути, деньги украли. У генерала Ибну Сутово, который возглавлял Petramina, были хорошие связи с женой Сухарто, “мадам 10%”. Соответственно, деньги выделялись не на инвестиции, а на “благотворительные фонды” семьи. Что было дальше? Долг взяло на себя государство — и он увеличился в два раза, а президент компании стал одним из богатейших бизнесменов, возглавил крупные конгломераты. Таких примеров было не один и не два.

У разбитого корыта

У банков тоже были проблемы. После того как цены на нефть упали в 1986 году, начался новый этап реформ, в том числе и либерализация банковского законодательства. Создать банк стало раз плюнуть. В итоге за шесть лет количество банков увеличилось в два раза. Было 101 — стало 240. Многие из них были подконтрольны частным конгломератам. То есть каждый уважающий себя конгломерат имел собственный банк, который финансировал его же проекты. Банки росли как на дрожжах, кредитовали очень много, а капитала было очень мало. В итоге в 1996 году капитализация банков была очень маленькой: 15 из 240 банков имели достаточный коэффициент капиталов. Что более интересно: Банк Индонезии не закрывал проблемные банки. Если у банка были проблемы, он просто заливался ликвидностью.

До кризиса был ликвидирован только один банк Summa. Можно начинать как русскую народную сказку: жил-был царь, было у него три сына, правда, старший был дурак, а не младший, в отличие от русских сказок. “Царем” был Уильям Сурьяджая, владелец и руководитель Astra Group (крупного многопрофильного конгломерата), а старший сын у него был Эдвард. Сын решил создать собственную империю — открыл банк и начал инвестировать в коммерческую недвижимость, офисы, склады; инвестиций было очень много, кредиты давались спокойно, потому что был собственный банк. В конце девяностых годов цены на недвижимость резко упали, и все проекты Эдварда оказались убыточными. Эдвард был плохим сыном. Он не слушал папу, который говорил, что нельзя класть все яйца в одну корзину. В итоге это вложение составило $350—500 млн в основном в коммерческую недвижимость, причем кредиты выдавались заемщикам, связанным с Эдвардом.

Банк Индонезии пытался долгое время вести переговоры с владельцем Astra Group, с отцом, чтобы покрыть долги банка. В течение этого времени 25% обязательств банка были покрыты, и в конце концов Уильям Сурьяджая закрыл все долги перед заемщиками. Но в декабре 1992 года Банк Индонезии отзывает лицензию. В итоге все оказываются у разбитого корыта. Уильям Сурьяджая теряет свою империю, Эдвард теряет уважение отца. Правда, второй сын, Эдвин, построил собственную империю буквально в течение десятилетия и является одним из богатейших людей Индонезии.

Хронология краха

Давайте теперь поговорим о проблемах, связанных с долгами, которые у Индонезии составляли 57% ВВП. Кроме того, курс индонезийской валюты не был жестко привязан к доллару США, но существовал режим довольно узкого валютного коридора. Банк Индонезии пытался удерживать не фиксированный курс номинально к доллару США, а реальный курс, то есть с учетом инфляции в Индонезии и в США. В силу стабильности как у доллара, так и у рупии инвесторы знали, что можно инвестировать без всяких рисков.

В итоге 25% внешнего долга приходилось на краткосрочные кредиты плюс на спекулятивные инвестиции. Валютные резервы были высокие, $20 млрд покрывали три месяца импорта. Но здесь есть одна проблема: если мы возьмем весь краткосрочный внешний долларовый долг и его обслуживание (проценты плюс погашение долгосрочного долга), то эти суммы составляли в три раза больше, чем резервы. То есть, если что-то происходит и инвесторы уходят, гарантированно будут проблемы. И они случились.

Давайте кратко рассмотрим хронологию событий. Второго июля Таиланд был вынужден опустить свой курс, девальвация таиландского бата составила 20%, что аукнулось и другим странам региона. Четырнадцатого августа Индонезия была вынуждена опустить фиксацию, коридор к доллару США, — и рупия упала на 27%. Соответственно, в рупиях долговая нагрузка резко выросла. Начались переговоры с МВФ о притоке официальных инвестиций, то есть покрытия оттока инвестиций за счет кредита в МВФ. А МВФ потребовал расчистить авгиевы конюшни — ликвидировать убыточные банки.

Был проведен аудит 92 банков. Из 26 частных решили банкротить 16. Причем эти 16 включали банки, подконтрольные детям Сухарто. Все были в восторге: наконец-то они получат по заслугам! Кроме того, было введено частичное страхование вкладов. В результате МВФ дал кредит около $10 млрд. Первоначальный взнос был $3 млрд.

Все было бы более-менее ничего, но приходит декабрь. И банки снова испытывают проблемы — у них слишком высокие долги. Что делает Банк Индонезии? По привычке вливает ликвидность, а это означает увеличение денежной массы, которая поступает на покупку новых долларов на погашение долга у корпораций и банков.

То есть Банк Индонезии не стерилизовал вливание ликвидности в экономику Индонезии. Спасение банков аукнулось мягкой денежной политикой и большим падением курса. Возникла банковская паника. Люди видят, что банки испытывают большие проблемы, и начинают изымать свои вклады. Банк Индонезии еще больше вливает наличность, еще сильнее раскачивается курс рупии.

27 января были приняты решительные меры: вливание ликвидности было ограничено. Если банк просит ликвидность — в течение недели он оказывается подконтрольным специально созданному агентству по реструктуризации банков, то есть становится потенциальным банкротом.

В итоге курс рупии стабилизировался, но не тут-то было. Сухарто был переизбран президентом, и уже в мае начинаются протесты против его переизбрания и роста цен. К несчастью Индонезии, в 1997 году был неурожай риса, и люди выходили с требованием держать цены на рис, топливо и против китайцев (как обычно). Начались массовые погромы. Погибло около четырех тысяч человек.

Военные не стали поддерживать Сухарто, и он ушел в отставку, сменив себя на вице-президента Хабиби. После этого постепенно пошел процесс санации банков и реструктуризации долгов компаний. Все более-менее наладилось, самая острая стадия кризиса была пройдена.