Николай Митрохин: “Православные как лузеры — это интеллигентский миф”

- Когда говоришь с экономистами, историками и социологами, то они часто объясняют, чего не хватает Украине и что нужно сделать, но потом часто еще добавляют: мы православная страна, а с этим ничего не сделаешь, православные беднее католиков, а католики беднее протестантов. Ссылаются на разные умные конструкции, как у Макса Вебера. Насколько серьезны такие объяснения?

— Это трехчленка — успешный протестантизм, менее успешный католицизм и православные как бы лузеры — является интеллигентским мифом постсоветского пространства, расцветшим в последние 10—15 лет, но эмпирически эти наблюдения не подтверждаются.

Да, в общем плане мы можем утверждать, что протестантская этика и протестантизм влияют на успех отдельных групп, иногда на успехи стран, но вывести какой-то универсальный принцип невозможно.

Достаточно посмотреть на три постсоветские страны: Литву, Латвию и Эстонию. В межвоенный период самой успешной была Латвия. Сейчас Латвия наименее успешная. При этом Латвия и Эстония являются протестантскими странами, а Литва — католической. Как религиозным фактором объяснить успехи или неудачи той или иной страны?

Эстония, которая всегда была тихим местом, без особого экономического развития, вдруг рванула. То же самое протестантская Финляндия. Она была очень бедной окраиной сначала Шведского государства, а потом Российской империи. Вплоть до октябрьского переворота 1917 г. финны ездили на работу в Петербург и массово эмигрировали в США и Швецию. Сейчас Финляндия считается весьма успешной страной по уровню зарплат и качеству жизни.

В то же время католическая Испания, которая в определенный период была богатейшим государством мира, потеряла со временем территорию и доходы. В начале ХХ века тамошнее крестьянство было не богаче российского. Но и она начала экономическое возрождение в конце франкистской эпохи, особенно после смерти Франко, когда общество значительно атеизировалось: сейчас в Испании резкое падение посещаемости костелов и рождаемости, но уровень жизни высок, как никогда раньше.

Еще пример: современная Германия. Католические регионы, как Гессен и Бавария, сейчас более успешны, чем протестантские регионы севера Германии. Но это феномен последних 50 лет, а до этого северные протестантские регионы преуспевали больше. Католические страны Латинской Америки беднее православной Греции или даже Румынии.

Словом, искать жесткую привязку религиозности к экономическим успехам довольно сложно. Я бы сказал, что это один из факторов наряду с другими, как военные успехи и неудачи, успехи колонизации и интеграции территорий, природные богатства, уровень демократии, гражданских свобод, свободы экономической активности и успехов в соблюдении законов. И здесь религиозный фактор может быть в 10 нужных, а может и не входить даже в десятку. С учетом стремительной атеизации обществ уровень реального влияния религии, религиозной идеологии и практик все время снижается. Эта тенденция атеизации видна и в Украине после 1995 года. Украину сложно назвать очень религиозной страной. Конечно, если сравнить с постсоветским пространством, она может быть самой религиозной после Узбекистана, Таджикистана и некоторых северокавказских регионов России, но все равно уровень религиозности достаточно низкий.

— Откуда эта схема?

— Люди любят простые схемы и объяснения. Вот им кажется, что они эту схему нашли. Но это не так.

— Есть ли разница между конфессиями по отношению к богатству, труду, социальной динамике?

— В каждой крупной конфессии есть набор различных идеологем, имеющих общие и различные черты, по-разному действующих в разных ситуациях. В протестантизме не все религиозные группы ориентированы на богатство и успех.

Вебер описывает преимущественно успехи различных достаточно радикальных христианских групп в Нидерландах, у которых богатство было в списке приоритетов . Но, например, крупные евангелические церкви, как Немецкая, Шведская, Датская или Британская епископальные церкви, ничего подобного не закладывали.

У них главное — христианский долг, а не ориентация на богатство. Христианский долг — это социальное служение.

Да, если ты богат, то ты можешь и должен проинвестировать что-то на социальные нужды, но богатым быть необязательно, а вот быть христианином, то есть помогать ближним, пользоваться евангельскими заповедями, — это основное. В протестантизме можно найти все что угодно. Скажем, акцент на коллективных практиках. Те же менониты, с одной стороны, сильно ориентированы на экономический успех, а с другой — на поддержку общины и своих по вере. Поэтому менониты ментально ближе к православным, в Сибири много православных священников из менонитских семей. Для них это естественный переход.

В католичестве это самая большая христианская конфессия, где много разных спектров, можно найти самые разные варианты внутрицерковной идеологии как в Латинской Америке, Африке, так и Европе. Есть ориентация на хорошую жизнь для священников и епископов, но культа богатства нет.

Православие считается достаточно близким к католицизму по своим мировоззренческим установкам. Недаром между ними существует такой довольно активный обмен идеями, символикой и даже практиками, существует греко-католичество, которое весьма заметно в Украине. Я бы не сказал, что католичество прогрессивнее православия. Все проблемы православия обусловлены тем, что само существование православия было возможным в результате существования Византийской империи, а потом Османской империи, которые предохранили в своих границах христианские общины православной традиции от поглощения католиками. То же самое на территории Московского княжества, а потом Российской империи. Православие сохранилось исключительно из-за того, что государственная машина прикрывала православие от поглощения католиками. В Западной Украине этого не было, поэтому появился такой феномен, как греко-католичество. Но большой и принципиальной разницы между ними нет. В плане влияния на социум есть одна вещь, которую отмечают все исследователи католичества, — наличие Папы Римского. Это внегосударственный духовный центр и авторитет. Это действительно важный фактор, но он никак на экономические успехи разных стран не влияет.

— Государственный протекционизм. Насколько это правильно и современно сейчас, когда говорят о светском государстве, разделении государства и церквей?

— Что такое современное государство? Мы видим сейчас разные примеры. Есть европейское ядро государств, вводящее какие-то социальные инновации. Это в основном протестантские государства Северного и Балтийского морей: Голландия, Дания, Швеция, Германия, Норвегия, Великобритания и отчасти Франция. И остальные государства, на которых эти инновации распространяются, европейская периферия: Испания, Португалия, Италия, Греция, Балканские страны, Турция, Россия, Румыния, Польша и так далее. Сразу скажу, с моей точки зрения, не зазорно быть во второй группе государств, ориентироваться на лидеров, вводить инновации с каким-то временным лагом.

В плане отношения с религиозными организациями постсоветские государства находятся на какой-то дистанции, но не очень большой, от лидеров. Условно говоря, борьба с геями в Европе закончилась в начале 1980-х годов, когда были сняты юридические запреты, отменены статьи УК за гомосексуализм. В СССР эта борьба прекратилась в 1989 году, статьи отменили в начале 1990-х годов. Разница всего 10 лет.

С точки зрения отношения к церковности. До сих пор есть государственные церкви в Скандинавии и Великобритании, есть очевидный приоритет католической церкви во Франции, в Германии до сегодняшнего дня есть церкви первого ряда, заключившие Конкордат с государством, которое собирает для них церковный налог, а есть организации второго порядка. До сих пор в развитых государствах запрещают религиозные или околорелигиозные организации, которые в США легализованы, такие как Церковь саентологии Рональда Хаббарда (американский писатель-фантаст, создатель нового религиозно-мистического движения и связанного с ним комплекса идей и практик. — — ).

В Германии свидетелей Иеговы 70 лет назад отправляли в концлагеря. Понятно, что в соседних государствах динамика идет такая же, как и в государствах-лидерах, в том же направлении, но с некоторым опозданием. Когда мне говорят, что церковь сильно влияет на государственные дела... я живу в Германии, где церковь получает налог от граждан, здесь есть обязательные уроки религии в школах или они заменяются на этику, тут теологические факультеты в составе ведущих университетов, где порой обучаются тысячи людей. Украина или Россия до этого уровня влияния религиозных организаций на государство еще не дошли.

— А как относиться к различным преференциям и льготам, как льготные условия по потреблению газа или налоги?

— Есть национальный парламент для определения льгот и преференций. Есть профильные министерства, которые тоже имеют полномочия. Трудно требовать, чтобы в одной стране было, как в той стране, которая нам нравится. В каждой крупной западной стране есть своя система урегулирования финансово-экономических отношений с религиозными организациями. Как должно быть в Украине, не берусь судить. Могу сказать, что если смотреть с точки зрения европейского сообщества, то все эти схемы не должны быть коррупционными. Все должно быть публично оглашено, продебатировано. А должно ли правительство давать скидки на газ религиозным организациям — это дело избирателей и правительства.

— Можно ли назвать РПЦ экономически успешной организацией?

— Если вы имеете в виду прибыльность — можно найти и более прибыльные. В общем, РПЦ хватает денег на самообеспечение: поддержание в порядке храмов и зарплаты персоналу. Я бы не говорил, что РПЦ аккумулирует большие деньги. Но РПЦ очень успешно занимается фандрайзингом на всех уровнях. Это то, чему у нее могут поучиться все остальные неправительственные организации. Я действительно много занимался церковной экономикой и бизнесом, пришел к тому, что это можно сравнить с экономической деятельностью других крупных культурно-развлекательных организаций и объединений, таких, например, как спортивные организации. По обороту РПЦ в каждой православной стране можно сравнить с национальными футбольными союзами. Крупные клубы имеют достаточно заметные обороты, но это не больше оборота любого (одного) крупного предприятия в этом регионе, а в масштабах всей экономики все равно не очень большие деньги.

— А вот успешность малых этнорелигиозных групп, почему меньшинства бывают экономически успешными, как скажем, евреи или староверы в Российской империи?

— Во-первых, это не такие малые группы. Евреев было более 5 млн, то есть 3% населения страны, а старообрядцев было до 10—15 млн населения империи. Это большие замкнутые сообщества. 10 млн — это больше населения трех современных стран Балтии. Там только среди единоверцев можно раскрутить серьезную экономику.

Во-вторых, что такое богатые? Среди таких относительных меньшинств есть разрыв между небольшим количеством успешных предпринимателей и огромным количеством людей, живущих крайне бедно и занимающихся простой ручной работой. Я сейчас читаю академические исследования про Киев ХIХ — начала ХХ века, там действительно описан успех еврейской элиты города, но этих людей, сделавших себе состояние, были сотни, реально все сводилось к нескольким кланам. В это же время в городе жили десятки тысяч евреев, которые жили крайне бедно и многие из них ненавидели богатую часть своего сообщества.

У старообрядцев социальный разрыв был чуть меньше, но и там было множество нищих старообрядцев, часто ненавидящих зажиточную часть. В прошлом году был в Винницкой области — там среди старообрядцев до сих пор об этом бытуют воспоминания.

В-третьих, некоторые меньшинства должны быть успешными в неблагоприятной среде. Если они знают, что к ним могут быть претензии, лучше покрутиться больше, чтобы потом откупиться от части претензий. Евреи в Европе веками откупались от властей, чтобы сохранить свою идентичность и веру. То же самое со староверами, которым нужно было сохранять свою общинную жизнь, доставать деньги на строительство храмов. В их ситуации надо крутиться, чтобы заработать.

— А вот США, когда меняется страна, когда бывшее большинство само превращается в меньшинства?

— А там видно, что меньшинства, которые не были успешны у себя дома, как украинцы и русские, показывают хорошие результаты по интеграции в американское общество, по получению высшего образования, в заработках. Понятно, что приезжает наиболее активная часть, которая должна вертеться. Были меньшинства, которые в таком положении находились столетиями, как армяне, диаспорные греки. Им приходилось жить в обществе, где их часто ненавидели. Им надо было сохранять себя и свою идентичность, для этого им нужны деньги.

— А церковь, любая церковь, принимает участие в национальном строительстве, я про то строительство, которое связывают с ХIХ—ХХ веками?

— Да, конечно. В разных странах по-разному, в некоторых странах в роли оппонентов этому процессу. Это зависит от ситуации, религиозной структуры. Политические позиции могут быть разными. В той же Немецкой евангелической церкви можно найти пламенных миротворцев и искренних поклонников Гитлера. Здесь надо отменить, что часто политики сами пытаются использовать церковь для национального строительства. Скажем, Петр Порошенко это сделал в Украине. Сделать это в рамках своей предвыборной кампании — это еще постараться надо, но ему это удалось. Во всяком случае, он сумел ребрендить УПЦ КП, объединить УПЦ КП и УАПЦ. До сих пор они не развалились, что уже немало.

Николай Митрохин, социолог, историк, публицист

Исследователь актуального положения и деятельности Русской православной церкви как социального и экономического института в России и других постсоветских странах.

Родился в 1972 г. в Москве.

В 1989—1990 гг. работал в Московском бюро информационного обмена (М-БИО).

В 1991—1999 гг. — корреспондент, руководитель проектов в информационно-экспертной группе “Панорама” (Москва).

В 1995 г. окончил Российский государственный гуманитарный университет (РГГУ) по специальности “историк-архивист”. В 1995—2002 гг. — аспирант кафедры истории отечества новейшего времени Московского историко-архивного института РГГУ.

В 1999—2005 гг. — научный сотрудник центрально-азиатской программы правозащитного центра “Мемориал” .

В 2002 г. в РГГУ защитил кандидатскую диссертацию “Движение русских националистов в СССР в середине 1950-х — середине 1980-х годов”.

В 2005—2006 гг. — стипендиат фонда Александра Гумбольдта с проектом “Группы влияния в современной Русской православной церкви и их экономическая деятельность”.

В 2006—2008 гг. — стипендиат фонда Gerda Henkel.
С 1 декабря 2008 г. — научный сотрудник центра по изучению Восточной Европы при Бременском университете.

Автор монографий: “Русская партия: Движение русских националистов в СССР 1953—1985” (2003, 2015), “Русская православная церковь: современное состояние и актуальные проблемы” (2004, 2006).