Михаил Шамолин: “Множество индустрий будут зависеть от мобильных сетей”

В ближайшее время МТС завершит выкуп 100% акций “Комстара”, после чего получит полное право называть себя оператором и мобильной, и фиксированной связи одновременно. Президент МТС Михаил Шамолин не исключает, что будут и новые покупки проводных операторов. Но больше событий пока сулит все-таки отрасль мобильной связи. Еще в конце прошлого года в спину МТС начал дышать “Мегафон”, обещающий в скором времени обойти лидера и занять первое место в России по доходам. А в конце этого года государство может выставить на конкурс лицензии на мобильную связь четвертого поколения (4G).

— В последнее время “Мегафон” явно прибавил в темпах роста. В III квартале 2010 г. он уже превзошел “Вымпелком” по выручке от мобильной связи в России, а теперь обещает догнать вашу компанию.

— На все надо смотреть в контексте. Если сравнить капвложения МТС и “Мегафона” за последние пять лет, становится понятно, что это, по сути, две разные компании. “Мегафон” за это время потратил на строительство сетей на $1,8 млрд больше, чем мы. Соотношение capex/ sales у “Мегафона” также значительно выше, чем у МТС. При этом “Мегафон” ни разу не платил дивидендов акционерам (а мы за эти годы выплатили более $4 млрд) и всегда имел более низкую маржу, чем МТС. Образно говоря, “Мегафон” отдавал больше клиентам, а МТС — акционерам. Поэтому то, что происходит, не вызывает во мне никакого удивления. Если бы мы тратили столько же денег, сколько тратит “Мегафон”, мы были бы точно в такой же ситуации. Это первое.

Второе — нельзя не учитывать, что мы потратили $1,5 млрд на приобретение “Комстара”. А “Мегафон” примерно столько же — на 3G. При этом, если сравнить эффективность инвестиций в “Комстар” и в 3G, я думаю, инвестиции в “Комстар” окажутся, по крайней мере, не менее эффективными как с точки зрения денежного потока, так и потенциальных доходов, стоимости и т. д. Поэтому нужно сравнивать не мобильный бизнес Мегафона и МТС, а интегрированный бизнес в целом, тем более что и “Мегафон” двинулся в направлении фиксированной связи, купив “Синтерру”.

— Не платить дивиденды нельзя?

— Нельзя. Мы — публичная компания. Отказываться от выплаты дивидендов — значит, нарушать принятую политику (направлять на выплату дивидендов не менее 50% чистой прибыли. — Ведомости), становиться непредсказуемыми. А это очень опасно — нам перестанут верить. Кроме того, ежегодно платить одни из самых высоких дивидендов на рынке и при этом вести эффективный бизнес, оставаясь лидером рынка — это дорогого стоит.

— Но тем не менее “Мегафон” сейчас показывает более высокие темпы роста…

— Да, но прежде всего за счет доходов от передачи данных, которые напрямую зависят от объема капитальных затрат в 3G. Сейчас мы находимся уже в другой экономической ситуации — это не 2009 г., и у нас есть возможность в этом году потратить необходимые деньги и ликвидировать отставание от “Мегафона” по покрытию сети 3G. Кроме того, мы стали больше подключать и удерживаем лидерство по подключениям уже не один месяц, а также запустили ряд маркетинговых акций, стимулирующих генерацию доходов от пользования мобильным интернетом.

— Но ведь и “Мегафон” не остановит строительство?

— Есть некий порог по покрытию и скорости, дальше которого идти уже бессмысленно. И мы этот порог хорошо знаем и достигнем его в кратчайшие сроки. Например, можно построить на Таганской площади 10 базовых станций, но это никак не повлияет на объем использования услуг 3G абонентами.

— Правительство утвердило план использования полос радиочастот для перспективных технологий. По этому плану под LTE отведены полосы “цифрового дивиденда” [диапазон частот 790-862 МГц, который высвобождается благодаря переводу аналогового телевидения на цифровое вещание — “Ведомости”], а также 900 МГц, 2,3-2,4 ГГц и 2,5-2,7 ГГц, причем сети в “цифровом дивиденде” и диапазоне 900 МГц должны заработать в 2015 г., а в остальных диапазонах — в 2014 г. Значит ли это, что наступила некая ясность?

— Не совсем, потому что предстоит длительная и дорогая процедура расчистки диапазона. А это замена оборудования не только военного назначения, но также, например, гражданской авиации. В том числе [оборудования] на воздушных судах и аэродромах. Пока мы даже не знаем, какие системы реально надо будет менять, потому что нет перечня. Но понятно, что дело будет трудное. С другой стороны, не делать его нельзя, потому что без этого не сможет развиваться не только отрасль, но и страна. Уже очевидно, что в будущем огромное количество индустрий будет зависеть напрямую от мобильных сетей передачи данных. Такие сети дают людям не только возможность заходить в интернет с мобильных устройств, просматривать аккаунты в социальных сетях и читать новости. Они все больше и больше будут использоваться и для различных промышленных, machine-to-machine технологий.

— Например?

— Например, через несколько лет все автомобили будут оснащены эквивалентами sim-карт, позволяющими подключаться к сети передачи данных. Так, в последней модели Audi A8 уже нет диска с цифровыми картами, там стоит трехмерная навигация от Google с сервисом GoogleView. И все это работает благодаря сетям [беспроводной] передачи данных. Но это только начало, таких приложений может быть миллион. Сейчас, когда люди устанавливают системы “умного дома” и все [устройства] соединяют кабелями, кругом устанавливают датчики, это стоит десятки тысяч долларов. Но все то же самое можно сделать с применением [беспроводной] сети передачи данных и микро-sim-карт, которые будут стоять в каждой стиральной машине, каждом холодильнике, выключателе, радиоприемнике. И все это будет управляться с помощью интернета из любой точки.

Это перспектива двух-трех лет. Естественно, это потребует больших емкостей, скоростей, покрытия и т. д. Поэтому доступный радиочастотный диапазон будет определять развитие и во многом рост ВВП страны. Если государство не предпримет решительные шаги по расчистке диапазона, то мы этот рост не увидим. Если выдать то, что сейчас есть в наличии, то никаких изменений за этим не последует: нужна широкая полоса, минимум 30 МГц, а лучше 80 МГц на каждого оператора. Но такого сейчас просто нет. Я думаю, мы обречены ждать технологию LTE Advanced, которая, будем надеяться, придет в 2012-2013 гг. и позволит набирать широкий диапазон из полосок в разных спектрах. Соответственно, должно появиться оборудование, мультидиапазонные антенны и т. д.

Но работы по расчистке должны быть проведены. Мы готовы рассмотреть вопрос о совместном с государством и другими участниками рынка финансировании этих работ и делать все для того, чтобы они как можно скорее были проведены.

Это касается и диапазона 900 МГц, в котором работают GSM-сети. Было бы очень грамотно сделать так, чтобы частотами можно было обмениваться, чтобы они имели какую-то цену. У всех операторов частоты в разных регионах разные и в разном количестве, они всюду используют разные кусочки спектра. И мы были бы заинтересованы меняться частотами так же, как сейчас обмениваемся волокнами в оптоволоконных линиях. Тогда происходит оптимизация инвестиций.

Ошибка, которую совершили в свое время три оператора, — то, что с самого начала не сели и не договорились о совместном строительстве сетей, по сути, вложили инвестиции три раза. А можно было построить одну сеть, по крайней мере, костяк, создать компанию, которая владела бы инфраструктурой и, возможно, даже принадлежала на паях всем игрокам рынка, и сэкономить, по крайней мере, на частотах и оптоволокне.

“Пока в бюджете денег на расчистку не заложено”

— Вот недавно как раз предлагали создать единую инфраструктурную компанию, которая построила бы сеть LTE для всех операторов.

— Сейчас уже поздно. Просто потому, что операторы уже построили сети, они уже действующие и у всех разные. Только у нас построено порядка 39 000 базовых станций и столько же у “Мегафона” с “Вымпелкомом”. А LTE — это не какая-то новая сеть, которую мы будем строить отдельно от существующей. Это, по сути, upgrade текущей сети. Более того, базовые станции, на которых сейчас предустановлено 3G, на самом деле уже готовы к тому, чтобы переключиться в LTE. Надо только поменять программное обеспечение и антенну. Поэтому мы будем делать LTE на основе существующей сети. А если создавать для LTE какую-то новую компанию — непонятно, как она будет вписываться в три существующие сети.

— Если говорить о диапазоне 700-800 МГц — какой там сейчас свободный ресурс? Неужели даже на одну компанию не хватит?

— Есть диапазон 710-790 МГц, в котором работает телевидение. Часть текущего аналогового и часть будущего цифрового. С телевидением, я думаю, вопрос решается легко, его можно переносить в другие полосы, к тому же этого телевидения, насколько я понимаю, не очень много. 790-862 МГц — диапазон авиационный, военный. Насколько я знаю, весь этот диапазон, за исключением узкой полоски, может быть расчищен практически полностью. Вопрос сроков и денег. Если 710-862 МГц будет расчищен, этого, в принципе, уже вполне хватает на трех-четырех игроков. Конечно, не как в Гонконге, где по 100 МГц на оператора, но уже что-то.

Дальше — диапазон 2,5-2,7 ГГц. Там надо делать ревизию, смотреть, кому были выданы эти частоты. Многие WiMax-операторы их получили в свое время, но ряд из них так ничего и не построили. Отдельный вопрос — можно ли частоты, выданные под технологию WiMax, использовать для LTE. Если этот вопрос будет решен в ближайшее время, то, я думаю, мы увидим много M&A-сделок по приобретению операторов, у которых есть WiMax-частоты. Но из этого диапазона надо вывести телевизионные распределительные сети MMDS, которые морально устарели.

— Сколько может стоить такая масштабная расчистка?

— Звучала оценка — 60 млрд руб. Другой пока не было.

— И, кажется, она касалась только одного диапазона.

— Да, только 710-862 МГц.

— А сколько сама МТС готова потратить на расчистку частот?

— Об этом пока рано говорить — слишком много неопределенности как относительно стоимости расчистки, так и того, как эти частоты будут затем распределяться и на какой срок.

— Государству не предлагали поучаствовать в финансировании?

— Пока в бюджете, насколько известно, денег на расчистку не заложено. Но, безусловно, расчистка — это государственная задача хотя бы потому, что конверсия диапазона напрямую связана с перевооружением армии и безопасностью государства: кому, как не государству, решать эти задачи?

— Вот вы потратите миллиарды рублей, изъяв их из cash-flow, несколько лет потратите на расчистку спектра, а военные в это время берут выданные им частоты 2,3-2,4 ГГц и создают сеть LTE. Немного несправедливо, нет?

— Давайте посмотрим, что будет происходить. Судя по публикациям в прессе, это государственное решение, связанное с решением вопросов конфиденциальной связи, безопасности и т. д. Частоты нужны для строительства сети, которая обеспечивала бы государственные потребности.

Я думаю, что в конечном счете это вопрос денег и экономики. Вот у нас порядка 39 000 базовых станций, каждая стоит $150 000, это уже $5,9 млрд. Плюс оптоволокно, которое эти базовые станции должно соединять, плюс коммутаторы, плюс IT, плюс-плюс-плюс… Итого минимум $10 млрд.

— Этот аргумент содержался в ваших письмах президенту, премьеру и министру связи. Но “Основа телеком” и “Воентелеком” уверяли, что все можно сделать намного дешевле. Например, базовые станции можно устанавливать не так часто, как это делала “большая тройка”.

— С частотами 2,3-2,4 ГГц придется даже чаще.

— Еще один контраргумент — оптоволокно можно не строить, а арендовать.

— К базовым станциям волокно все равно придется прокладывать. Понятно, что игроки, которые хотят выйти на рынок, говорят: “большая тройка” в свое время частоты получила и теперь рисует страшные картины, потому что не хочет конкуренции.

— А вы хотите конкуренции?

— Это риторический вопрос — телекоммуникации сегодня и так, пожалуй, одна из самых конкурентных отраслей в России. Дело в другом. Государству надо решить, как, сохраняя высокую конкуренцию на рынке, не перешагнуть грань, когда избыточная конкуренция начинает приводить к снижению эффективности игроков рынка и, как следствие, потере доходов самого государства. Судите сами, в стране только на федеральном уровне уже сейчас есть три, а с учетом “Теле2” и “Ростелекома” фактически пять идентичных инфраструктур мобильной связи и передачи данных. Нужно ли еще? Является ли создание еще одной сети эффективным расходованием средств? Ведь цены на мобильную связь да и на передачу данных снижаются и так, поэтому в социальном плане мало что изменится. А вот опасность того, что с ухудшением экономики операторов снизятся инвестиции в сеть, ухудшится качество и не будут реализованы возможности роста других отраслей, вполне реальна. Как, например, это происходит в Индии, где работают 15 операторов, но мобильный интернет фактически не работает из-за недоинвестированности и нехватки частот.

“Кто больше продал продуктов клиенту, тот и молодец”

— А вас не тревожит, что у МТС самый низкий уровень средней стоимости минуты разговора среди операторов “большой тройки”?

— Это отражение цен на рынке. Сейчас чуть ли не половина нашей абонентской базы — это абоненты с ARPU (средний месячный счет на пользователя. — “Ведомости”) от $1 до $3 и MOU (среднемесячная продолжительность разговора на абонента. — “Ведомости”) — 100 минут. И хотя потенциал роста MOU — 300-400 минут, люди просто не могут позволить себе тратить больше денег на мобильную связь, а значит, эластичность спроса в этом сегменте и стремление к низким ценам очень большие. Почему, например, “Tele2” так быстро растет в тех регионах, в которые она выходит, — она дает цены на 30% ниже. То есть цена остается крайне важным фактором. И на этом фоне повышать цены очень и очень сложно. Поэтому для нас сейчас актуально не повышение цены, а продажа дополнительных услуг, создание дополнительной стоимости продукта. Прежде всего это, конечно, мобильная передача данных, а для этого надо увеличивать проникновение смартфонов и работать по снижению их цены. Клиентский опыт владельцев смартфона и обыкновенного телефона отличается радикально, и мы хотим, чтобы на протяжении следующих трех лет смартфон полностью вытеснил с рынка обыкновенные телефоны. Мы, например, в этом году будем выводить смартфон на платформе Google Android с целевой ценой в районе $100, чтобы реально сделать этот продукт массовым.

— Это нужно, чтобы шире распространить дополнительные услуги?

— Да, это создание платформы для пользования дополнительными услугами. А дальше разнообразные порталы для развлечений типа omlet.ru, всевозможные приложения, которые мы разрабатываем для разных application store. Потребление услуг передачи данных и, естественно, деньги, которые люди будут платить за это, по мере проникновения смартфонов будут расти.

— Какой доход приносят МТС-карты для USB-модемов?

— По ним ARPU порядка $10. Он остается таким с самого начала, поскольку в основном на этих sim-картах “плоские” тарифы и есть определенные ограничения — по скорости, по использованию. 80% интернет-трафика генерируется 5% абонентской базы — самыми активными юзерами, которые скачивают из интернета гигабайты видео и т. д. А средний пользователь много [трафика] не генерирует.

— Какие же тогда перспективы у доходов от мобильной передачи данных?

— Основной рост мобильной передачи данных и сейчас, и в будущем будет приходиться на смартфоны, а не на data-карты. Data-карта в большинстве случаев — это заменитель ADSL-соединения. ADSL в регионах дорогой и имеет низкую скорость, а у data-карты выше скорость, и, как правило, она дешевле. Плюс это plug-and-play, поэтому еще и удобнее (карта вставляется в компьютер — и он сразу оказывается подключен к интернету. — “Ведомости”). И все же несмотря на то, что сейчас мы продаем data-карты сотнями тысяч в месяц, это небольшие цифры в сравнении с более чем 50 млн наших абонентов. А у смартфонов большое будущее, со временем они распространятся по всей абонентской базе.

— Сколько вы продаете USB-модемов в год? Например, в 2010 г.?

— Примерно 2-2,5 млн. Но я не вижу смысла выделять пользователей data-карт в какую-то одну группу. Я считаю, что нужно считать доход с клиента как физического лица. Вот есть Иванов Иван Иванович, у него мобильный телефон от МТС, USB-модем от МТС, домашний телефон МГТС, интернет от “Комстара”, телевидение “Стрим”… Все это имеет смысл сложить в одну корзину и смотреть, какой доход мы получаем с конкретного гражданина. Сравнивать операторов по сегментам бесполезно, все равно единых стандартов отчетности нет: один считает модемы здесь, другой — там, этот приплюсовывает доходы от передачи данных к голосовым доходам, тот не приплюсовывает и т. д. Надо смотреть на конкретного клиента — и кто продал ему больше продуктов, тот и молодец.

Все эти споры — кто первый в мобильном бизнесе, кто в фиксированном, кто в передаче данных, кто в телевидении — уже утрачивают смысл.

— Многие операторы признаются, что до сих пор не научились тарифицировать доступ в интернет так, чтобы извлекать выгоду из лавинообразного роста трафика. Вы говорите, что делаете ставку на владельцев смартфонов. А придумали, как заставить их платить за этот растущий трафик?

— Фундаментальная причина, почему ни у кого до конца это не получается, заключается в том, что потребители хотят иметь нелимитированный доступ в интернет на высокой скорости за достаточно низкую плату. Потому что в отличие от голоса, где ты можешь проконтролировать свои расходы, следя за временем разговора, в интернете ты не можешь отследить, сколько мегабайтов скачал, если только не скачать фильмы, где написано, например, 1,3 Гб. Потом тебе вдруг сваливается счет, а ты к нему не готов. Поэтому люди, естественно, хотят иметь безлимит. Но понятно и то, что $100 или $200 за безлимит никто платить не станет. В этом фундаментальная проблема, и я не думаю, что ее кто-нибудь когда-то сможет решить. Другое дело, что есть различные трюки: например, когда в безлимитную плату включают определенный набор сайтов, а если ты идешь на какие-то другие, то трафик дорожает, ограничения по скорости и т. д.

— Как-то вы заранее сдаетесь — “все равно не получится…”

— У меня просто другая концепция. Я считаю, что наши доходы будут расти не от того, что мы станем брать больше денег за мобильный интернет с существующих клиентов, а от двух других факторов. Во-первых, от того, что будет увеличиваться количество людей, которые станут пользоваться мобильным интернетом. А во-вторых, и это самое главное, будет резко расти количество устройств на одного пользователя. Уже сейчас у меня есть iPhone, есть iPad, есть компьютер, в котором стоит sim-карта, и еще sim-карта в машине. Я, наверное, не средний пользователь, и тем не менее все это есть уже сегодня. А завтра, я убежден, количество sim-карт, микрочипов будет расти в геометрической прогрессии.

— Какую часть абонентской базы МТС можно считать реальными интернет-пользователями? И до какого уровня хотите ее довести?

— Сейчас порядка 25%, хотим довести как минимум до 50-60% в ближайшие два-три года.

— Еще до запуска сетей LTE?

— Да, еще до LTE. Я вообще не думаю, что LTE — это какой-то камень преткновения. Роль LTE несколько преувеличена. Более того, я думаю, что нам даже в какой-то степени повезло, что у нас сейчас нет частот для LTE и нам не нужно тратить много денег на строительство этих сетей. 3G уже сейчас дает скорость теоретически 100 Мбит/с даже на существующих частотах. Таких скоростей с теми приложениями, которые сейчас есть, вполне достаточно. Куда бежать?

— Насколько увеличатся капвложения МТС в этом году по сравнению с прошлым?

— Процентов на 20.

— До какого уровня вы хотите довести уровень 3G-базовых станций?

— Это будет определяться конкурентной динамикой. Теоретически все базовые станции 2G, которые у нас сейчас есть, должны стать станциями 3G. Некоторые 2G-станции покрывают дороги и места, где 3G не будет востребована еще некоторое время. Но 20 000 3G-станций на этот год я совершенно не исключаю.

— Все-таки по итогам IV квартала 2010 г. “Мегафон” обгонит МТС по мобильной выручке в России?

— Посмотрим по результатам опубликования квартальных итогов. Но если судить по вашей недавней публикации — не обогнал. (Улыбается.)

“Некоторые миноритарии кругами плавали, как акулы”

— МТС платит высокие дивиденды, выкупила у АФК “Система” “Систему телеком”, намерена приобрести 23% МГТС, при этом увеличивает капзатраты. Однако у вас есть стратегия “ROIC 25% +”, вы хотите добиться, чтобы консолидированный уровень возврата на инвестированный капитал (ROIC) превышал 25%. Как вы будете совмещать одно с другим?

— По поводу отношений МТС и “Системы” есть очень много стереотипов, которые не являются правдой. Возьмем три последние сделки между МТС и “Системой” — покупку “Комстара”, сделку по “Связьинвесту” и по “Системе телеком”. Я думаю, никто не будет отрицать, что мы купили “Комстар” по справедливой цене. Второй факт — выход “Комстара” из “Связьинвеста”. На мой взгляд, крайне выгодная сделка, которую “Система” помогла сделать нам. Мы избавились от долга в “Комстаре”, и теперь это просто отличная компания с сильным cash-flow. Плюс “Система” получила [дополнительные 23%] МГТС. И мы потенциально заинтересованы этот пакет приобрести и в этому году будем об этом думать и считать.

Что касается “Системы телеком”, то покупка этой компании, владеющей товарными знаками всех телекоммуникационных активов группы МТС, была полностью инициативой менеджмента МТС, а не “Системы”. Реально мы заплатили за торговые марки МТС, “Комстар” и МГТС $311 млн. И это отличная цена. Из чего мы исходили, когда рассуждали об этой сделке? Сейчас мы платим 0,16% [выручки за использование брендов], мировые benchmark сдачи в аренду бренда — 1,5-2%. При этом “Система” — публичная компания, у нее есть акционеры, которые могли потребовать привести в соответствие размер роялти с международными benchmark. У нас был рассчитан вариант: если, например, “Система” повысит роялти с 0,16 до 0,48%, стоимость торговой марки из $300 млн превращается в $1 млрд. Это большой риск, особенно учитывая, что речь идет о бренде МТС, имеющем капитализацию в $9,7 млрд.

— Но все-таки компании, которые устанавливают роялти в 1,5%, сами развивают свой бренд и берут с “дочек” плату за франшизу. “Система” же заплатила лишь за разработку бренда и больше в него не вкладывала.

— Об этом рассуждать не конструктивно. Надо оперировать фактами. А факты говорят, что есть публичная компания “Система”. Есть договор на аренду товарных знаков, по которому только одна МТС платит роялти 0,16%. А еще есть “Комстар” и МГТС. Это формальные отношения. Дальше менеджмент “Системы” , как любой профессиональный менеджмент, заинтересованный в увеличении доходов и cash-flow компании, повышает нам роялти. И все — цена сделки становится в разы больше.

— Тем не менее многие миноритарии “Комстара” считали цену сделки по “Системе телеком” несправедливой. Да и “Систему” вы вряд ли будете обижать, выкупая у нее 23% МГТС…

— Знаете, когда мы покупали “Комстар”, некоторые миноритарии тоже кругами плавали, как акулы, и говорили: “О, ну сейчас мы наварим, никуда вы не денетесь — 100% доходности!” Но мы заплатили справедливую цену исходя из оценки компании, прогноза денежных потоков и т. д.

Если говорить об МГТС, то понятно, что если через покупку этого пакета мы получим большую синергию бизнесов, то делать это надо. Вопрос в том, получим мы эту синергию или нет и если получим, то в каком объеме. Ответы на эти вопросы и определят наше решение и цену сделки.

— Лондонский суд выставил МТС счет за киргизский “Бител” — $176 млн сверх уже уплаченных $150 млн. Что станете делать?

— Мы будем продолжать борьбу. У нас нет актива, и мы не понимаем, за что мы должны платить. Будем использовать все легальные способы до самого конца.

— Почему вы отказались от участия в приватизации “Укртелекома”?

— Этот актив не отвечает нашим инвестиционным критериям.

— Есть у вас настрой заниматься слияниями и поглощениями, глядя, например, на “Вымпелком”?

— Мы точно будем продолжать M&A-активность. И прежде всего в России в области широкополосного доступа в интернет и кабельного ТВ. Ведь у интернет-компаний мультипликатор возврата х20 OIBDA, а у телекомовских едва набирается х5.

В целом мы исходим из того, что есть мобильная “труба” к абоненту и фиксированная. Мобильная будет использоваться в будущем за пределами дома, а дома, скорее всего, будет оптоволокно. Например, МГТС, скорее всего, переведем на технологию GPON, т. е. оптоволокно в квартиру со скоростями 1 Гбит/с и больше. Дело в том, что та модель entertainment, которая есть сейчас, когда человек потребляет в лучшем случае 100 телевизионных каналов, будет меняться в сторону интернет-телевидения и вообще интернет-медиа. Интернет-медиа откроют совершенно новые возможности, когда ты сможешь любой контент выбирать и смотреть через различные фильтры. Покупать, смотреть бесплатно, за просмотр рекламы — в зависимости от условий. Возможности entertainment будут безграничны. Понятно, что это будет Blue-ray, 3D, 3D в Blue-ray, сначала с очками, потом без очков, и потребности в пропускной способности будут расти. Те возможности, которые человек захочет иметь дома, могут быть покрыты только оптоволокном. Поэтому мы будем инвестировать в фиксированные активы. Приходить же в дома органически, не имея там кабеля, — очень сложно. Дорого и долго.

Что касается международной экспансии, то мы очень внимательно следим за тенденциями в отрасли и постоянно мониторим рынок на предмет интересных сделок. Но все надо считать и расставлять инвестиционные приоритеты. Ведь глобально телеком-компании сейчас расти прекратили. Средний темп роста топ-30 мировых телеком-холдингов — 2% [в год]. Поэтому покупать актив в расчете на рост сейчас не приходится, а продавцы хотят справедливую цену. В итоге ты можешь купить свободный денежный поток завтрашнего дня с риском, который с ним ассоциирован, за деньги сегодня плюс премия за покупку. Меняешь шило на мыло. При этом реальных синергий между разными сетями в разных частях света, как правило, очень мало, потому что даже те знания, которые у операторов есть по строительству сетей на домашнем рынке, только очень частично применимы в других странах, так как там другая законодательная база, другая инфраструктура, часто другая топология сети, электрические мощности и т. д.

Иное дело, если ты, например, производишь iPhone в одном месте и продаешь его глобально, здесь есть синергия, потому что в Китае, например, ты извлекаешь эффект из дешевой рабочей силы, а во всем мире — синергию от дизайна, бренда, рекламы и т. д.

Поэтому сейчас глобализация в телекомах скорее может быть обусловлена желанием людей построить большую компанию в расчете на рост завтрашнего дня. Поэтому все сейчас пытаются нащупать этот рост, в том числе и мы, чтобы решить, когда и куда вложиться, чтобы в определенный момент оказаться среди мировых лидеров.

— Но неужели синергии нет совсем? А экономия на закупках?

— Тоже не всегда работает. Сегодня глобальная конкуренция среди поставщиков оборудования крайне острая, особенно в связи с появлением китайских игроков. И каждый тендер, который проводится операторами, проходит в условиях острейшей конкуренции. В результате по сетевому оборудованию, например, МТС имеет одни из самых низких цен от всех поставщиков, включая Ericsson. Выжать что-то меньшее за счет глобализации закупок я считаю нереальным. Вместе с тем по телефонам ситуация другая — благодаря нашему контракту с Vodafone линейка телефонов МТС, которых в этом году на российском рынке мы хотим продать не менее миллиона штук, обходится нам на 20-30% дешевле, чем брендированные производителями аналоги.

— Но за это вы платите деньги Vodafone.

— Конечно. Но это совершенно несопоставимо по масштабу с тем эффектом, который мы получаем.

— А новых направлений сотрудничества с Vodafone не планируете?

— Мы используем очень много их ноу-хау, benchmarking например, в области CRM. Сейчас мы много инвестируем в CRM, потому что вопрос удержания клиентов далеко не праздный. Это вопрос технологический — как собирать данные, как анализировать, как в режиме реального времени делать релевантные предложения клиентам и т. д. А у Vodafone в этом плане огромный опыт.

“С глобальной экономикой всё будет хорошо”

— И все же есть еще много рынков, где просматривается рост. Например, Африка.

— В Африке в тех странах, где что-то шевелится, проникновение уже достаточно высокое. Вообще, идя на развивающиеся рынки сейчас, ты сталкиваешься с ситуацией, когда рост неочевиден (точно не 20%), но очевидны риски, связанные с правительством, политической ситуацией, регуляторикой и т. д. Не факт, что сейчас соотношение роста и рисков привлекательное. Семь лет назад риск себя оправдывал, когда темпы роста выручки были по 50% в год. Тогда надо было рисковать. Другое дело, что мы были заняты Россией и СНГ. Но если бы семь лет назад мы находились в той ситуации, в которой находимся сейчас, вы точно увидели бы меня летающим по всем этим странам и скупающим компании в Юго-Восточной Азии и т. д.

Но посмотрите на глобальные компании, большинство из них распродает активы, например та же Vodafone.

Глобальные M&A, на наш взгляд, имеют смысл, если есть уверенность, что рост передачи данных превратится в новую волну роста доходов. А это вопрос для всей индустрии в целом. Смотрите, если раньше продукт и клиентский опыт создавали только фиксированные операторы, то после появления мобильных операторов основной рост доходов пришелся на них, потому что их продукт стал более востребованным. Сейчас мобильный телефон — это абсолютно стандартная вещь, а продукт и, как следствие, опережающий рост доходов генерируют компании вроде Apple и Google, формирующие клиентский опыт через приложения и девайсы. Если дальше так пойдет, то возможен, например, такой сценарий: выходит Apple или Google со своей платформой и говорят, что она должна быть доступна через любого оператора без sim-карты и, пожалуйста, платите деньги через Apple/Google за рекламу, а потом мы будем перечислять деньги операторам за оптовое использование трафика. При этом телефон сам будет выбирать операторскую сеть по сочетанию цены и качества. То есть человек уже не будет знать, в какой сети находится. Что тогда делать сотовым компаниям? Думаю, обгоняя друг друга, бежать строить сети, чтобы они были как можно более качественные, чтобы телефон автоматически их выбирал.

Но есть и другая перспектива: передача данных настолько коренным образом будет менять жизнь людей, что это создаст огромное количество новых продуктов и рынков, где наши сети будут востребованы. И именно в этих рынках и продуктах операторы хотят сейчас участвовать. Для этого создаются различные венчурные фонды, ведутся исследования в области machine-to-machine, в том числе нами в консорциуме с Vodafone. Поэтому все находятся на таком перепутье.

Если мы увидим, что новая волна в телекоме уже на подходе, тогда имеет смысл пойти и купить актив — увеличить размер компании перед волной нового роста. Если же волны нового роста не будет, а, наоборот, будет волна усиления конкуренции, снижения маржи и превращения всего этого в commodity, utility-based на основе повышения капитальных затрат, то тогда, покупая актив, ты просто уничтожаешь свою стоимость.

— Но Altimo и Vimpelcom, судя по всему, верят в эту новую волну.

— Может быть, они правы. Наша позиция — пока что чуть-чуть подождать. Может быть, не очень долго. В 1998 г. весь мир верил, что интернет будет новой сумасшедшей вещью: волна роста, огромная капитализация… Все то, что не состоялось в 1998 г., вернулось в 2010 г. Что было правильно — вкладываться в 1998 г. или подождать до 2010 г.? Я думаю, что все-таки data-бум произойдет, вопрос — когда. Мне говорили, что будем ездить на водородных автомобилях в 2010 г. — ничего подобного. Но завтра человек может изобрести аккумулятор, который заряжается в течение пяти минут и везет машину 500 км. После этого цена нефти будет $5 — и у нас с вами начнется веселая жизнь. Просто представьте себе, насколько сейчас технический прогресс может влиять на судьбы человечества и экономику. Самолеты будут на батарейках летать через 20 лет…

— Если не M&A, а альянсы? Например, прошлой весной была информация, что МТС могут объединить с Telekom Austria, а сейчас Vimpelcom объединяется с Wind Telecom Нагиба Савириса.

— Это вопрос стратегии акционеров компании, готовы ли они уступать контроль в компании.

— Сейчас все быстро меняется, жизнь ускоряется. В связи с этим как вы смотрите на возможность новых экономических потрясений в будущем?

— Что касается России, самый главный риск — зависимость от нефти и от динамики цен на сырьевые ресурсы. Сейчас даже с учетом высокой цены на нефть бюджет формируется с дефицитом, а расходная часть бюджета — в основном это не инвестиции в будущее (в инфраструктуру, технологии, индустрию), а текущие расходы, в том числе социальные, которые сокращать крайне трудно. То есть риск в экономике остается. На мой взгляд, инвестиции в инфраструктурные проекты и рост производительности труда — обязательный минимум для того, чтобы избежать будущих потрясений.

— А в целом глобально как вы оцениваете ситуацию в экономике?

— С точки зрения экономики проблемы мне кажутся преувеличенными. Законы капитализма были еще Карлом Марксом описаны и с тех пор особо не меняются. Население заинтересовано в улучшении качества жизни, компании — в росте потребления, банки — в потребительских кредитах. До тех пор пока интересы одной из сторон соответствуют возможностям двух других, экономика растет. Если нет, происходит кризис. Единственно, те кризисы, которые происходили последние 100 лет локально, сейчас происходят глобально, потому что экономики интегрировались на мировом уровне. Поэтому кризисы будут случаться еще не раз. Чтобы их полностью избежать, нужно изменить базовое стремление человека к потреблению, что вряд ли возможно в обозримой перспективе.

— А в краткосрочной перспективе?

— Я считаю, что с глобальной экономикой в ближайшее десятилетие все будет хорошо по элементарной причине — есть Индия и Китай, в которых проживают в совокупности 3 млрд человек с крайне низким средним уровнем жизни и потребления по сравнению с развитыми странами. Даже маленький прирост в потреблении на душу населения, помноженный на 3 млрд человек, дает огромный импульс роста для мировой экономики с точки зрения потребления ресурсов, технологий, инструментов сбыта и много чего еще. Раньше этого тренда просто не было, потому что население этих стран было информационно отделено от остального мира и считало, что все живут так же плохо и это норма. Можно сказать, что телевидение и интернет совершили революцию. По мере распространения информации о том, как живут люди в других странах, у людей появилось фундаментальное желание жить лучше, возрос спрос. Я расцениваю это очень позитивно для мировой экономики. А ведь кроме Индии и Китая существуют Бразилия, арабские страны со схожей ситуацией.

Конечно, есть определенные риски, связанные с соперничеством экономик развитых стран, с валютными качелями… Но никакой катастрофы не произойдет — будет определенная волатильность, но фундаментально спрос Индии и Китая будет двигать весь мир вперед. В том числе, кстати, пока и Россию с ее сырьевой зависимостью.

Биография

Родился в 1970 г. в Москве. В 1992 г. окончил Московский автомобильно-дорожный институт, в 1993 г. — Российскую академию госслужбы при президенте РФ

1998 — менеджер консалтинговой компании McKinsey & Co

2004 — управляющий директор ферросплавного бизнеса “Интерпайп” на Украине

2005 — вице-президент МТС по продажам и абонентскому обслуживанию

2006 — вице-президент, директор бизнес-единицы “МТС-Россия”

2008 — президент ОАО “Мобильные телесистемы” (МТС)

Вся жизнь через iPhone

“Я уверен, что нас ждет впереди очередной этап технологической революции, связанный с проникновением интернета абсолютно во все сферы жизни. Я уже сегодня управляю радио, музыкой, видео и светом в своей квартире с iPhone. Сейчас, сидя в офисе, я могу включить радиоприемник у себя в ванной (смеется). Это реально очень удобно, не нужно отдельных пультов, с iPhone я могу делать все, что угодно. Ложишься спать, забыл выключить свет на кухне — нажал кнопку, и он погас. Вся видеотека у меня тоже синхронизирована с iPhone, в результате, приехав на дачу, я могу посмотреть любой фильм, который у меня есть в iPhone, или показать любой мультфильм дочери. Это качественно меняет жизнь, просто сейчас это дорого и не всем доступно, но это будет дешево и доступно завтра.

Кроме того, я абсолютно уверен: придет масса технологий, которые будут использовать сети передачи данных и где рентабельность будет намного выше, чем при стандартном интернет-доступе. Например, в Екатеринбурге у нас есть договор с муниципалитетом и примерно в 500 домах наши sim-карты установлены на счетчиках газа и воды. Каждая sim-карта приносит нам 50 руб. в месяц — невелика сумма, но и расходы на обслуживание sim-карт низкие, поэтому прибыльность очень высокая. А таких sim-карт можно миллионы поставить по всей стране”.

МТС

оператор мобильной и фиксированной связи

Крупнейший акционер: АФК “Система” — 52,8%, в свободном обращении — 46,7%.

Капитализация (NYSE) — $19,31 млрд.

Финансовые показатели (US GAAP, 9 месяцев 2010 г.): выручка — $8,3 млрд, чистая прибыль — $1,2 млрд.

Абонентская база (данные компании на 31 декабря 2010 г.) — 103,35 млн пользователей.

Будущее глазами Шамолина

“Через несколько лет все автомобили будут оснащены эквивалентами sim-карт, позволяющими подключаться к сети передачи данных. Так, в последней модели Audi A8 уже нет диска с цифровыми картами — там стоит трехмерная навигация от Google с сервисом GoogleView. И все это работает благодаря сетям [беспроводной] передачи данных. Но это только начало, таких приложений может быть миллион. И все это будет управляться с помощью интернета из любой точки. Это перспектива двух-трех лет”.

Игорь ЦУКАНОВ, Тимофей ДЗЯДКО