Леонид Бохановский: “Нужен вектор в защиту газа”

Нефтяной картель ОПЕК недавно отпраздновал 50-летие, Форум стран — экспортеров газа (ФСЭГ) существует только два года. Масштаб участников уже сопоставим: на ОПЕК приходится 41% мировой добычи нефти, на страны ФСЭГ — больше трети мирового производства газа. И хотя ФСЭГ почти сразу прозвали “газовой ОПЕК”, Леонид Бохановский не устает повторять: “Мы не ОПЕК, у нас нет картельных амбиций”. Подозрения все равно остаются. Ведь, к примеру, Алжир, где началась карьера Бохановского, еще весной явно призывал снизить добычу газа, чтобы поддержать цены, — как он привык это делать в ОПЕК. Какие эмоции это вызывает у Бохановского, сказать сложно: его, профессионального дипломата, вообще сложно вызвать на откровенность. В интервью “Ведомостям” он попытался объяснить, каким образом ФСЭГ собирается превратиться в одну из самых влиятельных на планете организаций.

— Вы начинали карьеру в МИДе, потом ушли в бизнес, сейчас, по сути, снова дипломат. Но почти всегда ваша работа была связана с арабскими странами, как раз по вашей специальности — “востоковед”. А почему выбрали именно такую специальность?

— Наверное, это был определенный детский challenge. Мои родители тоже были связаны с дипломатической работой, детство прошло по посольствам, мы много жили в Азии, большую часть — в Японии, я окончил школу с углубленным изучением английского языка. А в институте в итоге выбрал французский и арабский, т. е. два новых. Привлекла восточная романтика: 10-й класс, определенные книги, определенные впечатления… Меня всегда интересовала история Арабского Востока, особенно страны Магриба — Тунис, Алжир, Марокко, Мавритания, Ливия. В итоге из 10 лет мидовского периода жизни почти восемь я провел в двух командировках в Алжире. А если брать все годы — не только мидовский период, — практически все арабские страны я посетил.

— Скучаете по Алжиру? Интересно просто, насколько вы прикипели к этой стране. Может, купили там недвижимость — чтобы приезжать туда как домой?

— Я очень люблю Алжир. В дипломатической практике всегда особенно запоминается первая командировка. Я прилетел в Алжир, еще будучи студентом МГИМО, на стажировку и провел в этой стране почти семь месяцев, а после окончания института поступил запрос из посольства и я получил туда направление на работу. До сих пор хорошо помню свой первый день в Алжире — день прилета. Это был август 1980 г., как раз накануне Олимпиады в Москве. Помню, вылетал — было раннее, прохладное утро. А когда прилетел в Алжир, попал в сезон сирокко: ветер из Сахары и ощущение, что попадаешь как в аэродинамическую трубу, наполненную обжигающим, горячим воздухом. И естественно, красные песчаные дожди, которые напоминают кровавые… Сейчас я тоже, конечно, бываю в Алжире, в том числе по делам ФСЭГ. Но квартиры там нет, такого вопроса не стояло. Хотя Алжир — это действительно большое, теплое чувство, там прошли не самые плохие годы моей жизни.

— Штаб-квартира ФСЭГ в Дохе, и вы там сейчас постоянно живете, какая страна больше нравится — Алжир или Катар?

— У каждой страны свои особенности. Нельзя сказать, что какая-то лучше, какая-то хуже…

— Штаб-квартира расположена в башне, которая называется “Торнадо”. Когда вы впервые это узнали, не было ощущения, что это плохой знак?

— Да нет, скорее это вызвало улыбку. Но название действительно говорящее. Просто “Торнадо” — это ведь не только ураган, это ведь сила, концентрация энергии. А еще у башни форма песочных часов, можно сказать, знак того, что время принимать решения.

— ФСЭГ — очень молодая организация, и до сих пор не очень понятно, что это. Что же такое ФСЭГ?

— Начну сразу с того, чем ФСЭГ не является. Нужно отмести тот штамп, который растиражировали журналисты: что ФСЭГ — это газовая ОПЕК. Мы не раз говорили: ФСЭГ не имеет картельных амбиций. Это просто не предусмотрено уставом. Наша организация не занимается регулированием объемов производства газа. И не занимается регулированием цен. Потому что большая часть газа во всем мире, как известно, продается на основе долгосрочных контрактов, в которых есть гарантированные обязательства по объему с обеих сторон. Если эти обязательства не выполняются, то штрафные санкции накладываются и на производителей газа. Природный газ — менее ликвидное сырье, чем нефть.

— В апреле — перед встречей ФСЭГ — Алжир призывал участников организации одобрить сокращение производства, чтобы поддержать цены на газ. Выходит, у кого-то из участников ФСЭГ все же есть картельные амбиции?

— Вы знаете, что это предложение не получило поддержки. Видимо, предпосылки для такого решения не созрели. И я хочу еще раз подчеркнуть: каждое государство — член организации обладает суверенным правом вести свою газовую политику. Решения, которые принимаются на ФСЭГ, носят рекомендательный характер.

— Только Алжир выступал за сокращение производства?

— Как я уже сказал, предложение не получило поддержки и было решено сохранить привязку цены газа к нефтяной и нефтепродуктовой корзине, что является стабилизирующим фактором для рынка в целом. Хотя газ действительно недооценен. В Европе он примерно в два раза дешевле, чем нефть, а в Америке — в три раза, $4 против $12 за 1 млн BTU (британская тепловая единица. — “Ведомости”).

— Для чего же нужна ваша организация?

— Сейчас у нас две важные задачи: создать Международный институт газа (это рабочее название) и реализовать программу “Глобальная газовая инициатива”. Часть этой программы — глобальное продвижение газа.

— Как это будет выглядеть — мировое турне ФСЭГ с рекламой газа?

— В каких формах это будет — пока обсуждается. Видимо, будет развернута кампания в СМИ, будет диалог с общественностью, особенно в европейских странах. Известно, что в Европе активно действует угольное лобби, ядерное лобби, последнее время развивается и так называемое зеленое лобби, которое продвигает возобновляемые источники энергии.

— А газового лобби в Европе нет?

— Нет, в том-то все и дело. Как это ни парадоксально, но организованного газового лобби сейчас не существует. Наверняка оно есть в рамках национальных компаний, в рамках отдельных стран. Но в глобальном масштабе нет. Поэтому и идет речь, что нужен некий вектор в защиту газа и более справедливой оценки его потенциала, его ресурсной значимости для развития энергетики и, соответственно, мировой экономики. Сейчас доля газа — около 20% мирового энергобаланса, доля растет на протяжении последних 10 лет, и предполагается, что в ближайшее десятилетие достигнет 30%-ного уровня. А это серьезная заявка на доминанту газа в мировой энергетике на ближайшие годы.

— Вы хорошо знаете арабский мир. Согласны ли вы, что этот самый мир в последние годы превратился в главный источник нестабильности в глобальной политике?

— Не согласен, но я не могу комментировать политику других стран, особенно стран — участниц ФСЭГ. Я считаю, что все, что происходит сейчас в мире, вполне закономерно, излишней кризисности не фокусируется в отдельной стране. Не стоит искать причины возникновения кризисных ситуаций в отдельных регионах.

“Пробежим быстро”

— Что будет представлять собой международный институт газа?

— Первый этап — создание глобальной базы данных по аналогии с JODI (Joint Oil Data Initiative, международная база данных по нефти, созданная МЭФ. — “Ведомости”). Там будет собираться, структурироваться и форматироваться вся информация по природному газу. База будет максимально открыта. А когда информационный поток будет налажен, информация будет заводиться в институт — для анализа и обработки. Определенным аналогом может служить Международное энергетическое агентство (МЭА), которое успешно работает много лет. Мы не стремимся стать его конкурентами. Мы намерены дополнять друг друга и активно сотрудничать, закрывая в аналитическом пространстве газовый сегмент.

— И как все это должно помочь странам — экспортерам газа — если ФСЭГ не является картелем и ничего не регулирует?

— Информация — это сила. Именно с аналитической базы и начинается формирование сбалансированной газовой политики. Когда появится глобальный канал информации по природному газу — разведке, добыче, новым инвестиционным проектам, новым технологиям, — все производители будут четко знать и понимать, у кого какие интересы. В том числе интересы потребителей, с которыми можно реализовывать совместные инвестпроекты. Это даст возможность максимально снизить излишнюю конкуренцию gas-to-gas. И четко, гармонично выстроить отношения с крупнейшими потребителями. Причем не доминируя, не навязывая, а находя оптимальное, сбалансированное решение. Так что сейчас, я уверен, мы являемся свидетелями становления организации, которая в недалеком будущем станет одной из самых влиятельных.

— Когда может заработать этот институт?

— Я думаю, в следующем году мы можем приступить к практическим шагам по его созданию. Второго декабря пройдет встреча министров стран — экспортеров газа в Дохе. И там планируется обменяться мнениями по этому вопросу.

— А насколько этот институт или исследовательский центр будет масштабным?

— Я уверен: это будет одна из авторитетнейших статистических организаций, которая будет взаимодействовать с аналогичными центрами в Европе. Например, активным продвижением газа сейчас занимаются голландцы — они прекрасно понимают роль газа. Голландская исследовательская программа EDGaR получила на свои изыскания порядка 40 млн евро. На изыскания с точки зрения продвижения газа. Ведь этот вопрос назрел давно. И теперь главное, кто в итоге возглавит это движение, какая организация, какая сила — потребителей или производителей — будет направлять его.

— В октябре, на Международной энергетической неделе в Москве, вы заявили, что ФСЭГ ведет активные переговоры со странами — потребителями газа: из Америки, Азии и Европы. Выходит, Форум стран-экспортеров может превратиться в Форум стран экспортеров и импортеров?

— Я имел в виду не это. Источниками информации для будущего института должны стать как страны-экспортеры, так и страны-импортеры. Поэтому мы ведем переговоры с министерствами стран — потребителей газа, с их статистическими организациями, с крупнейшими игроками. Такими как E. On Ruhrgas, Total, Eni, Gasunie и др. Хорошие контакты установлены с Международным энергетическим форумом, создателем JODI, с руководством МЭА.

— Когда же ФСЭГ станет организацией, статус которой будет сопоставим с МЭА или ОПЕК?

— Я думаю, события будут развиваться достаточно быстро. Для сравнения можно вспомнить историю ОПЕК — только как аналог с точки зрения становления организации. В этом году ОПЕК отпраздновала свое 50-летие. Она была образована в 1960 г. в Каире. И 20 лет ушло на то, чтобы консолидироваться внутри себя. Хотя до сих пор все встречи ОПЕК проходят достаточно бурно, каждая страна отстаивает свои национальные интересы. Поэтому мы только в начале длинного пути, но, думаю, пробежим его достаточно быстро. И это связано даже не с какими-то экономическими особенностями, это объективная реальность современного рынка — глобализация, которая стремительно происходит, хотят этого люди или нет, конкретные угрозы для планеты, как, например, глобальное потепление. Газ, как мы помним, самый экологичный вид ископаемых энергоресурсов. Он в два раза чище угля и в полтора раза чище нефти. В общем, сыграют все те факторы, с которыми человечество сталкивается и будет сталкиваться по нарастающей и которые будут подталкивать его к формированию международной энергетической структуры, частью которой и станет ФСЭГ.

— Так сколько же лет будет идти становление ФСЭГ — десять?

— Ну смотрите, официальный год рождения нашей организации — 2008-й, когда был утвержден ее устав. В августе этого года мы были зарегистрированы как международная организация в рамках ООН. Тоже знаковое событие: встал вопрос об актуальности создания энергетического комитета в рамках ООН — есть комитет по продовольствию, по другим вопросам, а комитета по энергетике, как ни парадоксально, не существует. Этот комитет может стать своего рода регулятором энергетической политики в глобальном масштабе. А, наверное, в 2011 г. будет предусмотрено выступление ФСЭГ в рамках Генеральной ассамблеи ООН. Тогда наша организация сделает уже глобальное заявление, объявит о своих принципах, программе и практических шагах. Так что развитие происходит очень стремительно. Конечно, многие факторы трудно предсказать. Но мое личное мнение: в течение 10 лет, если главный элемент — внутренняя интеграция — будет обеспечен, ФСЭГ встанет на ноги и громко заявит о себе.

— На штаб-квартиру ФСЭГ претендовал Санкт-Петербург, но выбрали в итоге Доху. У Дохи временный мандат?

— Нет, это навсегда.

— У ФСЭГ 11 членов, ежегодный взнос — $500 000, так?

— Да, наш бюджет на этот год — $5,5 млн. Плюс наблюдатели вносят свою лепту — около $70 000.

— Сколько средств потрачено и на что?

— На процветание, на цели становления. Если серьезно, то у нас скоро будет опубликован баланс за этот год, где все будет. Основные статьи расходов были связаны с переездом в новый офис в этом году, с его оборудованием, с закупкой транспортных средств.

— А сколько у вас штат?

— До конца этого года будет 20 человек. В следующем должно быть 50.

— Переезд 20 человек стоил $5,5 млн?

— Мы закончим этот год с профицитом, но пока я цифры называть не могу.

— Если ФСЭГ должна стать организатором нового глобального газового лобби, в вашем штате явно должны быть известные политики, без этого не обойтись…

— Я не стал бы злоупотреблять словом “лобби”, задача ФСЭГ — глобальное продвижение газа. А известных политиков, согласитесь, хватает: высший орган ФСЭГ — это министры стран — участниц форума. В нашем же штате — в штате секретариата — специалисты достаточно узкой специализации, профессионалы, которые специализируются на маркетинге газа, на моделировании и т. д.

— А какой национальный состав?

— Пока больше всего русских — с учетом того, кто сейчас возглавляет секретариат. Русских четыре человека, в том числе два из “Стройтрансгаза”, по три человека из Ливии и Ирана, по два из Венесуэлы и Алжира, один из Нигерии, есть, естественно, специалисты из национальных нефтегазовых компаний.

— Газпромовцев, получается, нет, как же так? Ведь “Газпром” — крупнейший экспортер газа в мире.

— У нас абсолютно транспарентная, четко прописанная процедура рекрутинга. Мы рассылаем по странам-участницам и национальным компаниям предложения о найме. Я, конечно, могу давать собственные рекомендации. Но предложения делают именно они.

— Получается “Газпром” никого вам не предложил, почему?

— Это вопрос к “Газпрому”.

— Почему такой крупный экспортер газа, как Норвегия, до сих пор остается наблюдателем и не вступает в вашу организацию? Она не воспринимает вас всерьез?

— Если бы она не воспринимала нас всерьез, не стала бы наблюдателем… Я думаю, это вопрос времени. Ведь наши позиции идентичны. Например, Норвегия также проявляет заинтересованность в создании исследовательского центра. И даже рассматривает возможность расположения этого института на своей территории.

“Сланцевый феномен”

— На декабрьской встрече в Дохе министры стран — участниц ФСЭГ собираются рассмотреть план на 2011-2015 гг. Есть ли уже прогнозы для газового рынка на ближайшие пять лет?

— Пока прогнозы в проработке. Но, к примеру, исходя из выступлений, которые были сделаны в рамках Международной энергетической недели в Москве, можно сделать вывод, что совокупная экспертная оценка сводится к следующему: потребление газа в ближайшие годы будет возрастать, европейские рынки вернутся к докризисному уровню цен на рубеже 2012-2013 гг. Американские цены, видимо, тоже будут расти. В том числе на сланцевый газ. Сейчас его цена — $4 за 1 MBTU (тысяча британских тепловых единиц. — “Ведомости”) — покрывает только операционные затраты. А, по некоторым оценкам, чтобы возобновить и замкнуть инвестиционный цикл, сланцевый газ должен стоить как минимум $6. То есть в ближайшее время сланцевый газ в США должен подорожать на 50%. А локомотивом газового рынка будет Азиатско-Тихоокеанский регион с растущими экономиками Китая и Индии, которые в геометрической прогрессии наращивают потребление газа. Известно, что доля газа в китайской энергетической корзине незначительна. Доминантой является уголь — порядка 80-85%. Газ недооценен. Это прекрасно понимает китайское руководство. И Китай в ближайшее время должен увеличить потребление газа в пять раз.

— Сколько еще мировой рынок газа будет рынком потребителя? Как долго предложение будет превышать спрос?

— Называть рынок газа рынком потребителя можно только образно, это условность. Но если брать во внимание инвестиционный цикл, который составляет в газовой отрасли около 5-7 лет, то, видимо, как раз через 5-7 лет возможен определенный дефицит поставок. Ведь сейчас рынок не стимулирует инвестиционный интерес производителей. И как следствие — в том числе с учетом появления такого феномена, как сланцевый газ, — идет замораживание целого ряда проектов, например по производству СПГ.

— Но если взять планы крупнейших экспортеров газа и прогнозы импортеров, выйдет, что к 2015 г. предложение все еще может превышать спрос почти на 100 млрд куб. м — это шестая часть потребления тех же Штатов…

— Существуют разные оценки. Даже те мнения, которые высказывались в рамках последней Международной энергетической недели, были прямо противоположные. Единого экспортного мнения нет. И это опять возвращает нас к тому, что нужен глобальный исследовательский центр. Когда мы его создадим, будем обладать конкретными, проработанными данными и прогнозами.

— А можно ли говорить, что уже есть глобальный рынок газа?

— Пока есть только тенденция. Глобализируются многие рынки, не только газовый. Это объективная реальность. Но никто не скажет вам конкретной даты, когда закончится этот процесс. Поэтому сейчас рынок газа не глобальный, а региональный. Со всеми вытекающими особенностями отдельных регионов. Есть североамериканский рынок, есть европейский, есть азиатский. Есть микрообразования — со своей конъюнктурой, юридическими нюансами. Есть спотовый рынок, который играет скорее не регулирующую, а балансирующую роль. Сейчас он составляет в Европе около 20-21%. И даже если мы предположим, что доля спотового рынка будет возрастать — по некоторым экспертным оценкам, это будет происходить, — то все равно принципиальный характер рынка от этого не изменится. Доминантой на долгие годы останутся долгосрочные контракты.

— Но прошлогодний пример тех же США показал, что рынки разных континентов зависят друг от друга: в Америке выросло производство сланцевого газа, снизился импорт СПГ и это топливо перенаправилось в Европу, сбив цены там. Получается самая настоящая глобализация.

— Региональные рынки действительно взаимодействуют между собой. Но единого рынка в ближайшей перспективе не предвидится.

— Промышленная добыча сланцевого газа в США началась в 2000 г., при этом заговорили о нем как о революции только года два назад. Как думаете, это потребители газа так проводят глобальную кампанию?

— Популяризация сланцевого газа действительно началась пару лет назад. Причем сначала американские источники отрицали даже подобные разработки. В масштабном плане, естественно. На те запросы, которые делались рядом стран, — нам, например, об этом алжирцы рассказывали — США отвечали, что сланцевая программа если и существует, то не в прикладном плане. А потом, как вы знаете, произошел своеобразный взрыв — все вдруг заговорили о сланцевой революции. Над этим действительно стоит подумать.

— Так кто все это начал?

— Это вопрос к американцам.

— Участники ФСЭГ еще не обсуждали сланцевый феномен — насколько он временный и как может изменить рынок?

— Сланцевый газ — феномен, который заслуживает отдельного изыскания. В 2011 г. ФСЭГ действительно планирует провести исследование по перспективам развития сланцевого газа. Это будет одно из первых наших исследований. Оно не то чтобы самое важное, но, скажем так, маркетообразующее. И главный вопрос, на который мы должны ответить, — какова себестоимость этого газа. Даже в США, где добыча уже налажена, она до конца не понятна. Никто не знает, сколько было вложено в исследования. А ведь это действительно сложная тема. Добыча метана из сланцевых месторождений, как вы знаете, сопряжена с двумя проблемами. Это экология: добыча требует огромного количества гидроразрывов пластов, для чего нужна закачка определенных компонентов. Вторая проблема — нужна большая территория, площади для бурения значительного числа скважин. В итоге даже в Соединенных Штатах ведется антисланцевая кампания.

“За хорошие глаза никто не приглашает”

— В 2008 г. штаб-квартирой ФСЭГ выбрали Доху, хотя Россия предлагала Петербург. А потом — в начале 2009 г. — вас единогласно избрали генеральным секретарем ФСЭГ. Это такая компенсация для России?

— Нельзя говорить, что это была компенсация за Санкт-Петербург. От большинства стран были свои кандидаты. Был предварительный конкурс, презентации кандидатов, исполком ФСЭГ высказался о своих предпочтениях и рекомендациях. Второй отбор шел уже на уровне министров. Решение вы знаете.

— А были еще кандидаты на ваше место от России?

— Я знаю, что обсуждалось несколько вариантов — три-четыре человека, может, больше. Но не хотел бы называть имена. Россия фактически выбирала кандидата в течение года. Мне предложение сделал министр энергетики Сергей Шматко. Шансы были оценены достаточно высоко, хотя конкуренция была открытая.

— Сразу согласились?

— Нет, несколько дней думал. Все-таки это большой challenge, как принято сейчас говорить. Это колоссальный challenge — создавать международную организацию. Впервые за всю историю СССР и Российской Федерации россиянин возглавил глобальную энергетическую организацию.

— Вы с такой теплотой вспоминаете дипломатическую службу, почему тогда в 1994 г. решили уйти в бизнес?

— Вопрос и простой и не простой одновременно. Я с огромным уважением отношусь к работникам дипломатической службы, потому что сам проработал на этой ниве больше 10 лет. Но вы же помните, что происходило в стране в начале 1990-х? Из МИДа ежегодно уходило большое количество не самых плохих сотрудников, иногда до 1000 человек. Все то же самое происходило и с другими госучреждениями. Расширялись возможности, хотелось использовать накопленный опыт в других сферах. Все достаточно прозаично.

— Вы в итоге ушли в автодилерскую компанию РТДС, российско-шведское СП с Volvo. Почему именно туда? Не было желания начать свой бизнес? Ведь тогда многие пытались организовать собственное дело.

— Объяснение очень простое: в РТДС работали мои хорошие школьные друзья, с которыми я учился 10 лет в одном классе, сидел за одной партой.

— А сами автодилерским бизнесом не занимались?

— Нет, я все время был наемным менеджером, меня это вполне устраивало. Это был 1994 год, можно сказать, поздний период развития российского капитализма, кооперативы, как вы помните, начинались в 1980-е, к тому моменту основные уже сформировались, поэтому я пошел по предложению, которое получил от школьных товарищей.

— Как потом оказались в Торибанке?

— Тут тоже все очень просто. Один из моих хороших знакомых пригласил на должность заведующего международным отделом — с учетом моего опыта, знания иностранных языков, — и к этому времени я уже окончил Высшую школу экономики, получил второе высшее.

— А как попали в “Стройтрансгаз”?

— Почти случайно. Еще будучи сотрудником банка, в то время уже “Экспо”, я был включен в российскую делегацию, которая отправлялась на межправкомиссию в тот же Алжир, мой любимый. И там я познакомился с генеральным директором “Стройтрансгаза” Виктором Яковлевичем Лоренсом, где-то через три недели после возвращения в Москву раздался звонок, он пригласил меня в “Стройтрансгаз” и предложил должность первого вице-президента компании…

— Пост очень высокий, чем вы его так впечатлили? Вы так бурно обсуждали в Алжире проблемы арабского мира, что он решил: хочу себе такого вице-президента?

— Нет, ну мы еще в Москве встречались, после чего и последовало предложение. Видимо, очень правильное, как показывает почти 10-летний опыт моей работы в “Стройтрансгазе”…

— Из того, что вы рассказывали, складывается впечатление, что кроме выбора арабского направления в институте все происходило почти случайно — вас все время кто-то куда-то звал.

— Наверное, все так в человеческом обществе и происходит. Люди приглашают тех, кого они знают либо о ком уже сформировалось впечатление. Но просто так, за хорошие глаза, никто не приглашает. И потом, когда меня позвали в “Стройтрансгаз”, можно было по пальцам пересчитать российские компании, особенно строительные, которые занимались бы международной деятельностью по самым высоким международным стандартам. А с моим приходом получило бурное развитие и арабское направление. У “Стройтрансгаза”, конечно, уже был задел, все делает не один человек, а команда. Еще до меня был реализован “Голубой поток” и проекты в Греции. А потом появились проекты в Алжире, Сирии, в Саудовской Аравии, в Объединенных Арабских Эмиратах, мы начинали работать даже в Ираке. Потом были Туркменистан и другие страны.

— У “Стройтрансгаза” третий год подряд убытки и вообще не самое простое финансовое положение. Не следите за тем, что сейчас происходит в компании?

— Я не могу комментировать то, что происходит сейчас в “Стройтрансгазе”, потому что не нахожусь в компании. Я просто очень благодарен и этой компании, и ее руководству за тот исключительно бесценный опыт, который получил, работая там. Думаю, что “Стройтрансгаз” обладает очень хорошим потенциалом.

— Вы сейчас постоянно живете в Дохе, а где именно?

— На основании договора между ФСЭГ и Катаром страна предоставляет штаб-квартиру и резиденцию для генерального секретаря. Мне предоставлена вилла, там, соответственно, обеспечены все условия для нормального проживания.

— Как у генсека ФСЭГ у вас мандат на два года с возможностью продления еще на два. Не думали еще, как решится вопрос? Чем будете заниматься дальше?

— Все решится в следующем году — с учетом результатов моей деятельности за срок мандата. После того как мандат истечет, конечно, вернусь домой. А дальше посмотрим. Император Диоклетиан стал сажать капусту, можно заняться? (Смеется.) Если серьезно, пока не задумывался.

Любимый фараон Бохановского

Бохановский увлекается исторической литературой: “Больше всего привлекает Древний мир — Древний Китай, Древний Египет… Особенно интересует период правления главного реформатора — фараона Аменхотепа, жена которого, как вы, наверное, помните, была Нефертити, это, по сути, был первый правитель, который провозгласил монотеистическую религию — еще до появления иудаизма. Он стер весь ряд египетских божеств и провозгласил единого бога солнца — Атона, за что подвергся, естественно, обструкции: после смерти его имя было стерто со всех памятников, даже сейчас найти надпись на каком-то историческом объекте в Египте практически невозможно. Во время своего последнего пребывания в Египте — в начале октября — я встречался с министром энергетики Египта и даже попросил его познакомить меня с музейными запасниками. Я был потрясен”.

Биография

Родился 10 мая 1958 г. в Москве. Окончил МГИМО по специальности “востоковед”, Высшую школу экономики.

1981 — атташе, второй секретарь посольства СССР в Алжире, а затем департамента общеевропейского сотрудничества в МИДе

1994 — заместитель гендиректора российско-шведского СП МТДС-РТДС (Volvo)

1998 — начальник отдела в Торибанке, позднее — в КБ “Экспо”

2001 — первый вице-президент “Стройтрансгаза”.

2009 — генеральный секретарь Форума стран — экспортеров газа

ФСЭГ

Форум стран — экспортеров газа

постоянные участники (11 стран) — Россия, Катар, Алжир, Тринидад и Тобаго, Египет, Нигерия, Ливия, Боливия, Иран, Экваториальная Гвинея, Венесуэла.

ФСЭГ основан в 2001 г., учрежден юридически 23 декабря 2008 г. Доказанные запасы газа участниц форума — почти 120 трлн куб. м (64% мировых), добыча в 2009 г. — свыше 1 трлн куб. м (34% мировой), экспорт — 388 млрд куб. м (44%, данные BP Statistical Review).

Елена МАЗНЕВА