Крейг Донохью, главный управляющий директор CME Group: “Мы не сидим на бомбе”

Во время недавнего визита в Москву делегация крупнейшей в мире биржи по торговле срочными инструментами, чикагской CME Group, во главе с Крейгом Донохью встретилась с десятками людей — с правительственными чиновниками, руководителями бирж и биржевым сообществом. Донохью говорит, что американцам интересно разбираться в тенденциях российского финансового рынка, чтобы понять, что CME Group могла бы делать в России. В интервью “Ведомостям” биржевик с 20-летним стажем рассказывает, кто виноват в скачках цен на нефть и сколько бирж на самом деле нужно России.

— Как по-вашему, мы уже миновали последний кризис?

— Ответ на вопрос зависит от того, что вы понимаете под кризисом. (Улыбается.) Думаю, мировой экономике еще нужно время, чтобы полностью восстановиться. Мои ощущения основаны на фундаментальных макропоказателях основных мировых экономик — динамике ВВП, дефиците бюджета и др. Некоторые страны, например Бразилия, движутся вперед семимильными шагами, некоторые восстанавливаются не так быстро.

— В разгар кризиса CME Group провела несколько сделок по покупке других бирж, а мировые финансовые регуляторы обеспокоены институтами, которые слишком велики, чтобы рухнуть. Не представляют ли биржи в этом смысле угрозу для экономики страны?

— Очень важно понимать, что большинство бирж являются частью глобальной экономики, а не просто работают в какой-то отдельной стране. У CME Group удивительная история успешного развития бизнеса. Мы более века являемся одной из крупнейших биржевых площадок, прошли через все кризисы и потрясения, падения рынков: Великую депрессию, все кризисы XX века. И за все это время мы ни разу не нарушили своих обязательств перед клиентами, выполняли все требования безопасности и регулирования.

— Глобальные биржи стремятся к универсальности — не собирается ли Чикагская биржа запускать торги акциями? Не мешает ли CME Group развиваться то, что она торгует только деривативами?

— На самом деле CME Group более диверсифицирована с точки зрения предложения инвестиционных продуктов, чем многие универсальные площадки. Мы не торгуем акциями, но у нас есть производные инструменты почти на все базовые активы: сельхозтовары, металлы, энергоносители, фондовые индексы, процентные ставки, долговые инструменты, валюту и т. д. Мы сконцентрированы на этих инструментах, а рынки акционерного капитала нас не привлекают.

— Наша стратегия и наше видение — быть крупнейшей в мире площадкой по торговле деривативами, создавать дополнительную стоимость для клиентов и акционеров CME Group, но классический рынок акций — не наш фокус.

— У NYSE есть своя платформа в Европе, не планирует ли делать что-то подобное СМЕ Group?

— Мы уже серьезно присутствуем в Европе: например, предлагая европейским клиентам наши глобальные продукты. Поэтому необходимости покупать компанию в Европе нет. Мы могли бы покупать биржи, но так мы не создадим ту самую дополнительную стоимость и не увеличим капитализацию группы. У нас есть европейский офис, в котором трудится 150 человек, сейчас мы запускаем клиринговую палату в Лондоне — ее будет регулировать британское агентство финансовых услуг (FSA).

— Сейчас в России идет дискуссия, нужна ли стране одна биржа, на которой будет как классический рынок акций, так и срочный рынок, или несколько бирж — фондовая, срочная и другие площадки. Как по-вашему, каким путем надо идти, если иметь в виду развитие конкуренции, новых продуктов и финансовых услуг для клиентов?

— Безусловно, это внутренний вопрос Российской Федерации, решить его должны власти вместе с участниками рынка.

— А каково ваше личное мнение?

— Мы активно ведем бизнес во многих странах мира, и создание национального биржевого чемпиона — это признак и атрибут развивающегося рынка, международного финансового центра (МФЦ), если хотите. У меня был опыт работы в совете директоров крупнейшей бразильской биржи BM&F BOVESPA, и я видел, что латиноамериканский рынок становится конкурентом развитых биржевых рынков. То же самое можно сказать о Южной Корее, других странах. Одна крупная площадка — это превалирующая модель в нынешнем мире.

— Каковы, на ваш взгляд, основные составляющие МФЦ, который планируют развивать в России? И как быстро это можно сделать?

— Очень серьезный вопрос, ответить на него кратко сложно. В первую очередь для создания МФЦ необходима политическая воля. Нужна прозрачность и честность действий властей и рыночного сообщества, манипуляций быть не должно ни в коем случае. Рынок должен быть целостным и при этом диверсифицированным, на нем должны работать как российские, так и иностранные игроки. Он должен быть безопасным — это очень важно для инвесторов, только так рынок будет гибким, эффективным и производительным.

Отдельные вопросы можно решить через инициативу частного сектора, а некоторые — только на государственном уровне, если речь идет о национальной политике.

— Очень непростая и интересная тема — высокочастотная компьютерная торговля. Обвал на рынке 6 мая спровоцировал трейдер, запустивший сделки с фьючерсным контрактом E-mini, который как раз торгуется в Чикаго. Биржи поощряют высокочастотных трейдеров, для них действуют пониженные комиссии, — огромное число сделок приносит биржам дополнительную прибыль. А многие участники рынка не любят таких трейдеров. Не входят ли действия биржи в противоречие с интересами игроков, в том числе долгосрочных?

— Я давно работаю на финансовом рынке — и, поверьте, на CME Group мы всегда находили компромисс между самыми разными участниками торгов. Были вещи, которые не нравились институциональным инвесторам и, наоборот, — розничным клиентам. Напряжение между ними естественно. Есть самые разные группы инвесторов, которые сосуществуют друг с другом, и мы никому не отдаем предпочтения в ущерб остальным. Наша задача — сделать так, чтобы покупатель и продавец встретились на бирже, предоставить им равнозначный доступ к технологиям, услугам клиринга, управления рисками и т. д.

— Почему же тогда Комиссия по срочной биржевой торговле (CFTC) уделила этому вопросу так много внимания?

— Проблема высокочастотной торговли раздута на пустом месте, она не приносит вреда или какого-то ущерба, напротив, обеспечивает необходимую ликвидность на рынке. Нужно, чтобы люди больше понимали, как эта торговля работает. Послушайте, сейчас все процессы в мире ускоряются, а электронные технологии важны в любом аспекте нашей жизни! Если вы напишете письмо от руки, то оно в лучшем случае дойдет до Китая через неделю, а e-mail — через несколько секунд. И если это письмо важное, но отправлено не тому адресату, все сразу узнают об этом. Но я не считаю, что мы должны возвращаться к прежним методам переписки или голубиной почте. Просто проверяйте, кому отправляете письма.

— CME Group — одна из немногих бирж в мире, где сохраняется технология торговли “открытым выкриком” и живые трейдеры в торговом зале. Зачем они еще нужны, как распределяются торговые обороты между биржевым залом и электронными системами?

— Во-первых, живые трейдеры нам действительно нужны. С точки зрения степени сложности, например, рынок фьючерсов и опционов отличаются друг от друга. Абсолютное большинство контрактов, торгующихся на фьючерсных рынках CME Group, примерно 93%, электронные. А вот опционы активно торгуются “на полу”, это не аукционный рынок, это call-market.

— Вы не считаете, что финансовая система вообще и рынки срочных инструментов в частности все больше усложняются? Из-за этой сложности мы уже получили один кризис, но вряд ли он остановит процесс усложнения. Не приведет ли это к полному коллапсу и уничтожению рынка? Уоррен Баффетт как-то назвал деривативы финансовым оружием массового поражения. Сложные деривативы спровоцировали кризис. А CME Group как раз биржа производных инструментов. Вы не чувствуете, что сидите на финансовой ядерной бомбе?

— Нет, мы не сидим на бомбе. (Улыбается.) Базовое понимание вопроса состоит в том, что если бы у вас не было возможности хеджировать риски с помощью самых разных инструментов, то потери абсолютно всех участников рынка были бы колоссальными. Наличие такой защиты принципиально важно для национальной экономики.

Баффетт, конечно, публичный человек, но он должен говорить сам за себя. И он не против деривативов, он активно использует их в своем бизнесе, например при покупке компании Gen Re. Эта фраза, на мой взгляд, вырвана из контекста.

— Согласны ли вы с тем, что в 2008 г. цены на нефть взвинтили биржевые спекулянты? Как биржа может ограничить их действия?

— Во-первых, никаких доказательств того, что нефть подорожала из-за спекулянтов, нет. Цены взвинтили рыночные законы — наличие спроса и предложения. Вспомните отчет Goldman Sachs, который прогнозировал цену на нефть в $200/барр., прогнозы экономистов о росте потребления энергоресурсов, росте продаж автомобилей и т. д.

Во-вторых, как биржа мы регулируем деятельность игроков, концентрацию рынка и определяем уровень контроля за теми, кто торгует фьючерсами на нефть.

— Больше 10 лет назад в Чикаго начали торговаться фьючерсы на рубль. Как вы считаете, есть ли место российским продуктам на глобальном биржевом рынке?

— Конечно, есть. Мы видим колоссальный спрос на продукты и инструменты, которые существуют на развивающихся рынках. Это часть нашей стратегии — предоставление клиентам доступа к более широкому набору инвестпродуктов и рынков. Сегодня у них есть возможность работать с различными инструментами бирж Бразилии, Кореи, Малайзии, Сингапура.

— Можно ли считать альтернативные платформы серьезными конкурентами электронным площадкам?

— Мы живем в очень конкурентной среде, сегодня все являются нашими конкурентами. Это и Нью-Йоркская фондовая биржа, в группе которой есть Euronext, конкурирующая с нами по торговле производными инструментами, и внебиржевой рынок. Инвестпродукты могут быть структурированы по-разному, у них разный клиринг, но по сути это одни и те же инструменты.

— Есть ли в ваших планах какие-то проекты в России — может быть, совместные?

— Сейчас таких специальных планов у нас нет. Но, как вы знаете, CME Group работает по всему миру и является крупнейшим электронным биржевым рынком. У нас большая история международных партнерств на важнейших рынках в самых разных уголках мира. Россия с ее обширной географией — это огромная экономика и крупный во всех отношениях рынок: в частности, здесь уже получил развитие наш профильный рынок — фьючерсов и опционов. Все это говорит о том, что нам интересно присутствовать здесь.

— Сколько российских участников торгует на CME Group сейчас? И какова их доля в общем обороте?

— У нас очень ограниченная информация по этому вопросу, так как многие инвесторы торгуют анонимно через различных финансовых посредников. Фактически можно сказать, что число российских клиентов, использующих наши продукты для управления своими рисками, существенно. Одновременно они используют различные информационные продукты, и активность российских игроков будет увеличиваться по мере роста национальной экономики. Она, уверен, будет все больше интегрироваться в мировую экономику и международные рынки капитала.

Биография

Родился в 1961 г. в Чикаго В 1983 г. окончил курс по политическим наукам и истории в Университете Дрейка (Drake University), в 1989 г. получил диплом MBA в Kellogg School of Busines в North Western University в Чикаго и начал карьеру на Чикагской товарной бирже (CME) как юрист.

1995 — вице-президент, помощник главного юрисконсульта CME

1998 — старший вице-президент и главный юрисконсульт CME

2000 — управляющий директор, а затем главный администратор CME

2003 — главный управляющий директор CME Holdings и CME

CME Group

биржевая группа

финансовые показатели (1-е полугодие 2010 г.): активы — $34,259 млрд., выручка — $1,507 млрд.,  чистая прибыль — $511 млн.

капитализация на NASDAQ — $19,47 млрд.

крупнейшие акционеры — BM&F Bovespa SA Bolsa De Volores Mercador (5,1%), BlackRock Institutional Trust Company (4%), почти все остальные акции — в свободном обращении.

Объединяет несколько площадок по торговле производными инструментами: CME, CBOT и NYMEX.

КАК CME GROUP ОТБИРАЕТ БУМАГИ ДЛЯ ТОРГОВЛИ

“Критериев множество, и прозрачность продукта — один из основных. Чтобы покупатель и продавец действовали естественно, а риск был оправдан. И в тех инвестпродуктах, которые мы создаем, всегда есть компонент коммерческого риска. Сам рынок решает, какие продукты ему нужны, какие контракты имеют ценность”.

Алексей РОЖКОВ, Татьяна БОЧКАРЁВА