После изматывающей недели, вызванной не только коррупционными скандалами, но и нашим честным отбором на Евровидение-2019, результат для многих оказался приговором — “Никто никуда не едет!”.
Признаюсь как на духу: непредсказуемой “режиссуре” недавнего украинского отбора на конкурс песни Евровидение-2019 могли бы позавидовать Боб Уилсон, Томас Остермайер, Иво ван Хове, Роман Виктюк и другие деятели мирового театра. В каждом новом эпизоде затяжного отечественного спектакля (с элементами цирка), да еще и продолжительностью в целую неделю, — обязательно острый конфликт и непредсказуемость тактической развязки. И непременный катарсис, если предполагать финальный уже упомянутый слоган: “Никто никуда не едет!”. Ведь как бы то ни было, а тысячи жаждущих украинцев все-таки вострили лыжи в Израиль — за родину поболеть и себя показать.
В то же время другие тысячи украинцев, по причине известного катарсиса, вздохнули с облегчением и слезами на глазах, — ну и хорошо, что никто никуда не едет, а то уже и так нервов не хватает из-за этих выборов и песен.
Пересказывать многодневные евровиденские перипетии нет смысла. ФБ-лента этими перипетиями утрамбована, как асфальт дорожным катком.
Выбрали всем миром Maruv. Провели разведку боем на предмет темных пятен в светлых биографиях поющих участников. Потом Maruv решила не ехать (якобы условия договора с ТВ для нее оказались “кабальными”, а год назад с одесским юношей они не были такими кабальными).
Естественно, стали искать срочную замену. Но тут даже я был потрясен неожиданным коллективным цеховым братством (в театре такое не часто встретишь), — ни Freedom Jazz, ни чарт-рекордсменка KAZKA (соответственно второе и третье места) не польстились Мертвым морем, а решили плавать свободными золотыми рыбками в иных водоемах и вроде бы клятвенно пообещали не заплывать в территориальные воды агрессора, не попирать, так сказать, чувства наших соотечественников.
Итоговое “никто никуда не едет”, как известно, в очередной раз раскололо и так немонолитное общественно-медийное единство. Множество одобрительных комментов под легендарным постом Зураба Аласании, довольно политкорректно объяснившим причины “не ехать”, апеллируя сугубо к политическому фактору, сопровождавшему этот национальный отбор.
В то же время часть нашего энергичного социума не согласна “не ехать”. Поскольку влюбленных много, а конкурс — один. И вроде есть кого показать и кого послушать, даже если назначить представителя от Украины решением сверху, как это и делают, например, в некоторых недружественных странах. Но они нам не пример. Кстати, среди не согласных “не ехать” оказалась победительница Евровидения Руслана Лыжичко, и у нее свои праведные аргументы.
И если я все правильно понял в соцсетях, то не согласен “не ехать” даже вице-премьер по гуманитарным вопросам Вячеслав Кириленко. Кстати, один из действенных фигурантов недавних событий национального отбора.
В общем, все как всегда, — наш звонкий и неунывающий театрик абсурда регулярно обновляет репертуар, ротирует героев-любовников, розовых героинь, а также очередные мотивы конфликтов и саундтреки. И разве здесь, в нашем театрике, столь важно, кто, что и “как” поет? Это совершенно не важно. Не соревнуясь с музыкально-теоретической подкованностью тройки официальных судей, лишь от себя замечу, что все наши чудесные участники и в полуфиналах, и в финале были, скажем так, умеренно способны.
Подчеркиваю: не умеренно бездарные (как некоторые могут мне приписать), а все-таки способные молодые люди. Правда, без какого-либо явственного харизматичного и музыкального лидерства именно в этом отборе, именно в этот очень сложный для всех исторический момент. О котором, собственно говоря, несколько ниже.
Если уж амортизировать в итоговых еврозаметках вышезаданный прием театральности, то вот вспомнилось, что классики сцены (такие как Г.Товстоногов и другие) особое внимание в процессе создания сценического произведения уделяли “закону обострения предлагаемых обстоятельств”.
Естественно, не все режиссеры-студенты (неучи) сегодня знают этот закон. А участники евровиденского съезда не знают его и подавно! И вот сугубо своими словами вкратце напомню, что подобное “обострение” всегда предполагает в сценическом действии конфликтность как движущую силу; некие скрытые и явные импульсы, которые задают этому действу необходимый тонус. А еще внешние и внутренние факторы, отражающиеся на, скажем так, структуре и атмосфере сценического действа.
Так вот, “закон обострения предлагаемых обстоятельств” в случае с нашим Евровидением — это нечто ключевое и многоопределяющее. Поскольку сегодня, как никогда, определенные обстоятельства заострены до предела. И, естественно, обстоятельства эти максимально влияют не только на исход нефанерных поп-конкурсов, но и на климат и температуру в обществе.
Один из параграфов такого вот “закона обострения” в наших условиях — максимальная наэлектризованность общества. Оно все дальше и дальше уходит от неких компромиссно-центристских позиций (оценок), а все больше и больше раздваивается под социально-политической пилой на радикальный и либеральный сегменты. Согласия между которыми нет. И пока не будет. Ведь частная ситуация с Евровидением — как явная модель невосприятия одной стороной точки зрения другой. И для этого всегда есть информповод: а) гастроли в стране-агрессоре; б) неуверенный ответ на вопрос “чей же Крым?”; в) родственники на оккупированной территории. То, на что одна сторона философски закрывает глаза, другая не приемлет категорически, и в этом ее полное право.
Перехожу к очередному параграфу “закона обострения” — теперешняя жизнь и шоу-бизнес в частности существуют по законам военного времени. Если иные “бизнесы” (не обязательно оружейный) могут жить по этим же законам припеваючи, то шоу-бизнес как публичная верхушка нашего уверенного айсберга — всегда под прицелом. По разным причинам. И потому, что в доме, где скорбят, не поют веселые песни в нижнем белье; и потому, что слишком много за эти пять лет накопилось смертей, обид, поражений, разочарований, а эмоциональный слом человеку всегда свойственно утолять на арене видимого (публичного), а не скрытого. И арена эта — эстрада, “культурка”, телевизор, соцсеть. Поэтому понятен и объясним праведный гнев многих людей, неприемлющих игры “в поддавки”, принцип “и вашим, и нашим”, технологию “тут я сочувствую, а там — зарабатываю”.
Просто это наша реальность, формируемая законами военного времени — сводками потерь с Востока, непониманием, когда будет “еще лучше”. И никуда от этого угнетенного состояния не денешься, сколько бы хороших песен ни звучало в национальном отборе.
И еще один условный параграф “закона обострения” — наш сетевой эгоцентризм. Да, ни для кого не тайна, что территория господина Цукерберга расслаивает реальность на разные составляющие, рождает параллельные картинки и миры, где тому или иному болельщику удобно и комфортно “жить” (а ведь живут же). Отсюда же, именно из этой реальности, в которой каждый считает себя пупом земли, — непримиримость и нетерпимость к тому или иному голосу, невозможность расслышать репертуар другого.
Собственно говоря, наш сетевой эгоцентризм, подхлестнутый политиками, во многом и оказался движущей силой, разломавшей и без того хрупкую структуру евровиденского здания, куда прежде вроде бы ассигновали около 15 млн (в виде взноса). И, естественно, никто эти деньги уже не вернет — ни стране, ни миру. Когда тот или иной “пуп земли” рисует в своем виртуальном воображении наш замечательный “идеальный народ”, который непременно должен слушать только правильные идеальные песни (об этом, кстати, точно и емко написал поэт Андрей Любка в одном из блогов), когда каждый охотник желает пристрелить неправильного фазана, когда картинка мира в тисках сетевого эгоцентризма сужается до оправы твоих же собственных очков, а уже дальше ничего не видно, — это тоже “закон обострения”. Можно сказать, не теорема, а едва ли не аксиома.
И еще мне почему-то кажется, что среди иных подпунктов предложенной мной концепции “обострения” очень важно как раз обострение осеннее. Уточню: вовсе не весеннее с надвигающимся политапокалипсисом, который грядет через месяц. А именно осеннее — очередная парламентская предвыборная гонка, уже здесь и сейчас использующая даже Евровидение в Украине как полезный медийный аттракцион, как замечательную территорию для напоминания о себе, любимых.
Ну разве это не так? Неужели напоминать о себе (тому или иному политику) нужно в соцсети, терзаясь проблемами эпидемии кори в стране или “перепрофилированием” культурных учреждений, или зачисткой кинотеатров в центре столицы? Какой от этого эффект? Никакого. Аудитория подобных информповодов ничтожная — какие-то жалкие тысячи. А аудитория скандала вокруг Евровидения — все-таки миллионы. И это не социальный жанр с (повторюсь) ограниченным контингентом поклонников, это — мега-треш, дымовая завеса, это колоссальный нарратив всего того, что философы когда-то называли “смеховой культурой”, т.е. низом культуры.
А Евровидение как раз и есть “низовая культура”. А не какие-либо высокие образцы прекрасного, о которых регулярно пишем в газете.
Евровидение, как вещают бородатые мудрецы-политологи, — давний исконно массовый конкурс для домохозяек (не без скрытых аспектов: определить умонастроения людей, их национально-политические предпочтения на основе определенного выбора).
И вот из года в год Евровидение как раз и демонстрирует процесс медленной кончины старого тренда, который, благодаря “домохозяйкам”, был незыблем, начиная с 1956 года. В последнее время, в связи в попконкурсом, наблюдается какая-то тотальная трансформация домохозяек, переквалифицировавшихся в политологов, экспертов, ванг, аристотелей. И прочих уважаемых мыслителей.
И это, кстати, тоже один из параграфов “закона обострения предлагаемых обстоятельств”, который, как и место встречи, в наших условиях пока изменить нельзя.
