Египетские ночи

Это значит только одно: все, что происходит на каирских улицах, — подлинно. Как любые живые люди, египтяне действуют под влиянием сигналов и из Туниса, и из Вашингтона и Брюсселя, но на площадь их выводит недовольство реальными египетскими проблемами.

Сейчас площадь Тахрир пустеет — пустеет непобежденной, не разогнанной лояльной режиму толпой балтаги, пытавшейся спровоцировать кровопролитие (почему люмпенизированный сброд унаследовал имя турецких алебардщиков — сами арабы удивляются, как и мы удивляемся тому, как применяют хорошие слова люди вроде “наших”). Пустеет, не добившись главного — немедленного ухода Мубарака, но начав писать новую главу в многотысячелетней истории Египта.

Сценарии развития Египта “после площади” рисовать и просто, и сложно. Причем сразу подчеркнем: пишем “Египет”, а в уме — как минимум — половина арабского мира, как максимум — многочисленные государственные режимы, которые ушли от полной авторитарности, но не дошли до демократии. И Россия среди них.

Простота египетских сценариев в том, что видна разница между краткосрочным и долгосрочным развитием событий. И сценарий “демократия”, и сценарий “халифат” (при всей некорректности этого названия) вряд ли встанут на повестку дня в ближайшие недели.

Сценария “Мубарак” у Египта уже нет. Не только потому, что он объявил о своем уходе к осени и увел сына-наследника с авансцены национальной политики. Под его чутким руководством начинается сценарий “Сулейман”: перемены без перемен. Во всяком случае на это надеются нынешние правители: Омар Сулейман, глава спецслужб и главный переговорщик с Западом и Израилем, а главное — вице-президент и кандидат в преемники; Ахмед Шафик, премьер и бывший соратник Мубарака по службе в ВВС; Хоссам Бадрауи, новый генсек партии власти — сенатор, гинеколог и попечитель Александрийской библиотеки. Надежда этого сценария — точечные уступки и выигрыш темпа для укрепления власти нового руководства.

Пока нет у Египта и еще одного важного в прошлом сценария: сценария свободного офицера — так именовались соратники Насера, взявшие власть в 1952 г. Египетская армия все дни волнений не изменяла режиму, но и не была его послушным орудием. Как бы ни был обласкан властью египетский офицер, свою карьеру он часто делал из низов (как и все три президента независимого Египта) — а потому будет рассматривать армию как институт, связывающий власть с народом. Этот сценарий еще может быть востребован.

Неудача “маршей миллионов” и “дня ухода” — пиков оппозиционных акций — не открыла путь сценарию “Барадеи”. Выяснилось, что бывший глава МАГАТЭ Ахмед аль-Барадеи — не новый сильный глава государства. Почтенный возраст и карьера за пределами Египта этому не способствуют. Но он может стать моральным авторитетом и верховным арбитром в выработке новых институциональных решений. Возглавляемая им “Национальная коалиция за перемены” заседает под портретом Саада Заглюля — политика, который на исходе Первой мировой войны сумел объединить самые разные политические течения от западников до исламистов, чтобы предъявить мировым державам программу освобождения Египта. С созданной Заглюлем партии “Вафд” (дословно — “делегация”, которую Версальская конференция отказалась принять) начался путь Египта к независимости. Барадеи мог бы стать сегодняшним Заглюлем. Только вот режим добился того, что переговоры о переменах Барадеи и его соратники ведут в комитете по конституционным реформам, под портретом Мубарака. Но напомним: с таких круглых столов власти и оппозиции начинались либеральные и демократические реформы во многих странах — от Испании до Чехословакии.

В переговоры включились и “нормальные” светские партии и движения: партия “Аль-Гад” (это значит всего-навсего “Завтра”), движение “Кифая” (“Хватит!”) и исламистские силы. Ни одна из этих сил на сегодня не имеет потенциала, необходимого даже для того, чтобы полноценно участвовать в выборах, — египетская земля слишком выжжена тридцатью годами режима чрезвычайного положения. Требования их коалиции: минимальные гарантии свободы выдвижения кандидатов, ведения кампании, доступа к СМИ, честных выборов (ничего это вам не напоминает?). Конфигурация будущей египетской власти во многом зависит именно от того, насколько реальными станут реформы институтов, следовательно, насколько свободными получатся президентские и неизбежно следующие за ними новые парламентские выборы.

В благоприятном сценарии — президентские выборы дадут победителя (очевидно, Омара Сулеймана) не с 89% голосов (как Мубарак в 2005-м), а с таким результатом, чтобы хотя бы два кандидата набрали по 10-15% каждый. После этого на парламентских выборах оппозиция набирает больше трети голосов — тогда откроется дорога к постепенной либерализации. В авторитарном же сценарии оппозиция ограничится таким минимумом голосов, который не позволит ей на что-либо влиять — и масштаб реформ будет определяться лишь здравым смыслом нового правителя (или же отсутствием такового).

Позиции светских политических сил и по внутренней, и по внешней политике Египта вряд ли обещают революционные повороты. А сколь велик риск исламского радикализма? “Страх перед радикальным исламом, стоящим за кулисами и готовым выйти на авансцену в случае коллапса нынешнего режима” (это цитата из американского политолога Ларри Даймонда) долгое время побуждал арабский (в том числе египетский) средний класс терпеть авторитарных правителей. Страх этот нельзя преуменьшать, но не стоит и преувеличивать. Иначе придется признать, что мертвецы тоталитарной эпохи — исламисты у них, патерналисты и сталинисты у нас — будут вечно хватать за ноги живых, стремящихся уйти от косности времен минувших.

Сейчас исламисты что в Египте, что в Тунисе заверяют своих сограждан, что они готовы играть по правилам. Толпа на Тахрире скандирует: “Христианин, мусульманин — все мы египтяне”. Исламисты осваивают навыки работы в толпе, как и навыки использования твиттера и фейсбука. С тех пор как ислам выработал модус операнди в вестернизированной среде, он пользуется ее передовыми коммуникациями (не забывая о социальных связях традиционного общества).

Современный политический ислам впервые заявил о себе более века назад со страниц газеты “Аль-Урва аль-Вуфка” (“Нерушимая связь”), созданной в Париже Джамаль ад-Дином аль-Афгани и Мухаммедом Абдо. Им обоим разные источники приписывают фразу: “На Западе есть ислам, но нет мусульман, на Востоке есть мусульмане, но нет Ислама”. Итак, современный исламизм понимает необходимость политических институтов, срисованных с Запада, ради подъема ислама. Именно поэтому их последователи сейчас готовы идти на любые уступки, чтобы легитимизировать себя в национальной политике. Нужно ли опасаться, что, придя к власти, исламисты отбросят поверхностное западничество и станут радикальными теократами?

В Египте уровень развития — не только экономики, но и общества — на порядок выше, чем в доставшемся талибам Афганистане. Институты государства здесь не потеряли авторитета, как в Иране 40 лет назад. Кризис в экономике и неэффективность власти не стали ни отрицанием ее сакральности, как в том же Иране, ни местью зажавшим все социалистам, как в Алжире в начале 1990-х. Главное даже не в том, что в Египте (или других арабских странах) нет аятоллы Хомейни, а в том, что мусульманское духовенство и слушающие его массы не антагонистичны власти как таковой (как в Иране или Алжире).

Все эти оговорки не снимают риска исламского радикализма, особенно если кризис в экономике не будет преодолен или новый режим окажется еще менее эффективным. Но они создают возможность для долгосрочного сценария “Ататюрк” — модернизации египетской политики при ее постепенном “открытии” (элементы сценария “Барадеи”) и включении в нее исламистов при контроле светской и корпоративно сплоченной армии (элементы сценария свободного офицера).

Относительная развитость рыночных отношений, осознание необходимости сохранения связей с Западом и лидирующей роли в арабском мире — все это делает сценарий “Ататюрк” не только желательным, но и возможным для Египта не в меньшей степени, чем для Турции 90-летней давности. Только таким путем можно избежать сценария халифата и постепенно — не будем загадывать когда — прийти к сценарию демократии. Напомним: площадь, на которой разворачивались египетские события, называется Тахрир — освобождение. Хочется верить, что оно началось и станет необратимым.

Борис МАКАРЕНКО