Депутат Европарламента фон Крамон: Украине нужно включить оппозицию в исполнительные органы власти

Депутат Европейского парламента (ЕП) Виола фон Крамон (Германия, Зеленая группа/Европейский свободный альянс) — заместитель председателя делегации ЕП в Комитете парламентской ассоциации ЕС-Украина, ярая защитница Украины в ЕС. В свете предстоящих выборов в ЕП, которые пройдут с 6 по 9 июня в страна-членах ЕС, на нынешней неделе Европарламент в Страсбурге провел свое последнее пленарное заседание, в ходе которого с политиком пообщался “Интерфакс-Украина”.

Как бы вы оценили работу украинской делегации в Комитете ассоциации?

Я считаю, что мои коллеги проделали очень хорошую работу. Я имею в виду в тех очень сложных обстоятельствах — война, нехватка кадров, вопросы безопасности, финансовые вопросы, а потом, конечно, социальное давление по поводу закона о мобилизации и так далее... в этих условиях они работали над европейской повесткой дня, стараясь придерживаться графика и выполнять все условия ЕС, получая дополнительные требования от Европарламента и других институций. Это не так просто. И я думаю, если посмотреть на это с технической точки зрения, это была супер работа, но это не все.

Мы также говорим о демократии, мы говорим о том, как функционируют демократические институции. Был ли, например, план для Украины составлен только из соображений эффективности или также из соображений инклюзивности? И здесь мы многое упускаем. План Украины не обсуждался в достаточной степени с соответствующими комитетами, гражданским обществом или некоторыми другими субъектами. Сейчас мы (ЕС) распределяем деньги, которые, в основном, идут на поддержку бюджета, поэтому не так много условий. Но когда дело доходит до восстановления, когда дело доходит до следующего этапа, особенно если посмотреть на судебную реформу и все остальное, нам нужно гораздо больше работы гражданского общества и парламента. А этого все еще недостаточно.

В вопросе борьбы с коррупцией есть некоторые улучшения — в этом нет никаких сомнений. Но и здесь я вижу, что существует определенная коррупция, особенно когда речь идет о госкомпаниях, госпредприятиях и предприятиях смешанной формы собственности. Все еще существует большой потенциал коррупции в сфере закупок, что не достаточно отслеживается и контролируется. Нам нужно больше гражданского общества, нам нужна критическая журналистика, и нам нужны активисты, которые понимают, что происходит.

О критической журналистике. В Украине телеканалы сообщают одни и те же новости в так называемых “Единых новостях”, и похоже, что пресса не критикует действующее руководство из-за войны. Какова ваша оценка, считаете ли вы украинскую прессу свободной и объективной?

Нельзя сравнивать Украину с Россией, Беларусью или Туркменистаном. Я бы сказала, что пресса свободна, но есть некоторые ограничения и, конечно, много субцензуры. Это больше похоже на то, что вы думаете: “Если я опубликую это, если я буду это критиковать, это может оказаться в руках Путина или поможет Путину дискредитировать Украину”, и, конечно, это не в интересах большинства журналистов. Но я бы не сказала, что есть какие-то, скажем так, красные линии, которые нельзя переступать, что есть рамки, есть табу. Я встречала много журналистов, которые пытались и работали, разоблачали и расследовали. Однако в Офисе президента наблюдается тенденция не давать слова оппозиции и критикам. Этим марафоном они фактически включили всех журналистов и добились того, что плюрализм медиа-ландшафта практически исчез. Это единство не отражает разнообразия политического ландшафта, и это можно критиковать. Я критикую это. Но я бы не сказала, что нет свободных и объективных СМИ.

Если бы не война, в Украине могли бы состояться президентские выборы. В этой ситуации одна политическая партия остается у власти дольше, чем это предусматривает закон, насколько это полезно для демократии? В истории известны случаи, когда во время кризисов или войн создавались правительства национального единства. Каково ваше мнение об этой ситуации?

На данный момент я не вижу возможности проведения выборов. Я думаю, мы далеки от того, чтобы думать об этом. Кроме того, Конституция не позволяет проводить выборы во время войны. Но, возможно, можно было бы обсудить или подумать о местных выборах на тех территориях, в тех регионах, которые не оккупированы. Но я не уверена, что это обсуждается, и не мне, как европейцу, об этом говорить. Если есть внутреннее желание, конечно, это обсуждение может оказаться полезным. Когда республиканцы в США искали причины, особенно люди MAGA (Make America Great Again — слоган экс-президента США Дональда Трампа) — правые республиканцы, — чтобы не проголосовать за следующий пакет помощи Украине, они искали самые разные причины, и одна из причин была такая: возможна ли демократия без проведения выборов? Тут я бы сказала: “Да ладно, мы в разгаре войны, Конституция этого не позволяет. Зачем Украине делать это сейчас, на таком сложном этапе?”

Не считаете ли вы, что пришло время включить оппозицию в правительство?

Да, это то, что я считаю необходимым. Думаю, нам следовало поставить это предварительным условием в самом начале (предоставления Украине финансовой помощи)… Вы видели, как Нетаньяху с самого начала, через 24 часа после нападения создал военный кабинет. Он позаботился о том, чтобы включить всех, и чтобы все говорили одним голосом. Того же можно было ожидать от Украины. Мне было интересно, почему этого не происходит. Есть много предположений, почему этого не происходит. Но я бы сказала, что этого могут потребовать США, ЕС, Германия и другие доноры. Я думаю, нужно сделать так, чтобы все участники политической арены получали одинаковое внимание, одинаковый доступ и одинаковый финансовый обзор. Таким образом, они знают, какие деньги приходят и уходят, и почему принимаются те или иные решения. Я за то, чтобы в большей степени включать оппозицию в процесс принятия решений на исполнительном уровне.

Думаю, вам известны случаи, когда представителей оппозиции не выпускали за границу.

…да, мы очень хорошо об этом осведомлены и боремся за права моих коллег. Это не нормально. Но дело не только в оппозиции. Интересно, что после одного из голосований с таким же обращением столкнулись и те люди, которые не голосовали за определенный закон. Так что дело не только в оппозиции. На самом деле это используется как политический инструмент против тех депутатов, которые не следовали президентской линии, и это проблема. Спикер парламента ничего не решает. У вас есть избранный спикер палаты Украинской Рады, но есть и генеральный секретарь (Вячеслав Штучный), назначенный Офисом президента, который принимает все решения, зарабатывает много денег — 13 тыс евро и не обязан раскрывать свои активы и свои доходы. Это то, что меня действительно беспокоит.

Верховная Рада по-прежнему работает за закрытыми для журналистов дверями. Какова ваша оценка этой ситуации?

Не мне здесь судить. Я думаю, что в целом им нечего скрывать, дебаты все равно публичные, их показывают ночью — у вас есть парламентское телевидение, все эти выступления записываются, и вы можете смотреть их ночью с двух до шести. Я думаю, было бы справедливо оставить двери открытыми и дать место журналистам, которые заинтересованы в репортажах непосредственно о дебатах, чтобы ощутить дух, динамику дебатов, но, как я уже сказала, я не думаю, что мне это прокомментировать.

Какова ваша общая оценка сотрудничества между европейским и украинским парламентами в рамках комитета Ассоциации ЕС-Украина?

Я, действительно, имела дело с большим количеством компетентных, знающих, интересованных и приверженных коллег. Так что для меня нет никаких оснований жаловаться. Я очень рада, потому что все трое, которые в итоге вошли в состав правления комитета — Вадим Галайчук, Иванна Климпуш-Цинцадзе, Инна Совсун — политики высокого уровня. Каждый раз, когда вы отправляете им сообщение, вы сразу же получаете ответ, что нельзя сказать обо всех в Европейском парламенте. Я думаю, у нас были очень доверительные отношения, мы, действительно, много общались, много встречались, старались решать вопросы между собой, и, честно говоря, я не могу представить себе лучших коллег, чем эти, а также еще некоторые коллеги в Раде. Я не знаю многих, но я бы сказал, что знаю довольно много, и с большинством из них я очень тесно сотрудничаю и действительно вижу, что существует подлинный интерес к продвижению страны вперед.

По вашему мнению, Европарламент справился хорошо или что-то можно было сделать лучше?

Я бы отдала нам должное, потому что особенно в начале войны и перед войной мы были в Украине, мы были в Мариуполе, были в Запорожье, общались с Иваном Федоровым (председатель Запорожской областной военной администрации) и многими другими людьми с Юга, Востока. За три недели до начала войны мы разговаривали со всеми в Киеве и старались их предупредить, пытаясь сказать: “Эй, ребята, скоро начнется война. Вы уже это поняли? Вы готовы? Вы предприняли все меры безопасности?” Я бы сказала, что Европарламент был очень чувствителен, когда речь шла об опасности войны. В наших резолюциях мы просили оружие гораздо раньше, чем кто-либо другой. Так что здесь, когда дело дошло до поддержки Украины, мы были первыми. Первыми туда поехала Роберта Метсола (президент Европейского парламента), потом это были мы, затем Урсула фон дер Ляйен (президент Европейской комиссии). Каждый раз Парламент был в авангарде поддержки Украины, оказывая военную, финансовую, юридическую и гуманитарную поддержку — все, что потом было подобрано Европейским Советом и Комиссией — это изначально было задумано здесь. Поэтому, что касается Украины, я думаю, что у нас очень сильная команда. Я не столько боюсь ошибок, потому что не вижу, чтобы мы совершали большие ошибки, но очень боюсь будущего: если многие из нас не будут переизбраны, если правые окажутся сильнее, поддержка для Украины может снизиться. Так что все может выглядеть по-другому, и именно этого я очень боюсь. На данный момент, до дня выборов, я думаю, мы в полной безопасности и многого достигли.

Вы действительно думаете, что грозит большая опасность со стороны радикалов, и парламент может существенно измениться?

Каждый раз, когда на пленарном заседании выступает кто-то из AFD (Alternative für Deutschland — праворадикальная популистская партия в Германии) или из других правых партий, это голос Кремля. Чем больше у вас таких голосов, тем сложнее в целом получить сильную поддержку. У вас все еще будет поддержка (после выборов). Но если у вас будет больше голосов пропутинских, прокремлевских и пророссийских, я думаю, что это будет сложнее, и эта поддержка не будет цельной. Я все еще оптимистична, но я также немного обеспокоена.

Насколько велик на этом фоне риск того, что со временем ЕС перестанет поддерживать Украину? Насколько быстро усталость Украины от войны распространится по Европе?

На этот вопрос также немного сложно ответить, потому что у нас нет инструкции, которая могла бы нам помочь. Сейчас вы видите ситуацию в Газа, Иран, Хуситов, то и это. Учитывая все предстоящие разрушения, будет очень сложно сосредоточить внимание на Украине. Теперь вы видите Грузию, следующая, возможно, будет Армения, Азербайджан. Снова и снова каждый день появляется что-то новое, и наша задача — сделать так, чтобы поддержка Украины оставалась на том же уровне.

Есть ли в ЕС понимание, что такое для Украины “победить”?

Я не могу говорить за всех в ЕС, но я бы сказала, что это очевидно — это будет тот момент, когда Украина сможет определять свою собственную территорию, будь то на военных условиях или на условиях переговоров. Но на данный момент они (украинцы) занимают оборонительную позицию. Поэтому, чтобы гарантировать, что они смогут определять и управлять своей территорией, потребуется некоторое время.

Украинцы говорят о границах 1991 года, насколько это реально?

Это дело украинцев, большинства и исполнительной власти, чтобы разобраться, что для них приемлемо или нет, это не мое дело. Для меня ясно, что 1991 год — это цель. Если у них есть какие-то другие стратегические цели, прекрасно, но это не мне решать.

Что будет для ЕС означать неудача Украины?

Украина не проиграет. Так что, как я уже сказала, это скорее вопрос, что они будут определять как победу, что они будут определять как успех. Но я совершенно уверена, что Украина не потерпит неудачу.

Ирина СОМЕР, Брюссель