Загримированного Москаля ждут в Луганске

Я не была в Луганске долгих пять месяцев. Переборов обстоятельства и получив долгожданный пропуск, еду в родной город. Задача — набрать новую “порцию” вещей и впечатлений, проведать родных и друзей, а также получить ответы на вопросы: требуют ли взятки на блокпостах, за счет чего живут простые люди, правда ли, что телевизор и информационная блокада за эти месяцы изменили сознание даже тех, кто был за Украину? Ответов я получила “более чем”, а некоторые истории и факты заставили усомниться не только в социологии, но и в мировых рейтингах. Но все по порядку…

Итак, автобус “Лисичанск — Луганск”. Одна я с маленькой, по меркам военного времени, сумкой. Народ едет к тем, кто остался за линией фронта, проведать дома родных, забрать вещи, сделать обычные житейские дела.

Водитель — настоящий “шумахер”: везет быстро и аккуратно, по дороге инструктирует, как себя вести и что говорить. В общении с ВСУ все пассажиры — сама любезность. На вопрос: “Сепаратистів немає, у багажнику не сховали?” — В ответ хохочут, как барышни на балу, дескать юмор мы понимаем.

Благополучно проезжаем территорию, подконтрольную Украине, и вот первый блокпост сепаратистов. Главный вопрос: “А нациков нет?”, как эхо из Зазеркалья. Почти все надевают на лицо улыбки, а девушки, которые любезничали с украинскими военными, органично смеются и хвалят собачку, немецкую овчарку. Всем хочется во что бы то ни стало доехать без приключений, а вооруженные люди кого хочешь сделают милыми и улыбчивыми…

Стаханов, Брянка, Алчевск… В небольших, Богом забытых поселках окна в пленке, много брошенных или разрушенных и временем, и войной домов. Люди, которые приехали в пункт назначения, спешат домой, в некоторых городах думают, что мы привезли гуманитарку, но, к сожалению, автобус едет дальше… Возле Алчевска тренировочная база боевиков, как раз какие-то занятия, но смотреть, а тем более фотографировать, опасно…

Отмечу, что на всех блокпостах “ополченцы” не сильно интересуются нами, смотрят в салон и багажник так, формально, иногда просят открыть только страницу с пропиской.

Скажу сразу, взяток ни на каких блокпостах давать не пришлось, никто их и не требовал.

— -------------------

Но вот, наконец, Луганск. Светит яркое весеннее солнце, на каждом углу зеленеют “человечки” в камуфляже, будний день, людей довольно много.

Приезжаем в центр. Дворники выгребают прошлогодние листья и тут же их сжигают, в воздухе пахнет гарью, глаза выедает несладкий дым отечества. Если посмотреть непредвзято, то картинка мирной довоенной жизни: спешат прохожие, на детской площадке возле здания Облгосадминистрации полно родителей с детьми.

Но это на первый взгляд. У ближайшего киоска ни души. Продавец с надеждой смотрит в глаза и сильно обижается, что ничего не хочу покупать, сильно впечатлившись ценой.

“Что “да”, что “да”?! А на рынке оно вообще 135 стоит!” — кричит отчаянно вслед. Та же реакция в бывшем “АТБ”, переименованном новой “властью” в “Народный”, а народом в “Антинародный”. На простой вопрос: “Есть ли тостерный хлеб?” с раздражением и подтекстом (вам бы, буржуям, еще б рябчиков с ананасами), отвечают: “Нет, девушка, это раньше, давно был, а сейчас нет!”

Иду по магазину. Одна. Чисто. К ценам была готова, а к надписи возле муки: “Этот товар отпускается только по 2 единицы в руки” — нет. Значит, не так все радужно в “молодой республике”. Да, цены, по старой коммунистической традиции, на хлеб удержали, а дефицит — это такая же старая примета времен СССР…

Нет, мне не грустно. Я давно дала себе команду: не плакать и не расстраиваться всем врагам и невзгодам назло! Помогает, правда, не очень, но я стараюсь.

И вот я в родном доме, где прожила 30 лет. В подъезде тихо, пыльно и очень грязно. Ощущение нежилого помещения. Захожу в квартиру: цветы политы, спасибо родственникам, в квартире чисто. Звенящая тишина давит. Включаю телевизор, так, чтобы был фон, и потом, 5 месяцев я его не видела — интернет полностью вытеснил его из моей жизни, но интересно, что там о нас рассказывают российские “братья”.

Выдержала только один выпуск новостей. Украина ушла из первых сообщений, только в третьем сюжете начали стращать про “экономический крах”, нехорошего олигарха Коломойского. Ну, про олигарха, это понятно, а вот “экономическая катастрофа” — это что-то новенькое, тем более, что следующий сюжет — эдакое расследование с одним следователем. Такого “водевиля” я давно не видела: журналист, оперируя шахматными терминами, “анализирует” “экономическую катастрофу” в Украине. Я, например, в шахматах ни бум-бум, думаю, что среднестатистический зритель тоже, то есть принцип сего выступления — чем непонятнее, тем страшнее. Нарочитая небрежность российских ведущих сначала смешила, потом стала раздражать. В общем, с телевизором у меня не сложилось.

Даже кино вечером из-за постоянно прерывающегося сигнала пришлось выключить. Радио слушать тоже невозможно: репертуар “Новороссии”, как говорит молодежь, полная жесть, а вот в новостях некоторая метаморфоза приключилась, уже как-то не сильно ругают “киевскую хунту”, и вообще этот термин пропал.

— --------------------

А местный дворовой “сепаратист” Мишка вообще заявил, что Луганск “сливают”. “Если Донецк еще борется, то нас сливают Украине”, — так и заявил Мишка.

На мой глупый вопрос: “А что в этом плохого?” Гневно и с соответствующим подтекстом ответил: “Так нацики ж придут и всех перережут!” Как могла, “успокоила” Мишку-жертву телевизора: “Нет, не перережут. Поставят к стенке и расстреляют. Не всех, только тех, кто воевал”…

На следующий день иду на рынок. Опять солнце, вооруженный наряд комендатуры “ЛНР”, люди. Покупают в основном продукты, так чуть-чуть, самое необходимое. Есть и оптимисты: тянут обои и другие материалы для ремонта — жизнь продолжается. На мой вопрос, почему так дорого все, продавцы, хитро прищурясь, говорят: “А ты знаешь, к нам же не только пенсионеры ходят, к нам из Волгограда и Ростова едут. Да, у нас сало-мясо по 100 — 140 гривен, а у них на наши деньги по 250 — 300! А ты знаешь, как боевики говорят? “Мы тут у вас, в “ЛНР”, при войне лучше живем, чем у нас в России без войны. А до войны вы лучше, чем мы, в десять раз жили. Захотели наших пенсий — получайте. Это из-за вас, укропов, все у нас, в России плохо”.

Не решаюсь обсуждать логику руссо-туристо с откровенным продавцом. Прицениваюсь, торгуюсь, тяну два пакета продуктов (купила родственникам).

В маршрутке на меня, вернее, на пакеты, смотрят с интересом. Люди не напряжены, но они молчат, просто молчат… На мой вопрос, когда последняя маршрутка, отвечают охотно, не забыв про комендантский час. А вот вопрос про такси, если я не успею на последнюю маршрутку, вызывает у соседа классовую ненависть: “Деньги вообще решают все и всегда”, — резюмирует он, двигаясь к выходу…

— ------------

Мои несчастные родственники-пенсионеры тихо плачут, берут продукты и деньги, понурив головы.

“Оце ж хотіли виїхати, внук і білети нам на поїзд купив, а вони розбили мінами путя… Це ж, шоб ми не тікали… А зараз нам вобще ніяк тікать: дід лежить вже зовсім, а в мене сили вже немає. Тяжело оце морально більше. Шо там Україна, чи буде нас освобождать, чи ми уже так, на смерть нас отут кинуто? Тєлік отой вже не можемо дивиться: і брешуть, і брешуть! Пенсію з дідом не встигли переоформить…А Плотницький казав, шо дадуть в рублях. Ото син нам присив гроші, так у нього ж сім’я, і діла вже не дуже. Оце я купила продуктів на місяць, а на мило і порошок вже нема, а на лікарство діду — я вобще молчу! Отака у нас жисть настала, хоч вішайся…Та не буду, не буду плакать…Ми ще нічого, а он люди кожний ранок біля мусорки товчуться. Ні, не бомжі. Чисто вдягнені… голодні бєдні люди. Правда-правда, я з вікна бачу, он мусорка під вікнами вправо”.

Ухожу от родных быстро: нет у меня ответов на их вопросы, и еще запланированы встречи… Вот я во дворе у подруги детства. Дааа, теперь Лариска в окружении “Генеральной прокуратуры ЛНР” и “МЧС ЛНР” (бывшая облпрокуратура и развивающий центр “Аква-мама” в центре).

Вокруг “МЧС” ходят вооруженные часовые с овчаркой. По словам Лариски, раньше ходили “два неуклюжих сепара”, теперь российские призывники (по говору и форме их легко отличить). Но, в отличие от “сепаров”, к людям пристают редко. Подруга ведет в дом.

По случаю дня рождения папы накрыт стол. Гости — сестра Надя с невесткой и я. Собрали, у кого что было, получилось очень даже замечательно. Сестра-станичанка теперь, в 50 с хвостиком, освоила, как и многие жители Станицы Луганской, азы альпинизма. Ну и что, что взорван мост? А жить-то надо!

А Станица и Луганск очень сильно зависят друг от друга. До войны станичане возили овощи-фрукты на рынки областного центра, а теперь перебрались в Луганск — кто на работу, кто на учебу. Но уцелевшие дома и квартиры в Станице не дают покоя, да и вещи там, запасы всякие и пенсия! Вот и лезет народ по бывшим перилам моста, как по лестнице, вверх, рискуя жизнью. “Ополченцы” часто помогают: бросают страховочную веревку, тянут и сумки, и людей. “Бывает, что ВСУ не пускают на мост, — говорит Надя, — но я знаю пароль: слава Украине!”

— -------------------

Надина невестка Ира — студентка. Оканчивает последний курс. Учатся по украинской программе. Понимает, что может остаться без диплома, но обстоятельства и материальное положение вынудили ее так поступить.

“Нет у меня 4,5 тысяч. Это ж только за учебу, а поездки на сессии через блокпосты? Это опасно, я не могу рисковать, у меня маленький ребенок. Ехать никуда больше не хочу, пожила 6 месяцев у родственников в Миллерово. Пришлось за копейки работать официанткой в такой забегаловке, что у нас во всей области, наверное, такого гадюшника нет.

Братья мои работать не хотят, пиво хлещут. Ребенок только материться там научился… до сих пор стыдно. Я лучше в Станице, дома, под “Градами” умру… Муж сейчас на маршрутке в Луганске пашет, он нас всех и кормит. Бежать нам некуда, нигде нас не ждут. Хоть бы работа была нормальная, мы бы может и поехали, а так и квартиру сними, и в школу дай… Ждем, может что-то изменится к лучшему”.

Подруга Лариска, провожая меня домой, показывает свежее граффити — украинский флаг. Его, правда, успели перечеркнуть, но так, не сильно.

“А Новый год в Луганске вообще большинство по Украине встречали! Даже фейерверк сосед запустил и “Слава Украине!” кричали. Правда-правда! Сейчас вообще много людей прозрели. Холодильник суверенно побеждает телевизор. Правда, у некоторых ломка… Вот среди моих клиентов процентов 60 строго за Украину. Остальные, конечно, и вашим, и нашим. Но таких, кто яростно за “ЛНР” или за Россию, единицы… Да, я понимаю, что здесь опасно. Коплю деньги, буду драпать к мужу в Харьков через Россию. А что делать, пропусков у нас нет. И многие будут уезжать: работы нет на всех. Клиентов у меня меньше и меньше. И из-за денег — экономят, и уезжают люди. Здесь сидят или те, кто пенсию переоформил, или те, кому дети передают правдами-неправдами. Есть те, у кого чемоданы денег, как они их бросят? Вот и чахнут над златом, как Скрудж”, — грустно смеется подруга.

Встречи с друзьями и близкими не обошлись без геополитики. Ругали всех президентов за армию, осуждали многовекторность и политическую коррупцию, с тревогой говорили о будущем. Были и такие мнения: “Я понимаю, мы сильно виноваты. Особенно те, кто по референдумам бегал. Я даже иду по улице и хочу закричать: ну что, довольны, идиоты? А Европа, в которую так хотел Майдан, нас кидает: хотят тут “Приднестровье-2” сделать, но Порошенко, молодец, не соглашается! Вот мы ж понимаем, блокируют нас, хотят, чтоб мы все переехали. Хорошо, так компенсируйте нам жилье, мы бросим и уедем. Или хоть работу дайте! Готова Украина нас всех — Донецк и Луганск — принять? Вот Москаль говорит, чтоб восстание мы тут подымали. Не вопрос! Пусть возглавит (загримируется, бороду и парик прицепит), мы поддержим. Восстание под автоматами, танками и “градами” — это утопия. Мы тут от голода быстрее сдохнем”.

Но, несмотря на то, что у населения реально заканчиваются деньги и прилично одетые люди просят милостыню и роются по мусорным бакам, украинцы Луганска умирать не обираются.

“Хоть бы нам в Станице лестницу на взорванный мост приварили, а то как оборвутся те перила!” — эта фраза станичанки Нади была ключевой. Люди не ждут от власти многого, но даже в такой ситуации они хотят жить, растить детей, верить в будущее. Люди не плачут и не жалуются. Они хотят, чтоб по телевизору говорили правду, чтоб заработало радио — не у всех есть интернет, особенно у пожилых людей.

И чтоб Украина их спасла, ведь они ее дети, не все удачные, но ее!

Марина ДОРОШЕНКО, преподаватель