Война с Россией: пять важных выводов после Рамштайна

В войне с РФ нам очень нужны сильные союзники. В нынешних реалиях таким союзником может быть только Запад. У нас звучало множество критических оценок того, что он делает и чего не делает, но теперь мы вместе работаем на победу. Встреча в Рамштайне и принятие закона о ленд-лизе — олицетворение новой стратегии Запада по отношению к российско-украинской войне и России в целом. Как и принятие Германией решений о поставке Украине тяжелого вооружения. Именно олицетворением, а не сутью. Запад прошел точку невозврата, и прошел ее именно как “коллективный Запад”. Это один из самых неприятных “сюрпризов” для Кремля: несмотря на все дискуссии, ключевые решения приняты солидарно. Более того, такого уровня солидарности на Западе не было уже много лет. Большинство западных политиков и экспертов не верили в полномасштабное вторжение России, для них оно стало шоком. Таким же эмоциональным открытием, но позитивным, стало сопротивление украинцев. Шок позволил принять и усиливать беспрецедентные по масштабу санкции. Второе открытие сгенерировало волну доверия и симпатии к Украине и украинцам и разблокировало поставки оружия. Это правильная, но всего лишь часть процессов, запущенных полномасштабной российской агрессией против Украины.

Как просыпался Запад

К повышению российским режимом ставок почти привыкли, войска вокруг Украины воспринимались как еще одна форма шантажа. Тем более что возможность захватить Украину сконцентрированными вокруг силами западные аналитики расценивали как авантюру. Это стало частью “обычной” политики, главным было — не допустить дальнейшей эскалации. “Контролированность” стала доминирующим принципом, решение проблем — второстепенным. Играя в эту игру, ожидали от Путина того же, но через призму “сильного и адекватного лидера”. Попытки объяснить на Западе, что красных линий для Москвы нет — ни политических, ни, самое главное, психологических, — воспринимались довольно скептично. Полномасштабное вторжение показало, что игра во “избежание эскалации” больше не работает, в будущем может быть буквально что угодно, а следовательно нужно защищаться, а не сдерживать. Это новое осознание и новая эмоция для значительной части Запада.

Война показала, что на Западе почти не понимали природу российского режима. В последние годы экспертизу по России уменьшили почти до минимума, “кремленология” вышла из моды. Россию пытались понять со своей рациональной ментальной кальки с поправкой на “загадочную русскую душу” и иногда — “великую культуру”. Банально, но удобно, чтобы не вылезать из стандартной зоны комфорта. Поддержка войны абсолютным большинством в России стала открытием, а средневековые зверства российской армии — откровением. Большинство европейцев считало, что Россия — это Европа, но “какая-то несовершенная”. Немалая часть их, к сожалению, и дальше продолжает так считать, но происходят тектонические сдвиги: заходит понимание, что Россия — реальность, сознательно враждебная западному миру, а Запад борется не с Путиным, а с российским режимом. Пребывая в состоянии войны с Россией уже восемь лет, многие в Украине фатально переоценивают внимание представителей Запада к России, их желание понять ее и выстроить какую-то вменяемую стратегию. То, что происходит внутри России, не сильно влияет на образ жизни “рядового” индивидуума на Западе, за исключением, конечно, поставок энергоносителей. На это, собственно, и был расчет Путина, когда он начал вторжение. Теперь концепция взаимозависимости с Россией, которую лелеяли еще со времен СССР, рассыпается на глазах, даже в Германии. Там поняли, что она работает только в одну сторону: для России как источник средств, но не создает никаких рычагов давления на российский режим.

Так же рассыпается и уважение, лелеемое многими в Европе и не только, к россиянам. Российская армия оказалась средневековой ордой убийц, мародеров и насильников. И это не эксцессы, а “российская нормальность”. Буча, а не балеты Чайковского, вышла на первое место в восприятии современной России, хотя, надо быть честным, пока далеко не для всех. Имиджу этого режима нанесен непоправимый ущерб, и без перезагрузки его уже не исправить. “Цивилизация” — точно не то слово, которое теперь ассоциируется с ним.

Очень медленно, но на Западе начинают понимать, что причина российской войны — не в интересах безопасности и не в расширении НАТО. Ни в какие гарантии Путин не верит, для этого он слишком хорошо ориентируется в геополитике. Он хорошо понимает, что даже фиксация, например, нейтрального статуса — это не более чем фиксация статус-кво, которое может быть изменено в любой момент. В России сформирован полный консенсус — как среди элиты, так и в обществе, что Украина не должна существовать. Там считают, что Украина им принадлежит, ее у них “украли” и пытаются сделать, как сказал Путин, “антироссию”. Само существование Украины считается экзистенциальной угрозой для выживания режима. Признание, что в Украине могут быть свои государственность, история, язык, культурный код, собственные национальные блюда, разрушает всю систему российских квазиценностей — “скреп”. Несколько месяцев назад в России дошли до того, что попытались закрепить эти “скрепы” указом Путина. Единственный компромисс, на который российский режим согласен, — это “получить” Украину в зону своего исключительного влияния, отобрать у нее возможность принимать решения о своем будущем в принципе и создать здесь протекторат. Никаких других компромиссов на сегодняшний день Кремль не допускает. Как неоднократно звучало из Москвы, они приравнивают возвращение Украины в зону исключительного влияния как “вопрос своего суверенитета”. Подчеркиваю: не национальной безопасности, а именно “суверенитета”. Спектакль с публичным выдвижением требований по невступлению в НАТО — дымовая завеса для реальных требований России. Осознание всего этого “коллективным” Западом, а не только США, тоже стало результатом последних недель.

Изменение стратегии

Запад однозначно проснулся и понял, что все это является вызовом не только его доверию, но и его будущей роли и существованию. В буквальном смысле, будет ли существовать “коллективный” Запад как таковой. Тем более, что быстро движемся к мегаконкуренции Запада с Китаем. Но здесь есть фундаментальное отличие. Китай — часть глобальной экономики, критически в нее инкорпорирован, и, несмотря на задекларированную в 2020 году программу увеличения внутреннего спроса, будет оставаться частью этой системы. Два центра тяготения — западный и азиатский — могут существовать и бороться “за место под солнцем” в условиях взаимозависимости. Это обязательно будет именно так, существуют и другие сценарии. Но в случае с современным российским режимом Запад решил кардинально изменить стратегию. Позволить реваншистскому и непредсказуемому (Китай, кстати, более предсказуем, там есть система принятия решений) режиму победить — означало бы разрушить имидж Запада как понятия, а в будущем дало бы Китаю козырь для циничного использования этого факта. Именно поэтому стратегия изменилась с условно “сдерживание” на “изоляцию и ослабление”. В рамках этой стратегии будет широкий спектр вариантов: от смены фасада режима до его перезагрузки, но очевидно, что в нынешнем виде Запад не готов с ним сосуществовать. И найти ответ на эту стратегию РФ будет непросто, ведь на Западе уже нет такой панически-аллергической реакции на угрозы использовать ядерное оружие.

В более широком смысле, война позволяет Западу начать “перезагрузку в будущее”. Во-первых, это принципиально другой уровень западной солидарности. Запад снова стал “коллективным”. Он снова способен принимать решения, даже непростые. Уровень координации действий беспрецедентный. В нем снова появилось лидерство, и уже не только американское. В начале войны в администрации США был консенсус относительно помощи Украине, но не было консенсуса, каких целей реально нужно достичь. Были идеи об организации вооруженного сопротивления, были идеи не дать Путину разрушить Украину, и не дать ему победить. Несколько недель назад эти дискуссии вылились в консенсус о победе Украины и необходимости сделать для этого все возможное. Этот консенсус является теперь стратегией всего “коллективного” Запада. Уровень солидарности Запада — новый сигнал для всех, включая Китай. Запад начала готовиться к XXI веку и действовать как в XXI веке и показал, что готов достигать своих целей, даже если для этого понадобится чем-то пожертвовать.

Во-вторых, война сделала то, чего не мог достичь, например Дональд Трамп, — радикального увеличения финансирования безопасности. В результате феноменальных инвестиций в разработку и производство новых видов вооружений, их интеграции с искусственным интеллектом Запад вернет себе абсолютное доминирование в сфере безопасности. Будет сгенерирован новый технологический всплеск. Байден не просто так посещает завод Локхид Мартин в Алабаме. Но это не только США. Всегда сдержанная Германия выделяет дополнительно 150 млрд евро, и это лишь начало. Кумулятивный потенциал безопасности позволит Западу если не диктовать условия, то точно предотвратить какие-либо попытки что-либо делать без него. Это, кстати, ответ всем, кто ищет альтернативные западной интеграции пути обеспечения нашей безопасности. Спрос на российское оружие упадет, а на западное — вырастет, и это уже навсегда. Эмбарго на высокие технологии окончательно добьет российский ВПК.

В-третьих, война дает Западу возможность избавиться от зависимости от российских энергоносителей и ускорить зеленый переход. Мантра о взаимозависимости: безопасность и влияние в обмен на деньги за энергоносители — больше не работает. Из этого вытекают как минимум два последствия: деградация российской экономики и России как таковой и невозможность использовать эту зависимость в будущем противостоянии с Китаем. Что, кроме прочего, делает Россию намного менее интересным партнером в этом возможном противостоянии (сейчас Китай к такому противостоянию не готов, но через 10—15 лет ситуация изменится). Для западного мира отказ будет болезненным, но он это переварит и, наоборот, использует для построения новой энергетической модели.

В-четвертых, скоординированная и жесткая санкционная политика показала, кто есть кто в мировой экономике. Если Запад может применить такие санкции к России, от которой зависим в ресурсной базе, то чего ожидать всем другим на случай “плохого поведения”?

В-пятых, появляется замечательная возможность очистить Запад от российского коррупционного влияния, которое стало похожим на вирусную болезнь. Серые деньги, купленные политики и журналисты, агенты влияния — все это начинает разрушать Запад. Необходима тотальная зачистка от всего, что олицетворяет этот режим. Хороший момент для этого, как и для того, чтобы показать: проникновения системного влияния Запад больше не допустит, каким бы оно ни было.

Этот перечень — не исчерпывающий, он, скорее, для иллюстрации новонайденного драйва Запада. Сейчас он работает на нас, хотя и не так, как нам хотелось бы во время войны. Изменением стратегии Запада, общественных настроений там, особой эмоцией по отношению к украинцам необходимо воспользоваться. В идеале — для полной западной интеграции. Этот путь не является чем-то само собой понятным. В случае нашего нежелания быстро продвигаться возникнет соблазн снова отложить нас “на потом”, “сняв сливки”. Лучшие — от военных до айтишников — быстро найдут себя на Западе. Украина будет приоритетом, пока продолжается стратегическое ослабление российского режима, но этот процесс может довольно быстро завершиться его перезагрузкой или сменой декораций. Это будет критично для нашей безопасности, но может вернуть утраченные возможности. Мы вместе с Западом должны реализовать в отношении России известную фразу Бисмарка: “Превентивная война — это самоубийство из-за страха смерти”. Но у нас есть и вторая, не менее важная часть этой задачи: Украина как история успеха. Эта война показала, что мы критически зависимы от поддержки союзников, но она создала уникальную ситуацию, когда они критически зависимы от нас. Мы должны воспользоваться ею сейчас или, возможно, никогда. 

Павел КЛИМКИН, соучредитель Центра национальной устойчивости и развития, министр иностранных дел Украины (2014—2019).