Вольер науки

Какова вероятность пользы от создания “обособленного комплекса для развития исследований”, попытался выяснить обозреватель “Власти” Игорь Федюкин.

В недавнем интервью газете “Ведомости” первый замглавы администрации президента Владислав Сурков пообещал россиянам “чудо”: в стране будет создан аналог калифорнийской Кремниевой долины. Уже в обозримом будущем где-то — скорее всего, в ближнем Подмосковье — должен появиться “научно-технический комплекс”, где в комфортабельных условиях ученые и изобретатели будут рука об руку с финансистами и менеджерами работать над “пересадкой” прорывных научных идей в промышленность.

Интерес, который российские высокопоставленные чиновники проявляют к состоянию фундаментальной и прикладной науки, можно только приветствовать. Согласно последним данным ЮНЕСКО, численность исследователей в мире выросла с 2002 по 2007 год с 5,8 млн до 7,1 млн человек. При этом 41,4% всех исследователей приходится на Азию, тогда как еще в 2002 году ее доля составляла 35,7%. Увеличение доли произошло прежде всего благодаря Китаю, на который приходится 20,1% всех ученых (в 2002 году этот показатель составлял 14%). Доля ЕС за эти пять лет уменьшилась с 20,3% до 18,9%, а Северной Америки — с 25,2% до 22,2%. Примерно то же происходит и с расходами на исследования и разработки. С 2002 по 2007 год доля Азии в глобальных инвестициях в НИОКР (научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы) выросла с 27,1% до 32,7%, тогда как доля ЕС и Северной Америки снизилась (с 26,1% до 22,9% и с 37,8% до 34,7% соответственно). Китай нарастил свою долю почти вдвое, с 5% до 9,2%.

С Россией же ситуация довольно странная. С одной стороны, количество российских исследователей в мировом научном сообществе снизилось с 8,5% до 6,6%. С другой, по такому показателю, как количество исследователей в расчете на миллион жителей, Россия находится на пятом месте в мире. Россия заметно отстает от Японии и США, но отрыв от Франции и Германии уже незначителен. При этом Россия заметно обгоняет Великобританию, не говоря уже про Китай и Индию, знаменитую своими технологическими институтами и бурно развивающейся IT-индустрией.

Однако если говорить о государственных расходах на науку, то в России они составляют всего 1,1% ВВП, что в разы меньше, чем у лидеров — Израиля, Японии и США (4,7%, 3,4% и 2,7% соответственно). Более того, Россия отстает от Китая, где этот показатель составляет 1,5%, и лишь ненамного обгоняет Бразилию и ЮАР. В абсолютных показателях Россия тратит на НИОКР чуть меньше, чем Индия, и в несколько раз меньше Франции и Германии, не говоря уже про США. Зато в России доля государства в финансировании НИОКР — одна из самых высоких в Европе, а доля частного бизнеса — одна из самых низких: ниже только в Румынии, Македонии, Литве и на Кипре.

Что еще хуже: как показывает исследование компании Thomson Reuters, РФ теряет позиции в области производства научных знаний. К примеру, количество научных статей, написанных китайскими исследователями, с 1981 года выросло в 64 раза: если китайская наука будет развиваться в том же темпе, то к 2020 году по этому показателю Китай обгонит США. Бразилия, где 30 лет назад результатов проведенных исследований было опубликовано в семь раз меньше, чем в Индии, сегодня почти догнала последнюю. Российские же ученые в 2008 году опубликовали меньше научных работ, чем и индусы, и бразильцы.

Вопрос в том, поможет ли строительство русского инновационного “чуда” хоть в какой-то степени исправить ситуацию. Сама по себе идея создать собственную Кремниевую долину привлекательна, но не слишком инновационна. В одних только Соединенных Штатах предпринимались попытки создать Кремниевую аллею (Нью-Йорк), Кремниевый сугроб (Миннеаполис), Кремниевую прерию (Иллинойс), Кремниевую пустыню (Аризона), Кремниевую гору (Колорадо) и Кремниевый доминион (Виргиния). Десятки аналогичных проектов раскиданы по всему миру, от Софии-Антиполиса на юге Франции до Бангалора в Индии. Уже к 1998 году в Западной Европе насчитывалось не менее 310 технопарков, где размещались 14,8 тыс. компаний и работали почти 240 тыс. людей. Если исходить из утверждения самого Суркова: “Инновационная культура не в том, чтобы правильно ответить на вопрос, а в том, чтобы задать вопрос, который до вас никто не задавал”, идея строительства нового комплекса — это анахронизм. Совершенно очевидно, что попытка повторить успех калифорнийского инновационного кластера — один из самых стандартных ходов, который только могут придумать правительства стран и регионов.

Даже если и не гнаться за оригинальностью, целесообразность проекта сомнительна: ни одному из “научно-технических комплексов” не удалось даже не превзойти, а повторить успех Кремниевой долины. Впрочем, следует признать, что десятки технопарков были вполне успешно запущены и работают, на их территории создаются новые рабочие места и инновационные продукты. Классическим примером такого искусственного парка в тех же США является Research Triangle Park в Северной Каролине. Эта некогда отсталая сельскохозяйственная глубинка, где вся индустрия ограничивалась мебельными, табачными и ткацкими фабриками, сегодня является центром биотехнологий и фармацевтики. Создать хотя бы один такой кластер в России было бы большой удачей.

Но если говорить серьезно, не вполне очевидно, есть ли от технопарков вообще какая-то отдача. Сам по себе вопрос об оправданности их создания может показаться бессмысленным, учитывая, что подобные инновационные кластеры десятками возникают по всему миру. И все же, хотя изучение их деятельности превратилось в самостоятельную подотрасль науковедения, убедительных доказательств рентабельности технопарков до сих пор нет. Как отмечают в своей статье голландские исследователи Марина ван Генюйзен и Денни Соэтанто, анализа, где серьезно рассматривалось бы комплексное воздействие технопарка на экономику региона или страны, проведено не было, а немногочисленные имеющиеся работы затрагивают лишь отдельные аспекты их функционирования.

Ученые, обращаясь к этой теме, как правило, пытаются оценить отдачу от кластеров, сравнивая деятельность размещенных в них фирм с результатами, которые показывают аналогичные фирмы, расположенные вне комплексов. Как правило, исследователи выясняют, создают ли высокотехнологичные компании в парках больше рабочих мест; растут ли они быстрее; выше ли у них уровень выживаемости; чаще ли они проводят совместную научную работу и разработки, то есть формируются ли кластеры. Недавние исследования в Швеции и на Тайване, кажется, показывают, что фирмы, находящиеся в технопарках, работают лучше их коллег за пределами “города счастья”.

С другой стороны, аналогичный сравнительный анализ на китайском материале особых преимуществ от создания технопарков не обнаружил. Исследование, проведенное в Японии, не выявило среди компаний, расположенных в технопарках, тенденции к более интенсивному взаимодействию друг с другом: иными словами, даже будучи размещенными в соседних зданиях, они вели себя так, будто находятся в разных городах. В Греции, Великобритании и даже в Израиле ученые тоже не обнаружили каких-то ощутимых выгод, которые бы давали технопарки своим фирмам-постояльцам, или обнаружили, но крайне слабые. Самое же главное, отмечают ван Генюйзен и Соэтанто, даже когда положительный эффект выявлен, в подобных исследованиях очень трудно или даже невозможно выяснить, какова причинно-следственная связь. Не ясно, работают ли компании лучше благодаря особым условиям в технопарке, или же в парк попадают изначально более агрессивные и эффективные компании. Почему же тогда идея создания кластеров остается столь популярной? Проведя опрос чиновников от науки и ученых в Нидерландах, ван Генюйзен и Соэтанто выяснили, что у этих двух групп разные приоритеты: чиновники гораздо в большей степени нацелены на получение в буквальном смысле результатов, и потому зачастую рассматривают строительство технопарка с его материальной инфраструктурой как самоцель.

Источники:

Marina Van Geenhuizen, Danny P. Soetanto, Science Parks: what they are and how they need to be evaluated.— International Journal of Foresight and Innovation Policy 4, N 1-2, 2008.

A Global Perspective on Research and Development.— UNESCO Institute for Statistics Fact Sheet, N 2, October 2009.

Global Research Report.— Thomson Reuters, 2009-2010.

Игорь ФЕДЮКИН