Власть и дефициты либерального мышления

Не скрывается ли за ширмой евроинтеграции, объявленной главным приоритетом внешнеполитических устремлений вроде бы демократического государства, его быстрое перемещение в разряд авторитарных банановых республик?

На что на самом деле направлена идеология реформ нынешней власти, и есть ли у нее вообще какая-либо идеология? Маятник качнулся — после безалаберного демократического бардака времен Ющенко стра­на вкушает “прелести” эффективной вертикали власти Януковича. Но почему вертикаль эффективна лишь в отдельных ее проявлениях? Почему объявленные реформы так буксуют и дают порой противополож­ные ожидаемым результаты? Не потому ли, что реальные и декларируемые цели очень сильно расходятся?

Наш собеседник — Анатолий Гальчинский — являлся одним из главных идеологов либеральных реформ, проводившихся в Украине с 1994-го по 2004 год (в этот период он занимал должность советника президента по вопросам макроэкономики (1994—2005), возглавляя также совет Национального банка Украины (2000—2005) и Национальный институт стратегических исследований (2002—2005)).

Помимо прочего, в беседе с экспертом мы попытались выяснить, насколько реальна угроза установления жесткого авторитаризма в Украине, с оглядкой на очевидный нынешний кризис господствовавших ранее либеральных доктрин даже в развитых демократических государствах и, мягко говоря, не слишком впечатляющие успехи соответствующих реформ в нашей стране.

— Анатолий Степанович, согласны ли вы с тем, что всецело доминировавшие прежде либеральные подходы в макроэкономической политике развитых государств сегодня переживают далеко не лучшие времена? Где причиной, а где следствием и свидетельством этого стал до сих пор так и не за­вер­шив­шийся мировой экономический кризис 2008—2009 го­дов. Воп­рос не праздный, учи­тывая далеко неоднозначное отношение украинского по­литикума к либеральной перспективе нашего государства.

— Вы правы в том, что сущест­вует прямая взаимосвязь между кри­зисом 2008—2009 годов и кризи­сом либерализма. Но речь в данном случае идет не о кризисе либерализма вообще, а о кризисе его конк­ретной исторической формы — нео­либерализма, по лекалам которого в последние десятилетия выстраива­лась мировая экономика. Нео­ли­берализм действительно уже отработал свой конструктивный ресурс, и нынче на Западе шаг за шагом демонтируются его устои. Кри­зис 2008—2009 годов существенным образом активизировал этот процесс.

Но смена функциональной фор­­мы — это всегда отражение не упадка, а, наоборот, жизненной силы соответствующего процесса. Сегодня постепенно утверждаются принципиально новые, еще системно несформировавшиеся постнеолиберальные фрагменты либерализма.

Что же касается фундаментальных принципов либерализма, определяющих его историческую значимость как “глобальной геокультуры”, то они остаются неизменными. Это, прежде всего, определение личности как наивысшей ценности, обладающей естественной свободой, правом свободы выбора, сочетающегося с личной ответственнос­тью человека за себя и свои дейст­вия.

Либерализм — это также право каждого человека на свою индивидуальность, право всегда оставаться самим собой и, наконец, это равенство каждого из нас перед законом, обществом и государством, если хотите, перед Богом. В течение нескольких столетий западное общество развивается по этой траектории. Именно в этом залог его привлекательности.

С этих же позиций я оцениваю действенность евроинтеграционной политики нашей власти: она по духу и каждой своей позиции должна корреспондироваться с названными принципами либерального общества.

Важно учитывать и другое. Кру­шение тоталитарного социализма в 1989—1991 годах привело к расширению географии либерализма за счет европейских постсоциалистических стран.

Мы вправе говорить и о спе­цифической модели денсяопиновского либерализма, либерализма с китайским лицом. Весьма показательным является то, что куратором либеральных экономических реформ в “коммунистической” стране выступает непосредст­венно Компартия Китая. Убежден, что в связи с событиями на севере Аф­рики и на Ближнем Востоке мы являемся свидетелями рождения новой, еще неведомой нам мусульманской модели либерализма.

Подтверждаются прогнозы известного американского ученого Ф.Фукуямы о начале, в связи с событиями 1989—1991 годов, всемирной либеральной революции. Она, что очень важно, предполагает не унификацию, а многообразие национальных форм либерализма, право каждого народа оставаться с учетом приоритетности национальных ценностей самим собой. Все мы понимаем, насколько сложен, конфликтен и противоречив этот процесс. Но крот истории, как любил повторять К.Маркс, роет глубоко и прогрессивно: перспективное всегда берет верх.

— Одним из главных пороков либерализма, за который его больше всего критикуют, принято считать предвзятое отношение к государству. И если уж необходимость государственного вмешательства осознается и в развитых странах, то для переходного общества это справедливо тем более. Что вы думаете по этому поводу?

— Мне хорошо известна эта точка зрения. Она действительно требует разъяснений. Суть проблемы в том, что либеральный принцип “меньше государства” никоим образом не означает, что государство должно быть слабым, недееспособным. В действительности в этом вопросе существует обратная зависимость: много государства — это признак его недееспособности. “Чтобы управлять лучше, необходимо управлять меньше” — таков основной принцип либерализма, сущность которого человеку, обремененному остатками коммунистического мировоззрения, понять очень трудно.

Согласно либеральной доктрине, государство должно считаться с тем, что общество, как и экономика, — живой, к тому же достаточно умный организм, который в состоянии обеспечивать (если ему не мешают) сбалансированное развитие на принципах самоорганизации. Государство может корректировать траекторию этого развития, но никак не вправе необоснованно ограничивать его механизмы, подменять их. К слову, апробированная мировым опытом кейнсианская модель антициклического регулирования экономики пол­ностью основывается на данном прин­ципе.

О чем свидетельствуют события последних десятилетий, что сигнализирует нам в этом контексте кризис 2008—2009 годов? Кризис со всей очевидностью продемонстрировал не недостаточность, а наоборот, избыточность государства в странах Запада, неадекватность масштабов государственного потребления. Ведь кризис, его истоки были, по сути, спровоцированы государством. Фактическим мультипликатором “долговой пирамиды” была не ипотека, а игнорирование разумных пределов государственного долга. Кстати, Запад сегодня не имеет рецептов выхода из сложившейся ситуации.

Есть в этом и другая коллизия. Много государства — это всегда много бюрократии. Каждая новая функция государства — это многократная мультипликация бюрократии. Это особенно опасно для транзитных государств, где в условиях правового вакуума, отсутствия механизмов гражданского общества происходит необузданная экспансия бюрократии, поглощение ею основных атрибутов государственности. Объяснять, как это происходит у нас на практике, видимо, нет необходимости.

— Кстати, об украинской практике. Насколько глубоко она ана­лизируется в недавно изданной вами книге “Либе­рализм: уроки для Украины”? О каких уроках идет речь? Ведь конечные результаты реформ в Украине, которые, по большому счету, имели ярко выраженный либеральный характер, пока далеко не оптимистичны.

— Книга, которая предлагается заинтересованному читателю, посвящена в том числе и анализу названных вами противоречивых по своей сути проблем. Я не уклоняюсь в ней от сложных дискуссионных вопросов.

Анализируя болезненные уроки прошлых лет, я и сегодня убежден, что Украина, для которой либерально-демократические ценности не были чужды даже во времена советского режима, после его падения не могла оставаться в стороне от соответствующих преобразований, охвативших практически всю Центральную и Восточную Европу.

Другое дело, что эти преобразования осуществлялись без необходимого научно-теоретического сопровождения, по сути, интуитивно. Многих ошибок, которые были допущены, можно было бы избежать, если бы у нас были более адекватные представления о сути происходящего. Это не вина кого-то из нас, а наша общая беда. Либеральная революция пришла в наш дом, не стучась в двери. Так происходят все революции. Сейчас нам уже двадцать. Это возраст, в котором логика самооценки является едва ли не главным залогом будущего конструктивизма. Да­вайте, уйдя от политических оценок, спокойно сосредоточимся на этом.

Кстати, обозначенная вами проблема касается и соотношения общества и экономики. Именно либерализм помогает понять приоритетную значимость консолидации общества, которая формируется, прежде всего, на основе общности не столько материальных, сколько моральных ценностей. Устойчивость и стабильность общества, его дееспособность (а это основа экономического прогресса) утверждаются на основе взаимного доверия, общности духовных ценностей, их приоритетности. Речь идет еще об одном незыблемом принципе либерализма, который опять-таки остается нами неосознанным. Экономические реформы не только лишаются смысла, но и остаются безрезультатными, если они не связаны с логикой развития общества в целом. Это ахиллесова пята столь рекламируемых и фактически бездейственных реформ В.Януковича.

Нужно понимать и другое. Получив свободу, человек стремится всеми доступными ему способами защитить свою культурную, национальную, психологическую, мировоззренческую идентичность. Принципиально значимы в этом и исторические традиции, семейные ценности. Власть, прежде всего президент, не понимают этого. Три вице-премьера занимаются у нас экономикой, а должность вице-премьера по гуманитарным вопросам вообще сократили. Этим все сказано. Чтобы изменить данную ситуацию, необходимы принципиально иные мировоззренческие доминанты.

— Давайте все же возвратимся к проблемам сугубо экономики. Каким образом экономическая политика государства должна вписываться в систему либеральных ценностей, что здесь является определяющим?

— Тема либерализма и экономики многоаспектна и, естественно, требует специального рассмотрения. Скажу лишь основное. Главное для либерализма в экономической политике — незыблемость частной собственности. Быть либералом означает безапелляционно и последовательно поддерживать частную собственность. Это один из определяющих тестов на приверженность принципам либерализма. Если у вас существуют сомнения по этому поводу, не насилуйте себя. Для вас идеология и практика либерализма — несмотря на его высокие гуманистические ценности — остаются чужими.

В этой связи на первое место экономической политики я бы обязательно поставил проблему качественного совершенствования отношений собственности, которые всегда и во все времена являются определяющими в экономике.

В предыдущие годы нам удалось сформировать “критическую массу” частной собственности. Однако следует быть реалистами, спуститься с Луны на Землю и признать, что процесс массовой приватизации, первичного накопления капитала, который осуществлялся в условиях практического демонтажа власти, системной несбалансированности правового поля, несформированности рыночной инфраструктуры и гражданского общества, не мог “на выходе” не дать качественно деформированный продукт, который требует существенной коррекции.

Я убежден, что инициатива в этом должна исходить, прежде всего, от самого частного капитала. Это необходимо для обеспечения его не только конкурентоспособности, но и социальной привлекательности, преодоления существующей в обществе психологической отчужденности. Государство должно активно стимулировать этот процесс. Если на Западе отношения собственности — наиболее динамичная система экономики, то у нас эта проблема вообще не стоит на повестке дня экономической модернизации. Несмотря на ее особую актуальность, о ней даже не упоминают.

Складывается впечатление, что власть, получая соответствующие дивиденды, заинтересована в сохранении в этом вопросе статус-кво.

— Вы коснулись вопроса расширения социальной функции капитала. Давайте уточним эту позицию, поскольку она представляется принципиально зна­чимой для нашей экономики.

— Согласен с вами. Увы, новая власть, как, кстати, и предыдущая, так и не определилась со стратегией социальной политики, которая не может ограничиваться государственной поддержкой малообеспеченных слоев населения, как это декларируется. Она должна сосредотачиваться в первую очередь на совершенствовании социальной структуры общества и прежде всего — на укреплении позиций среднего класса. Это основной лакмус либеральности соответствующей политики, включающей в себя разноаспектный комплекс экономических, социальных, духовных и политических преобразований, нацеленных на обеспечение доминантности в обществе средних слоев населения, являющихся основным носителем либерализма и демократии, социально-политической стабильности. Ваш читатель, конечно, понимает, насколько далеки нынешние правители от понимания значимости сказанного.

Другой аспект: социальная политика должна как можно более полно сосредотачиваться на работающем населении, на создании максимально благоприятных условий реализации его креативного потенциала, приумножении на этой основе экономического богатства. Решение проблемы бедных и малообеспеченных слоев населения, пенсионеров возможно лишь таким образом. Указанный подход предполагает преодоление искусственного расчленения экономической и социальной политики. Власти и этого не понимают. У нас существуют два обособленных министерства — экономики и социальной политики, тогда как в действительности речь идет о едином целом, неразрывном комплексе социально-экономических отношений.

С этим связана проблема оптимизации социальных расходов. Мы давно исчерпали возможности решения социальных проблем через механизмы государственного бюджета. На Западе государство широко использует активные экономические, в том числе и фискальные, инструменты, стимулирующие частные социальные инвестиции. В отдельных странах они достигают 35—40% общего уровня социальных расходов. Это касается, прежде всего, крупных корпораций, которые во все большей степени превращаются не столько в чисто экономические, сколько в социально-экономические и гуманитарные ячейки общества.

Когда речь идет о социальной функции частного предпринимательства, на которой акцентирует внимание либерализм, важно учитывать также новые процессы в отношениях между трудом и капиталом, начавшие формироваться в последние десятилетия. Имеется в виду система постфордизма, охватывающая не только новые характеристики трудовых отношений и накопление капитала, но и принципиально новые мировоззренческие представления, прежде всего, о характере и целях производственных процессов, их очеловечении и гуманизации.

В этой связи существует еще одна проблема. Мы мало делаем для становления современной негосударственной социальной инфраструктуры. На Западе пенсионные фонды концентрируют 70% ВВП, в США и Австрии — более 90%, Голландии — 120%, Швей­царии — 113%. За последние десять лет в Бразилии соответствующие активы росли среднегодовыми темпами, превышающими 15%. А ведь это и важный инвестиционный ресурс в экономике. У нас же пенсионные активы не превышают 1% ВВП. Не следует ли сместить акценты в пенсионной реформе с увеличения пенсионного возраста (хотя и эта проблема очень важна) на создание современных, надежных, понятных гражданам механизмов негосударственного пенсионного обеспечения.

Рассмотренные вопросы весьма важны для определения стратегии социальных преобразований в нашем государстве. Они свидетельствуют о наличии очень широкого пласта социальных проб­лем, решение которых не связано с фискальными расходами. Перво­очередной заботой в этой стратегии должны стать формирование дееспособной сети негосударственных социальных институций, углубление рыночного типа воспроизводства рабочей силы, расширение на этой основе слоя экономически активных и материально обеспеченных людей, свободных от иждивенческих настроений, осознающих личную ответственность за собственную судьбу. И в то же время — способных быть локомотивом экономического и социального прогресса.

— Насколько в контексте всего вышесказанного реальна ли­беральная перспектива для Украины, кто у нас является основным носителем таких идей? Не рискуют ли процессы последних двух десятилетий, за которые и так уже слишком дорого заплатило общество, развернуться вспять?

— У меня весьма оптимистичные ожидания по этому поводу. Они основываются, прежде всего, на характеристиках национальной ментальности украинского народа, на весомости демократических тра­диций, нашей приверженности евроинтеграционному курсу. В актуализации украинского либерального проекта особую роль сыграла оранжевая революция. Весьма примитивными видятся попытки представить события конца 2004 года только как “сражения” между “двумя Викторами”. В действительности оранжевая революция — это совсем другое. Это, вне всяких сомнений, признак пробуждения нации, важнейший фактор формирования в Украине гражданского общества, углубления демократии и, самое главное, — самоутверждение достоинства гражданина, собственного “Я” каждого из нас.

В последние годы более конструктивной в этом вопросе становится позиция среднего класса. Наряду с ним реальным субъектом либерализации становится и национальная буржуазия, крупный капитал, который, как и средний класс, кровно заинтересован в европеизации нашего общества, в его развитии в соответствии с либерально-демократическими принципами.

Особенно активным носителем либеральных идей является значительная часть молодежи, прежде всего студенческой. Важную роль в этом играет ее глубокая интегрированность в мировое информационное пространство, обеспечивающая молодому поколению более высокий уровень инновационности общественно-политической ориентации.

Достаточно весомый потенциал сторонников либеральной перспективы существует в политических партиях центристской ориентации. Очень важным в этом контексте является опыт Запада, где в послевоенные годы произошло сближение и взаимное проникновение идей социального либерализма и социал-демократии. Зададимся вопросом: чем отличаются модели социально-экономического развития Швеции от, скажем, Бельгии или Канады, где в разные периоды во власти были партии различных направлений? Если не принимать во внимание конкретно-исторические обстоятельства, то мы не найдем принципиальных отличий и между политикой правительств В.Брандта, Г.Коля, Г.Шредера, каждое из которых внесло собственный огромный вклад в процесс социали­зации эко­но­мических отношений Германии.

Исторический опыт подобной практики для Украины очень важен. Именно идеи синтеза социал-демократизма и либерализма могли бы стать реальной идеологической платформой консолидации политических сил нашего государства. Говоря об этом, я убежден, что со временем сменят свое лицо и регионалы, что мы обязательно станем свидетелями формирования в их структуре влиятельной либеральной платформы, что партия в перспективе будет все больше эволюционировать в этом направлении. Общество, все мы заинтересованы в этом.

Я мечтаю о том, что в Украине сформируются активные общественные объединения, ставящие перед собой задачу реализации украинского либерального проекта, что в Украине появится научный центр либеральной перспективы, что соответствующая тематика займет свое место в школьных и вузовских программах. Более действенной видится в этом и роль массмедийного корпуса. Я думаю, что уже в недалеком будущем у нас появятся соответствующие программы на каналах телевидения, что нашему вниманию будут предложены либеральные чтения на украинском радио и многое другое.

В реализации всего этого очень важна последовательность и системность соответствующей политики государства, его конструктивная интеграция в систему либеральных ценностей. Для меня эталоном в этом является “Новый курс” Ф.Рузвельта. Два года назад увидела свет книга нобелевского лауреата П.Кругмана с символическим названием “Кре­до либерала”. “Новый курс” оценивается именитым ученым как грандиозный либеральный проект ХХ века, благодаря реализации которого в США было создано общество среднего класса, а сама Аме­рика приблизилась к демократическому идеалу. Это хороший урок и для украинских сановников. Сочетание политики евроинтеграции и либеральной перспективы в единое целое — это тот логарифм, который может не только радикальным образом изменить лицо власти, но и придать нашему развитию очень весомые стимулы.

В своем мемуарном издании “Искусство управления государством: стратегия для меняющегося мира” (2002 год) Маргарет Тэтчер акцентирует: “Для того чтобы свобода прижилась, необходима критическая масса людей, которые действительно понимают, что это такое. Иными словами, сначала появляются свободные люди, а уж потом возникает свободный политический, экономический и социальный порядок”. Я предлагаю украинскому обществу взять на вооружение эту предельно четкую и важную для нас формулу выдающего британского политика.

Юрий СКОЛОТЯНЫЙ