Владимир Путин защитил права трудящихся бизнесменов

Встреча независимого председателя правительства с независимыми профсоюзами началась с лирического момента: на глазах у профсоюзных лидеров Владимир Путин подарил вице-премьеру Александру Жукову картину маслом “Дом у реки”. У Александра Жукова вчера был день рождения, премьер мог бы поздравить его и в более укромном месте, но он, видимо, решил сделать день рождения Александра Жукова фактом общественной жизни — и у него получилось.

— Картина так называется не потому, что она от профсоюза сельского хозяйства, а потому, что от нас всех,— пояснил премьер.

Если подарок делался от имени такого количества людей, то это могла бы быть не картина “Дом у реки”, а просто дом у реки. А в начале заседания преподнести можно было бы ключи от этого дома — в лучших профсоюзных традициях. Но не случилось.

Владимир Путин отчитался перед профсоюзными лидерами о сотрудничестве с ними на благо трудящихся. Он сказал, что надо притормозить рост тарифов естественных монополий, что надо повышать зарплату людям, правда, при этом помнить, что рост зарплаты должен быть связан с повышением производительности труда...

Профсоюзные лидеры, а их было человек 35-40 за длинным столом, были людьми в основном пожилыми и повидавшими всяких повышений зарплат и производительности труда, так что все эти непростые обстоятельства их жизни, а также постоянная борьба за права трудящихся (прежде всего с самими собой) наложили печать глубочайшей угрюмости на их лица. Достаточно сказать, что актив “Единой России” на их фоне выглядел бы собранием бойскаутов после летних каникул.

То есть все эти люди казались, безусловно, силой, но такой мрачной, усталой и неповоротливой, что ею вряд ли могли воспользоваться не только они сами, но даже и те, кто, как в дзюдо, давно научились использовать вес противника в своих целях.

Владимир Путин рассказывал, какая масштабная реформа медицины подготовлена и делается уже, и что 460 млрд руб. на нее то ли уже ушло, то ли вот-вот уйдет (раз и навсегда), и два человека вдруг неприлично оживились, когда премьер сказал, что профсоюз работников здравоохранения мог бы принять в этой реформе деятельное участие. Очевидно, это были представители именно этого профсоюза, и они надеялись, что деньги пока еще не пошли в массы и в самом деле можно попытаться помочь правильно их распределить.

Премьер тем временем поздравил членов профсоюзов с тем, что их коллеги из профсоюза угольщиков добились увеличения пенсионных выплат от собственников предприятий на семь с лишним процентов (он-то как никто понимал, что от государства они таких выплат в ближайшее время не добьются).

— За прошлый год нам удалось снять остроту на рынке труда,— отметил премьер,— благодаря наступательной, но взвешенной позиции профсоюзов.

Нельзя было не поздравить премьера с этой формулировкой — удалось за счет позиции профсоюзов, но при этом не им, а правительству.

Глава Федерации независимых профсоюзов Михаил Шмаков, в свою очередь, поздравил премьера с тем, что российская экономика вышла из общей фазы кризиса. Профсоюзы тоже приняли в это деятельное участие. Так, господин Шмаков рассказал, что увольняемым старались оказывать “не только моральную, но и материальную помощь”. Преобладала, конечно, моральная, но работнику, хоть и бывшему, и ее в ряде случаев было вполне, по его мнению, достаточно.

— Наш негативный прогноз по поводу роста безработицы не оправдался,— с сожалением сказал Михаил Шмаков.— В этом смысле прогноз правительства оказался гораздо точнее...

Но, видимо, к счастью, сократился рынок труда в России — поскольку в этом прогнозе Федерация независимых профсоюзов не ошиблась. Господин Шмаков никого в этом, впрочем, не винит, а только списывает на издержки модернизации (еще, впрочем, не начавшейся).

У господина Шмакова нашлись очень серьезные претензии к гособоронзаказу, который, по его словам, тормозится в стадии заключения соответствующих договоров.

Михаил Шмаков выступил за обязательное страхование работников от потери работы. Для этого надо возродить упраздненный несколько лет назад фонд занятости (при этом тогда, слава богу, высвободилось немало нерабочих рук). Еще одной радикальной инициативой стало предложение о воссоздании Минтруда, также когда-то упраздненного — была надежда, что раз и навсегда.

Больше восстанавливать из советского было вроде нечего, так что и речь свою Михаил Шмаков закончил.

Михаил Шмаков хотел, чтобы выступили и другие члены профсоюза, но Владимир Путин решил ему ответить по каждому пункту прямо сейчас.

— Я согласен,— заявил он,— что есть проблема с тем, что поздновато в гособоронзаказе заключаются контракты. При этом мы нацеливаем Минобороны, чтобы не было задержек.

Надо сказать, что премьер употребил в отношении Минобороны единственно верный глагол. Его, как любую боеголовку, можно только нацелить либо, в крайнем случае, перенацелить. А оно порою ведет себя как мина замедленного действия.

Проблема, пояснил премьер, находится в сфере качества и цены:

— Военные в ряде случаев считают, что предприятия ВПК выставляют за не совсем перспективные изделия завышенную цену,— продолжил он, тщательно выбирая слова, чтобы не обидеть легко ранимые предприятия ВПК.

— Есть снайперская винтовка французская,— попросил разрешения перебить его Михаил Шмаков,— стоит больше миллиона рублей, а есть такая же “Ижмаша”, стоит 180 тыс. рублей, ничуть не хуже. А есть почему-то впечатление, что французская лучше!

Владимир Путин, которого охраняют (по данным из открытых источников) с применением снайперских винтовок прежде всего иностранного образца, ответил на этот раз господину Шмакову резко:

— У нас в России есть, конечно, хорошие образцы... Но знаете, нам есть над чем работать!

И правда, ему трудно было скрыть личную заинтересованность в это вопросе...

Впрочем, премьер оговорился, что выступает за повсеместное использование отечественного вооружения, так как “если нам, не дай бог, придется применять его, запчастей нам уже никто не поставит, это мое глубокое убеждение!..”

Высказался премьер и насчет фонда занятости. Он признал, что хорошо бы, конечно, ввести еще один страховочный элемент в систему защиты работника, но это значит, что придется “еще раз увеличить взносы от работодателей”.

Господин Шмаков покачал головой, он как член профсоюза был не согласен.

— А как же? Конечно! — недоуменно переспросил господин Путин.

Господин Шмаков считал, что деньги можно найти и так, лишь бы они были длинными.

— Но чтобы длинные деньги возникли, их все равно надо изъять из экономики,— настаивал премьер.— Что делают так называемые правильные экономисты? Сокращают социальные расходы и снижают налоги. Мы делаем с этой точки зрения неправильно: наоборот, увеличиваем социальные расходы и увеличиваем налоги... Но нельзя перенапрягать предприятия! Это, в конце концов, ударит по самим работникам! Делать это, может, и надо... Но необходимо, чтобы стабилизировалась мировая финансовая система...

— Позвольте! — попросил его господин Шмаков.— У меня есть один пример, который я всегда привожу, когда встречаюсь с работодателями и олигархами...

— Тогда вы не туда попали! — нехорошо засмеялся премьер.— Но я им передам...

— У нас достаточно льготный налоговый режим,— с раздражением произнес Михаил Шмаков, начавший приводить свой пример.— И мы знаем результаты: 100 российских банков за последний год вдвое увеличили свои авуары! А надо бы им и заплатить за это!

— На самом деле в условиях кризиса они ничего не заработали,— перебил его премьер, решивший защитить права трудящихся банкиров.

Он рассказал, как накануне поблагодарил олигархов, с которыми как раз встречался. Многие из них ценой личных сбережений во время кризиса сохранили предприятия и рабочие места (”а в конце 1990-х и начале 2000-х на них было стыдно смотреть: воровали, уходили от налогов...”), потому что не отделяют их судьбу от своей — а могли бы.

На самом деле бизнесмены, если не ошибаюсь, ценой одних своих денег просто спасали другие свои деньги.

— На самом деле внешне уход от единой шкалы налогов к прогрессивной будет смотреться красиво, но у нас очевидные факты не работают: будут уходить от уплаты. Давайте пока не будем этого делать,— закончил премьер.— Но это не на тыщу лет вперед, конечно.

Эх, ну хотя бы на 500!

Андрей КОЛЕСНИКОВ