Виктор Гандзюк. Смерть, задвинутая в стол президента

Когда рядом со мной перед камерой стоял отец Кати Гандзюк, я поняла, что, несмотря на всю заметно раздражающую его мишуру студийных приготовлений, грим, чай с дурацкой конфетой и прочие банальности, этот человек выдержит все.

Было ощущение, что не уйдет он и тогда, когда после тридцати минут общения мы оба осознали: разговор критично не клеится. Он извинился и попросил перерыва. Перекурил и собрался. Потому, что необходимость говорить о дочери — громко…тихо…совсем шепотом... произносить свои кодовые слова-проводники, через которые его Катя почти возвращается, — оказалась сильнее очередного внешнего вторжения в душу. И это пусть звуковое, абстрактное, но все-таки присутствие его ребенка рядом облегчает его боль. Помогает удерживать равновесие. 

Поэтому, все, что вы будете читать и смотреть дальше — это про еще одну встречу Отца и Дочери. И еще про то, что преступление против семьи Гандзюк продолжается. Что его вероятные заказчики — местные херсонские феодалы — остаются на свободе, а многотонная плита нашего государства — продолжает давить как на отца Кати Гандзюк, так и на всех граждан, сопротивляющихся Системе. Давить — лицемерием прокуроров, саботажем судей, манипуляциями полиции, темными окнами Офиса президента на акции против нападений на активистов в “Ночь на Банковой”. Прицельной струей воды из брандспойта, наконец, которой уже под утро к приходу Владимира Александровича на работу, клерки смыли с асфальта Банковой прямой вопрос: “Хто наступна Гандзюк?” Похожий вопрос Зеленскому было удобно задавать своему оппоненту Порошенко во время выборов, но в высоком кресле — он почему-то стал раздражать теперь уже и “самого честного президента”. 

…Муж Кати сразу после ее похорон ушел воевать на Донбасс. Отец вместе с группой неравнодушных людей — открыли, по сути, второй антифеодальный фронт внутри страны. Их армии измотаны и, увы, немногочисленны. Но, похоже, они собираются биться до конца. Защищая память Кати. Утверждая свое Отечество. И мы можем либо присоединиться, либо — продолжать молчать. А значит — помогать системе круговой поруки в каждом городе, в каждом местечке Украины безнаказанно смывать кровь лучших людей с асфальта.

Про Катину категоричность, слежку и феодальный пасьянс

— Виктор, если вернуться в то лето… Вы тогда и вы сейчас: насколько это разные люди?

— Абсолютно разные. Тогда я был просто оперирующий хирург, счастливый отец, законопослушный гражданин… Человек, который обычно не принимал участия в мероприятиях протестного типа, никогда не ходил на митинги… Хотя всегда и поддерживал позицию дочери. Теперь Кати нет. А я стал общественным активистом, принимаю участие в многочисленных митингах и акциях, хожу по судам… Жизнь поделилась на до и после. Сначала после нападения на Катю — 31 июля. А потом после ее ухода — четвертого ноября. 

— Что вы сейчас понимаете про этот мир?

— Что он вдруг может стать пустым. Что можно стать более решительным, но при этом — разуверившимся. Я узнал горе… человеческую подлость, равнодушие. 

— Какой была ваша жизнь до? Вы растили Катю, видели ее каждый день. Как она себя ощущала в своем городе? В этой среде? 

— Катя была не только известной активисткой в Херсоне, но и чиновником довольно высокого ранга. Она была советником мэра, а также управляющей делами городского исполкома. Катя всегда занимала активную проукраинскую позицию. Еще с самых юных лет она пошла в политику, была самым молодым депутатом областной и городской рад. Она очень сильно чувствовала несправедливость. Я всегда понимал, что это может быть небезопасно для нее. 

— Откуда в ней такое раннее желание влиять на то, что ее окружает?

— Она с детства была такой. 

 

— Ее категоричность и резкость — тоже с детства? Вы не говорили ей, мол, Катя, может, надо бороться как-то помягче, поосторожнее?

— Она была добрым человеком и очень заботливой дочкой. Но крайне не любила двоякости и неопределенности. И здесь она действительно была очень категоричной и резкой. Я это тоже видел. Но, зная ее с детства, особо не мог влиять на это. 

— Она делилась с вами какими-то происходящими вокруг нее вещами? В какой атмосфере вы жили последнее время? 

— Мы ощущали тревогу. Но она всегда говорила: “Папа, у меня такая работа”. 

— С одной стороны, она была активисткой и боролось с областной властью, с другой — она сама была в городской власти. И на нее давили разные общественные течения. Вот эта вилка… Когда я смотрела видео с неким господином Стремоусовым (один из подручных “активистов” печально известного нардепа Кивы, появившегося в политике благодаря протекции министра МВД Авакова, и сразу после нападения обвинившего Катю Гандзюк в коррупции. — И.В.), это были очень обидные вещи… Какой-то взрослый буллинг… Как Катя это выдерживала? 

— Вы не лучшие ролики смотрели.

— Но ими забит весь Ютуб и линия Кива/Стремоусов как версия в числе прочих проверялась в начале расследования. 

— Это один из известных херсонских провокаторов. Ей действительно приходилось с ним сталкиваться, но она адекватно реагировала на подобные вещи. Но вообще нельзя сказать, что на нее давили. Давить на Катю было очень трудно, а то и невозможно. На самом деле на сегодня версия — одна. Все знают — почему. И все знают — кто. Я имею в виду и правоохранителей, и президента…

— Вы находитесь внутри этого процесса с самого начала. Вы проходите эту дорогу как отец. Сейчас вы дошли до определенной точки. Как дошли? До какой точки? И что дальше?

— Катя была очень неудобным человеком для определенного круга людей в Херсоне. Во-первых, с ней невозможно было договориться. Во-вторых, она, как я уже сказал, была чиновником высокого ранга. В-третьих, она очень мощно и быстро росла. Как личность, как госслужащий, как активист, как политический деятель. Ее неудобность с каждым днем увеличивалась. Она не давала им красть. А планов на этот счет у местной власти было достаточно. Мангер планировал остаться главой областной рады. Гордеев (бывший глава Херсонской областной государственной администрации. — И.В.)хотел баллотироваться на мэра. Рыщук (бывший заместитель главы Херсонской областной государственной администрации. — И.В.)планировал стать народным депутатом. При этом никто из них не собирался упускать из рук регион. И моя дочь абсолютно не укладывалась в пасьянс, который они расписали. Они понимали: пока Катя будет в Херсоне заниматься политикой, получить нужный расклад им вряд ли удастся. Поэтому они пошли на это преступление.

 

— Первые столкновения с Мангером у Кати начались после того, как вышел ее фильм о его коррупционной деятельности? 

— Первые столкновения начались тогда, когда Мангер пришел в Херсон. Катя тогда находилась в “Батьківщині”, а Мангер купил у Тимошенко областную организацию. Вскорости он ее и возглавил. Он был достаточно пророссийским. Катя тогда сразу же вышла из партии. Следующим этапом были выборы мэра, когда на должность претендовал нынешний мэр и Мангер, а Катя была в команде Николаенко. И она немало сделала для того, чтобы Мангер проиграл. То есть все пребывание Мангера в Херсоне — это история противостояния Мангера и Кати. 

— Когда за ней стали следить? 

— Как она считала, — сразу после ее статьи про Антощука (бывший начальник Управления защиты экономики Нацполиции в Херсонской области. — И.В.). 

— Которая стоила ему кресла?

— Да. И она заметила, что в последние дни за ней очень активно следили. Однако она уже настолько привыкла к слежке, что отнесла это просто к какому-то очередному витку активности правоохранителей.

— Как она относилась ко всем этим людям? Кем их считала — оппонентами? Врагами? Политическими конкурентами? Она вообще ожидала чего-то такого…нечеловеческого?

— Она никогда не считала их какими-то нелюдями. Она относилась к ним как к людям, которые занимаются коррупцией, ведут политические игры, но имеют человеческое в душе. 

— Скандал, связанный с вывозом леса, упоминает и следствие, и активисты. Катя тогда заявила, о том, что две местные группировки, Мангера и Цегельника, борются за контроль над потоками. Это действительно была стартовая точка преступления?

— В ее работе это был просто очередной этап. А в нападении, да, я считаю это катализатором. Эта ситуация в какой-то мере ускорила события, но не была основной их причиной. 

Про сроки исполнителям, вранье Луценко и “болезни” Павловского

— Основная причина в кошмаре, происходящем на местах?

— Да. Кошмар происходит на местах, в центре, в правоохранительной системе в целом. Если оценить ситуацию, которую мы имеем сегодня в отношении расследования, можно сказать, что ни организаторы, ни заказчики убийства моей дочери не наказаны. Наказаны только исполнители, причем очень условно. За заказное убийство с отягчающими обстоятельствами, совершенное особо жестоким способом, они получили минимальные сроки — от трех до шести лет. Я как человек, как отец скажу, что эти люди больше не имеют права находиться в обществе и должны быть изолированы. Пожизненно. 

— Назовите еще раз их фамилии. 

— Торбин, один из организаторов, Грабчук, который вылил на Катю кислоту, Васянович, Вишневский и Горбунов. 

— Уточните, пожалуйста, почему они получили такие маленькие сроки?

— Они пошли на сделку со следствием, и им переквалифицировали статью с заказного убийства на нанесение тяжких телесных повреждений, которые привели к смерти. Однако все эти манипуляции с переквалификацией статьи произошли абсолютно безосновательно. Если совершить небольшой экскурс в медицину, а точнее — в комбустиологию, то есть такое понятие, как индекс Франко. Согласно которому количество глубоких ожогов умножается на три, поверхностных — на один и суммируется. Если эта цифра составляет 30, то ожоговая болезнь, как правило, не развивается, при 31—60 — прогноз относительно благоприятный, 61—90 — сомнительный, более 91 — неблагоприятный, и человек, скорее всего, умрет. У Кати этот индекс был — 117.

 

Но прокуроры статью все равно поменяли. И когда мы на заседании парламентской ВСК спросили у одного из прокуроров — на чем они основывали свое решение, в качестве доказательства он назвал “свидетельства преступников, что они не хотели убивать”. Но разве есть хоть один преступник, который скажет, что хотел убить? При такой разнице в сроках наказания… Еще одним “важным” аргументом стало то, что преступники “не понимали, что такое количество кислоты может привести к смерти”. Ну, возможно, исполнители плохо учились в школе и не знали химию. Однако если взять заказчиков, то я уверен: господин Мангер наверняка знал, что литр кислоты — это смертельная доза для человека. Хотели бы запугать — обошлись бы ста граммами. Безусловно, они шли на убийство... на показательную казнь, чтобы все остальные боялись и помнили.

— Кто несет ответственность за то, что это произошло?

— Безусловно, Генеральная прокуратура.

— То есть господин Луценко, весь год, по его заявлениям, “державший ситуацию под своим личным контролем”, — врал?

— Врал. 

— Вы думаете, все это кто-то лоббировал и оплачивал? 

— Мне трудно сказать без доказательств, что это точно было, но какой-то интерес точно был.

— Давайте пойдем дальше. К заказчикам.

— Между исполнителями и заказчиками еще есть — посредники, которые стали непосредственными организаторами преступления. Этих людей — двое. Павловский и Левин. 

— Давайте начнем с Павловского. 

— О Павловском я впервые услышал 31 июля от Кати. Она была в очень тяжелом состоянии, но в момент, когда ей стало немного легче и мне разрешили с ней поговорить, она назвала эту фамилию и сказала: “Папа, это бандит. Я с ним никогда не контактировала и не имела конфликтов, но я знаю, что он имеет к этому отношение”. 

— Давайте уточним, что этот “бандит” на тот момент был помощником народного депутата от БПП Николая Паламарчука, а также одним из ключевых людей в Херсоне. “Смотрящим”, или как еще его назвать… 

— Человек, находящийся в постоянном диалоге с правоохранительными органами.

— В фильме Анны Бабинец “Системное убийство” журналисты достаточно скрупулезно проследили телефонные диалоги Павловского, как с исполнителями, так и с заказчиками. 

— Более того, есть информация, что за несколько дней до преступления в офисе Павловского прошло “совещание”, где открыто обсуждалось предстоящее нападение. Показательно, что в день нападения Павловский с Торбиным активно формировали себе алиби, фотографируясь на рыбалке и, по-моему, выставляя фото с датой и временем в Фейсбук. Потом Павловский стал частным гостем на моей странице Фейсбука. Есть одна опция, которая позволяет видеть, в том числе, и непрошенных “гостей”. Однако Павловского до Катиной смерти никто не трогал. И только после общественных акций инициативы “Хто замовив Катю Гандзюк?” он был арестован.

— То есть мы можем говорить о том, что активисты в этом деле всегда опережали следствие?

— Безусловно, они не только вели свое расследование, которое всегда было на несколько шагов впереди следствия, но и своими публичными акциями просто вынуждали следствие продвигаться вперед. 

— И то, что на первом этапе полиция арестовала абсолютно “левого” человека, это тоже выяснили и доказали активисты. 

— Да. То, что Новиков ни при чем, выяснила журналист Марьяна Пьецух. Но все-таки вернемся к Павловскому. Его несколько месяцев держали в СИЗО, но мы ничего не знали о том, что там происходит. Нам отвечали, что он дает показания и…очень болеет. 

— На тот момент дело находилось уже в юрисдикции СБУ?

— Да. Но весь процессуальный надзор, естественно, был у Генпрокуратуры. Однако уже летом Павловского отпустили под домашний арест. На тот момент вышел уже названный вами фильм Слідство.інфо, где история участия Павловского была досконально изучена. И следователи нам обещали учесть результаты журналистского расследования.

— Учли?

— По их версии, видимо, да. Изменили Павловскому статью, переквалифицировав его из организатора в гражданина, который случайно узнал о преступлении и не сообщил об этом правоохранительным органам. И якобы он об этом узнал уже накануне первых арестов, когда Торбин с Васяновичем, пришли к нему просить деньги, чтобы сбежать. Ну, и заодно сообщили, что это они напали на Катю. И поскольку через несколько часов после их встречи эти исполнители были арестованы на автовокзале, по логике следователей, молчание Павловского не помешало восторжествовать справедливости. В результате изменения статьи Павловскому, я, как отец Кати, уже не потерпевший. Павловский мне вреда никакого не нанес. А все, что расследовали о роли Павловского журналисты, следствие просто не учло. Более того, Павловского отпустили под домашний арест по просьбе, даже не его адвокатов, а — прокуроров. А потом прокуроры “забыли” продлить домашний арест. И сейчас у Павловского нет никаких обязательств.

— А зачем суд перенесли в Одессу?

— Потому, что Павловский сейчас там живет, якобы лечится и чувствует себя в безопасности. Он действительно находится в полной безопасности на одесских стадионах, в ресторанах, и почему-то вообще не ходит на суды. В то время как наш адвокат ездит в Одессу из Киева, а я из Херсона. Павловский не приходит на заседания уже три раза — и это только в Одессе. А в Киеве в суд на допрос он уже пятый месяц не является. То по причине своих болезней, то по причине отсутствия адвокатов. Заседания переносят и переносят. 

— Но у нас же уже власть сменилась. Кто ответственен за эти метаморфозы с Павловским? 

— Статью изменили еще при Луценко. Несколько дней назад заменили следственную группу по делу в Генеральной прокуратуре. Теперь там нет пана Парового и пани Калиты… Но остался пан Боян, который никакой принципиальной позиции обвинителя никогда не проявлял. Да и в дело особо не вникает. Зато он после последнего несостоявшегося суда долго объяснял прессе, что никакого затягивания дела с Павловским нет, что человек просто очень болен и имеет право на лечение.

Про блеф президентов, дело заказчиков и преступное государство

— Вот сейчас, в этой точке создания новой группы в Генпрокуратуре, у вас есть хоть какая-то надежда на справедливость? На то, что новый генпрокурор Рябошапка, что новый президент Зеленский, с которым, кстати, вы встречались лично, сделают все, чтобы наказать всех виновных?

— Не уверен.

— Почему? 

— Тогда нужно начинать с президента. 

— Начните. Он же ролик записывал с призывом к Порошенко дать ответ на вопрос: “Хто замовив Катю Гандзюк?”.

— Я начну с самого Порошенко. Некогда на заседании ТСК я публично назвал имена трех возможных заказчиков. Мангер. Рыщук. Гордеев. Но, к сожалению, Гордеев и Рыщук оказались членами партии президента Порошенко. Ответственные за организацию и проведение его избирательной кампании в Херсонской области. Я не буду говорить, что и на каких весах в этой ситуации взвешивают политики. Более того, после моих заявлений в отношении этих людей даже были проведены некоторые следственные действия и обыски. Они даже писали мне письма в Фейсбук, просили о встрече. Но я ни с кем не собирался встречаться и написал пост, где попросил меня больше не беспокоить, потому что ни с кем и ни о чем я договариваться не буду. И эти люди исчезли из моей жизни. Но вскорости появился Петр Алексеевич, который захотел со мной встретиться. И наша встреча произошла в Одессе. 

— Когда?

— В феврале. Тогда как раз начался процесс над Мангером. Мы говорили около часа. Я напомнил ему, что он презентует себя как проевропейский президент. Поэтому вряд ли стоит забывать о том, что нужно расследовать роль его однопартийцев — Гордеева и Рыщука — в этой истории. Что мы с ним — не судьи и не прокуроры, и поэтому необходимо честное расследование. Но он сказал, что пока никаких доказательств против них нет. А если только они появятся, то он обязательно очистит свою партию. 

Но доказательства есть на всех. И на Мангера, и на Гордеева, и на Рыщука. Однако когда дело попало в Генпрокуратуру, не без участия Порошенко доказательства из дела в отношении его однопартийцев были изъяты. 

— По сути, линия Гордеева—Рыщука благодаря Петру Порошенко вообще осталась не разработанной?

— Да. Потом после первого тура президентских выборов Порошенко много ездил по регионам и активно выступал на телеканалах. И здесь уже включился будущий президент Зеленский, который посоветовал своему оппоненту не ходить по телеканалам, а расследовать дело Кати Гандзюк. 

— Его никто не просил говорить об этом?

— Нет. И это сразу как-то обнадежило. А потом в июне наша инициатива провела одну из наибольших после Майдана акций с требованием наказать заказчиков убийства Кати, а также расследовать многочисленные нападения на общественных активистов в регионах. Но, к сожалению, уже новый президент Зеленский никак не отреагировал на эту акцию. И тогда я решил написать ему письмо. Он мне ответил, и мы встретились. 

— Это тоже была личная встреча?

— Я был с адвокатом и еще несколькими активистами. Со стороны президента присутствовал на тот момент и.о. главы СБУ Баканов и, безусловно, глава ОП Богдан. 

— О чем вы говорили?

— Мы решили, что этот разговор останется между нами, но его квинтэссенция следующая: президент будет содействовать расследованию, устранит все проблемы, которые ему мешают. И будет обозначен человек, координирующий действия следствия и отвечающий за результат. 

— И?

— Встреча была 24 июня, и после этого — молчание. Более того, через три недели после нашей встречи дело в отношении Мангера и Левина, выделенное в отдельное производство, было приостановлено. А за несколько дней до этого было интервью Зеленского, где он ехал в автомобиле и отвечал на вопросы. И на вопрос журналиста, как идет расследование дела Кати Гандзюк, он сказал: “Я понял одно — политической воли мало”. 

— Кошмар. 

— Это был первый звонок. На момент нашего летнего разговора у него еще не было полной власти, как сейчас. И он тогда делал на это оговорку, пообещав, после парламентских выборов и назначения нового генерального прокурора, содействовать расследованию уже совсем в других масштабах, нежели он мог это делать в июле. Ну, вот как-то и все. Мы недавно провели акцию “Ночь на Банковой. Снова”…

— …я была там. Перед пустыми темными окнами офиса президента.

— Действительно никакой реакции до сегодняшнего дня. Как будто этой акции вообще не было. Ну, хоть кто-то же мог к нам выйти?.. Зеленский сейчас ведет себя так же, как остальные политики. Он абсолютно не реагирует на общественное мнение. Абсолютно. Как и его предшественник. 

— То, что он оставил Авакова министром МВД, это разве не маркер? Как известно, полиция завалила первоначальный этап расследования дела. 

— Безусловно, это нехороший сигнал. Мы же поверили ему… И все ребята, которые были со мной, тоже поверили. Он мне сказал, чтобы я не переживал, что все будет хорошо. Но… у него сейчас, я так скажу, такие же позорные действия, как и у его предшественника. 

— Вы имеете право так сказать. Давайте вернемся к организаторам. Ясно, что дело Павловского зависло на мягкой статье, где срок наказания — какой?

— От нескольких месяцев до трех лет. Думаю, он получит минимальный срок и может спокойно выйти прямо из зала суда, после зачета отсиженного им СИЗО. Более того, он тоже подписал соглашение со следствием. Без нашего согласия, потому что прокуратура исключила из дела всех потерпевших. Их команда адвокатов затягивает дело. Играя на постепенной потере общественного интереса к процессу. Все меньше приходит журналистов на суд…

— Фильм “Системное убийство” выложен на Ютуб. Там всего 10 тысяч просмотров. 

— Я всегда говорю, что причина происходящего с нами — это коррумпированность власти и криминала с привлечением туда правоохранителей, прокуроров, работников СБУ, судей. Но есть и еще один фактор — это равнодушие наших граждан. Моя хата с краю. Катя умела организовывать общественные уличные акции, и она всегда говорила, что 20 тысяч человек — это такая критичная масса людей, которые уже могут влиять на ситуацию. Которую невозможно просто так разогнать и проигнорировать. К сожалению, у нас и десяти тысяч никогда не собиралось… Я этого не скрываю. И не знаю, почему люди так равнодушны к этому. 

 

— Левин?

— Это серийный убийца, киллер, которому было предъявлено обвинение в 15 убийствах. Он сидел в СИЗО, а потом, в результате каких-то совпадений поправок Лозового и закона Савченко, вышел на свободу. И, представьте себе, всего через три месяца становится помощником депутата областной рады и советником главы областной рады Мангера. Когда начались аресты, мы уже знали это имя. И Катя знала. Но его никто не тревожил, а потом он спокойно уехал как только начались задержания исполнителей. В медиа и у следствия есть такие, я думаю, небезосновательные данные, что его предупредил глава полиции области Мериков. Который за это через месяц получил генерала от Порошенко. Левин за границей. Всегда на связи с адвокатами Мангера. Дает интервью. О нем вообще надолго забыли и только весной этого года вдруг вспомнили, объявив в международный розыск. Но у меня есть такие данные, что сильно его никто не ищет. 

— То есть мы можем провести прямую связь от исполнителей через организаторов — Павловского и Левина — к возможным заказчикам? 

— К сожалению, дело Павловского нам никто не давал читать, чтобы мы могли понять, определило ли эту связь официальное следствие. 

— Но пан Луценко о его роли неоднократно публично заявлял. Поэтому мы можем об этом говорить, несмотря на то, как он себя повел потом. 

— На сегодняшний день все официальное следствие замкнулось на Левине, которого нет в Украине. В результате дело Левина/Мангера выделено в особое производство. И расследование приостановили. 

— Итак, мы добрались до Мангера. Ему было предъявлено обвинение. 

— Было подозрение в заказе убийства. Его арестовали с правом внесения залога и сразу же отпустили под личное обязательство. И по причине отсутствия Левина дело не расследуется. Следствие приостановили, не продлив сроки расследования Мангеру. При этом юридически все оформлено так, что в любой момент истечет срок возможности привлечения его к ответственности. То есть если дело будет возобновлено по решению суда, то срок уже будет считаться истекшим. И привлечь Мангера к ответственности будет невозможно. Его адвокаты регулярно подают жалобы, чтобы этого добиться.

— Это что у нас, такие всесильные местные феодалы, против которых не может пойти ни новый президент, ни новый генпрокурор? Что вообще с нами происходит, Виктор?

— Мне вообще трудно об этом рассуждать. Такое у нас государство. Когда напали на Катю, я осознал всесильность феодальных кланов на местах. Но прошел уже год. Год наших протестов. Этим делом интересуются десятки тысяч людей в Украине и за рубежом. Послы США, Франции, Канады… И все равно это никак не влияет на ход расследования. Теперь я вижу, что мы живем в государстве, которое не в состоянии выполнить свою главную функцию — обеспечить безопасность своих граждан. Нашему государству абсолютно не интересна судьба передовых людей, активистов, которые хотят, чтобы это государство стало лучше. На них нападают. Их убивают. А государство, в том числе и наш новый президент, на это никак не реагируют. 

Потому абсолютно неудивительно, что президент не обращает внимания на дело Гандзюк, а его пресс-секретарь спокойно отталкивает журналиста. На самом деле это составные части одной цепочки.

И мне кажется, что людям должно быть страшно. Особенно тем, у кого есть дети. Они вырастают, хотят развиваться, что-то строить в своей стране, но попадают в такую систему, где это не нужно, где это никто не ценит. Где могут убить за пост в Интернете. И никто на это не отреагирует. Начиная от местных князьков и заканчивая президентом страны. Это ужасно. 

— На кого вы опираетесь сейчас? Что за люди с вами рядом? Я думаю, они достойны, чтобы о них говорить громко. 

— На следующий день после нападения на Катю начала формироваться инициатива “Хто замовив Катю Гандзюк?”. В нее вошли ее друзья, юристы, журналисты. Катя умела объединять вокруг себя прогрессивных людей. И вот они все объединились, чтобы привлечь виновных, а потом и защитить ее память. Если бы не было этих ребят, то сел бы невиновный Новиков — и все. Потому что исполнителям были даны очень высокие гарантии защиты. Они открыто следили. Я видел, как Грабчук стоял под домом. Я узнал его на суде. Видел Васяновича. Они не прятались. Потому что ничего не боялись. Я не думаю, что они были готовы взять 500 долларов, а потом сесть на пять лет. Здесь могли сработать только гарантии от правоохранителей. 

— Как вы сами психологически справляетесь с этим? 

— Ну, стараюсь… Много сделали ребята из инициативы, которые поддерживали и поддерживают меня. Много сделали херсонские друзья Кати. Я вышел на работу. 

— Оперируете?

— Оперирую. Но время не лечит… Оно только углубляет ощущение непоправимости и необратимости. В первые дни все воспринималось нереально как-то... Все думал, что еще увижу ее, что придет… Я все время с ней говорю. Мы были очень близки. Мы жили вместе, делились всем. Мы были не просто отцом и дочерью, мы были друзьями… очень близкими. 

— Виктор, к нам дети зря не приходят. Зачем она — Катя — вам была дана? 

 

— Она подарила мне 33 счастливых года. И я очень благодарен ей за это. С ее уходом не только квартира стала пустой, мир стал пустым. Хочется хоть как-то компенсировать все наказанием виновных. Я понимаю, конечно, что это ничего не меняет. Моей дочки нет и уже никогда не будет. Пять, десять лет, кто бы ни был наказан, это ничего кардинально в моей жизни не поменяет. Но все-таки хочется справедливости. Хочется продолжить ее дело. И меня это мотивирует еще больше, чем моя работа. Ведь речь не только о ней. За последние полтора года, еще до нападения на Катю, были нападения на активистов. В списке Гандзюк сейчас 50 пострадавших. Ни одно из этих преступлений не раскрыто. Виновные не наказаны. Но необходим прецедент. И он может быть в случае Кати. То есть — арестованы, осуждены, наказаны. Тогда будет ясно, что система меняется. Это может быть маркером, линией, перейдя которую мы можем стать правовым государством. Пока этого не будет, не будет ничего. 

— Мы будем фейком, видеороликом, фудмаркетом.

— Они смыли ночью надпись перед окнами президента после нашей акции. Но нельзя это смыть. Ни тишком, ни ночью… Никак.

Инна ВЕДЕРНИКОВА