“В Лондоне долго не задержусь”, — Мухтар Аблязов, председатель совета директоров “АМТ банка”

Один из богатейших людей Казахстана — миллиардер Мухтар Аблязов уже год живет с семьей в Лондоне. На улице Лондона Аблязова легко принять за обычного клерка: строгий костюм и портфель. Только приглядевшись, можно заметить, что за ним неустанно следует охранник. Эта мера предосторожности вынужденная: Аблязов находится в международном розыске и его судебные тяжбы с властями Казахстана в Британии набирают обороты.

Максималист

— История вашего успеха — классический сюжет для американского фильма: мальчик из многодетной сельской семьи становится одним из богатейших бизнесменов Казахстана и России.

— У нас была обычная сельская семья: папа — преподаватель, мама — библиотекарь, пятеро детей. Закончил десятилетку в родном райцентре Вановка Чимкентской области с одной четверкой по русскому языку. За золотую медаль директор школы требовал взятку в 200 руб. Родители были готовы заплатить, но я возмутился и сказал, что на экзамен тогда не пойду. Учился в сельской школе, поэтому, как у нас тогда было, с 10 лет работал — полгода копал картош

ку, собирал виноград, хлопок, полол лук, а остальные полгода учился. Увлекался шахматами. В 14 лет уже точно знал, чего хочу от жизни: быть ученым-физиком.

В 17 лет поступил в Алма-Атинский госуниверситет, но быстро понял, что нужен более высокий уровень обучения, и на третьем курсе перевелся в МИФИ на кафедру теоретической ядерной физики. Москва очень много мне дала, это были лучшие годы, хотя и тяжело было: учился и подрабатывал, где придется, родители могли прислать максимум 20 руб. раз в три месяца. Тогда в Казахстане даже чай был дефицитом, я продукты родителям из Москвы привозил.

Учился хорошо, играл за сборную МИФИ по шахматам, даже монографию по староиндийской защите написал. А в 1985 г. меня под предлогом “утери связи с организацией” чуть не исключили из комсомола и института, но преподаватели меня отстояли. Закончил кафедру теоретической ядерной физики, специалист по подземным ядерным взрывам. И хотя была возможность остаться в Москве в аспирантуре, в 1986 г. я вернулся в Алма-Ату.

— Почему не остались в Москве?

— Мне было всего 22 года, был ужасным максималистом. Хотел поднимать науку в Казахстане. Но очень скоро наступило разочарование: понял, что с точки зрения научной карьеры разумнее было бы остаться в Москве. Я понял, что никому не нужен: в университете в Алма-Ате мне сказали, что ставки и жилья у них для меня нет. Но у меня было направление из МИФИ, я стоял на своем, и в итоге меня приняли на кафедру ядерной физики. Жилья, правда, не дали. Перебивался у родственников и только через полгода получил комнату в общежитии в 35 км от Алма-Аты.

Научная тема, которой я хотел заниматься, оказалась не востребована в Казахстане. Но я много работал, публиковал статьи. Начал заниматься общественной деятельностью, организовал политический клуб и в 1987 г. попал под обвинение в антисоветской пропаганде.

— То есть уже тогда в вас проснулись политические амбиции?

— Да не было никаких политических амбиций. Было понимание, что страна развивается не так. В моем клубе собирались молодые люди, политологи, философы. Дискуссии были жаркие — до 500 человек собирались. Как-то в зале оказался один из профессоров. Написал докладную, что мы тут антисоветской пропагандой занимаемся. На следующий день нас всех задержали — протоколы, допросы. Но чем больше меня таскали на допросы, тем больше я проявлял активности. Мне повезло: местная власть не знала, что делать, — Михаил Горбачев уже объявил перестройку.

— К науке уже остыли?

— Возможностей серьезно заниматься наукой в Казахстане не было — ни литературы, ни возможности печататься. Было понятно, что здесь я в науке себя не реализую. В 1988 г. у меня родилась дочь, а мы с женой-студенткой жили в 9 кв. м в общежитии, и зарабатывал я 130 руб. в месяц. Жена убеждала меня бросить науку и пойти работать на стройку, чтобы получить квартиру. Я не решался, говорил, что тогда деградирую как научный работник. В 1989 г. я решил уехать в Австралию, чтобы заняться наукой там. Один из моих друзей там уже жил. Но перед этим я решил закончить аспирантуру в Москве. Преподаватели МИФИ меня помнили, встретили очень тепло, и в апреле 1990 г. я успешно сдал экзамены.

Когда вернулся в Алма-Ату, все уже знали, что я аспирант. С работы меня тут же уволили, объяснив, что я все равно через полгода уеду в Москву. И из общежития попросили съехать. В общем, без работы, без жилья, а тут еще дочка заболела двусторонним воспалением легких. Хорошо, удалось договориться с комендантом общежития за бутылку водки: он делал вид, что нас не замечает. Но нужно было на что-то жить, и я занялся бизнесом.

Посредник

— И каким бизнесом вы занялись?

— Тогда все начинали примерно одинаково, я не был исключением — занимался посредничеством. Начал с продажи ксероксов. А первые крупные деньги — около 5000 руб. — заработал на продаже правосторонней японской машины. Ездил по всему Союзу, покупал в одном месте, продавал в другом: компьютеры, бытовую технику — все подряд. В 1990 г. я заработал фантастические для меня по тем временам 50 000 руб., а потом потерял и их. Перечислил деньги за лес, поверил на слово, а меня обманули. Тогда на оставшееся купил цистерну вина в Узбекистане, отвез в Кемерово. Все деньги вернул. Мы, наконец, съехали из общежития, приобрели небольшой домик, который казался нам дворцом, купили белорусскую кухню, ковер и люстру, а больше и не знали, куда деньги тратить, — в стране был тотальный дефицит, и я опять вложил их в бизнес. В декабре 1990 г. у меня должна была начаться учеба в аспирантуре, но к тому времени я заработал достаточно и решил в Москву не ехать. Было тяжело расставаться с мечтой стать ученым, но я на это пошел. В январе 1991 г. я открыл частное предприятие “Мадина”, названное по имени дочери. У меня все быстро получалось, в 1992 г. я создал холдинговую компанию “Астана-холдинг”. На казахском языке “астана” — это “столица”.

— Существует легенда, что это вы посоветовали Назарбаеву назвать новую столицу Казахстана Астаной.

— Было немножко по-другому. В 1998 г., когда я был министром, Нурсултан Назарбаев спросил меня, почему я свой холдинг назвал “Астаной”. Я объяснил, что слово понятное плюс написания на русском и казахском языках одинаковые, а на английском очень похоже. После этого Назарбаев решил новую столицу Казахстана — Акмолу переименовать в Астану и привел те же самые аргументы. Друзья мне тогда звонили и говорили: “Ну, ты даешь! Уже так влияешь на президента, что он по названию твоей компании столицу называет”.

— Каков был оборот холдинга?

— “Астана-холдинг” была инвестиционной компанией, которая владела различными бизнесами — автомобильным (через “Астану моторс”), зерновым, банками, страховыми компаниями и торговыми предприятиями. Сначала оборот был несколько миллионов долларов, через несколько лет он уже исчислялся сотнями миллионов.

— А проблемы с бандитами были? Все-таки лихие 90-е…

— Это был период самого расцвета криминальных групп. У меня в 1993 г. созрела необходимость создать сильную службу безопасности. Шаг был вынужденный — криминал наседал. С улицы заходили бывшие спортсмены и спрашивали: “Крыша нужна?” Я их в ответ спрашивал: “Может, вам нужна?” Я сразу бандитам объяснял, что платить не буду.

Я видел много драматичных историй, когда более успешные, чем моя, компании были разорены только потому, что их владельцы вступали в переговоры с бандитами. Помню, в начале 1993 г. я в составе группы крупных предпринимателей пришел к Назарбаеву. Мы заявили, что, если власть не может нас защитить, мы сами себя защитим. Президент тогда возмутился: “Вы что, ребята, хотите на себя функции власти взять?” Но проблема начала решаться: за 1993-1994 гг. бандитские группировки в Казахстане были уничтожены. Но через год-два нашим бизнесом и собственностью заинтересовалась уже сама власть.

Банкир

— Из ваших слов следует, что у вас тогда были хорошие отношения с президентом Назарбаевым.

— В 1994 г. я выступал на форуме предпринимателей и критиковал сложившуюся бюджетную систему страны. Назарбаев предложил мне возглавить налоговую инспекцию страны. Мне тогда был 31 год, в правительство я не хотел, нравилось заниматься бизнесом. После этого разговора меня вызвал премьер-министр Акежан Кажегельдин и начал предлагать на выбор разные должности: главы Сбербанка, налоговой инспекции… В итоге я согласился возглавить национальную комиссию по ценным бумагам.

Я хотел строить новую рыночную страну и был готов помочь. Меня представили чиновникам, сказали: вот человек, который хочет распрощаться со своими “зелеными”. Но руководителем комиссии я был всего один день: никто из моих друзей и партнеров не согласился взять на себя управление бизнесом. И на следующее утро пришел к премьеру и сказал, что отказываюсь. Он был возмущен, пытался меня переубедить, а когда я уходил, крикнул мне вдогонку: “Никогда к нам не обращайся, правительство тебе помогать не будет!”

— Сдержал слово?

— Сдержал. Со всех тендеров по приватизации я был вытеснен и бизнес в конечном итоге создавал с нуля. Но меня все равно в правительство продолжали звать. Это, кстати, было определенной подстраховкой: была перспектива, что я вернусь в правительство, и со мной просто не хотели связываться.

— Назарбаев продолжал вам симпатизировать?

— Тогда да. Но это не помешало членам его семьи выдавить меня в 1996 г. из сахарного бизнеса. Я когда-то был одним из крупнейших торговцев сахаром на постсоветском пространстве. Я долго уговаривал казахское правительство поставлять казахскую нефть на Кубу в обмен на сахар. Но не смог убедить и в итоге покупал сырец на мировых рынках, потом перерабатывал его на сахарных заводах в Казахстане. На меня приходилось около половины поставок сахара в Казахстан. Но потом начались массовые проверки, аресты грузов, они парализовали бизнес. Я распродал остатки и решил больше не этим не заниматься. Может, я и не сдался бы, но у меня были и другие направления — производство зерна, например.

— А банковским бизнесом когда занялись?

— В 1993 г. вместе с моими партнерами Ержаном Татишевым и Нурланом Смагуловым я создал в Казахстане и России “Астана-холдинг банк”. Казкоммерцбанк предложил слиться под их брендом в пропорции 50 на 50, мы согласились. В итоге, правда, опыт слияния оказался неудачным. Слишком разные были у нас корпоративные культуры.

— Зато на аукционе по банку “Тураналем” в марте 1998 г. вы взяли реванш.

— 100% акций Тураналембанка — будущего “БТА банка” — мы купили на открытом аукционе за беспрецедентно высокую цену — $72 млн. Нашим конкурентом был Казкоммерцбанк, он сдался на $71 млн. Накануне торгов “Казкоммерц” предложил мне $10 млн, чтобы я отказался от участия, я в ответ предложил за то же самое с их стороны $20 млн.

На этот аукцион я шел при сильном сопротивлении президентского зятя Тимура Кулибаева. Премьер же прямо сказал, что я делаю ошибку. Мол, лучше б ты ушел, а то проблемы с бизнесом будут. Поэтому накануне аукциона я пришел к президенту Назарбаеву и сказал: “Неужели вы хотите, чтобы в Казахстане над всем доминировала одна группа, которая уже контролирует авиацию, железные дороги, связь? Если они получат еще и банковскую систему, вы власть потеряете — примеров в истории много”. Он спросил: “У тебя денег хватит?” Я сказал, что деньги есть. Разговор получился долгим, но в итоге в тендере я участие принял. Шаг аукциона был $1 млн. Когда я шел на эти торги, у меня было свободного кэша $5 млн, все остальное было в бизнесе. Еще на $40 млн у меня были гарантии финансирования. На аукционе я сидел за спиной своего представителя, и каждый шаг аукциона после цены в $60 млн для него был таким тяжелым, что я толкал его в спину, заставляя поднимать руку. Деньги занял в банках.

— Но однажды вы отказали своему правилу не идти на госслужбу и возглавили энергосистемы Казахстана. Почему?

— Весной 1997 г. мне предложили возглавить энергосистему Казахстана. Я воспринял это предложение без энтузиазма. Но сбои с поставками электроэнергии тормозили работу моих предприятий, и когда стал разбираться, увидел, что проблема решаема, причем в довольно короткий срок. Поэтому я передал бизнес в управление партнерам и погрузился в энергетику.

Развал отрасли был колоссальным, но хуже всего то, что никто не понимал, что делать. Так, например, всю энергосистему хотели отдать в аренду на 20 лет международному гиганту АВВ всего за $5 млн. Первоначальной моей задачей был контроль за процессом этой передачи. Я попросил отложить передачу на полгода, чтобы попытаться реформировать отрасль самостоятельно.

Расставил везде на границе счетчики, установил ограничители потоков мощности, чтобы предотвратить несанкционированный отбор электроэнергии, который практиковали соседи. У Узбекистана была иллюзия, что у них избыток электроэнергии, а после моих счетчиков и ограничителей им пришлось самим принимать антикризисные меры. Написал программу развития энергетики на пять лет, взяв за основу опыт скандинавских стран и Англии.

Проблема для Казахстана была в том, что, в то время как север страны был энергоизбыточен, на юге мы вынуждены были импортировать электроэнергию из Узбекистана, Туркмении и Киргизии. В стране были две не связанные друг с другом энергосистемы, а я решил их объединить в единую энергосистему Казахстана. Привлек финансирование, и уже через месяц мы решили проблему заработной платы энергетикам, а через полгода у энергосистемы не было долгов. Через год, объединив энергосистемы, мы добились энергонезависимости от Киргизии, Туркмении и Узбекистана.

К тому времени я уже возглавлял министерство энергетики и торговли. Назарбаев тогда меня очень ценил, хотя, наверное, я был самым неудобным его министром. У меня в подчинении был его зять Тимур Кулибаев, но отношения у нас были сложные.

— Как же начинался конфликт с руководством страны?

— Как министр энергетики, индустрии и торговли, я обладал огромными полномочиями и влиял на все решения правительства. Это раздражало членов президентской семьи. В какой-то момент Назарбаев предложил мне пост вице-премьера — министра сельского хозяйства, сказал, что мне нужно согласиться, якобы на меня есть компромат. Я ответил, что под давлением ничего обсуждать не буду. Я был готов уйти и прямо сказал ему: отпустите меня в бизнес, я вам энергосистему реформировал, министром поработал. Болезненный был разговор. Я попросил не преследовать меня. Объяснял, что, если он избавится от независимых людей, говорящих правду, он будет жить с иллюзией, что у него другая страна. И хотя мы договорились, что трогать меня не будут, договоренность не была соблюдена.

— Каким образом?

— Ко мне обратился председатель комитета национальной безопасности, который позднее участвовал в моей посадке. Сказал, что президент дал команду возбудить уголовные дела и прессовать меня до тех пор, пока я не вернусь в правительство. С тех пор меня около года постоянно вызывали на допросы. А потом потребовали переписать на представителей семьи Назарбаева половину банка “Тураналем”. Еще в 2000 г. зять президента Рахат Алиев озвучил мне требование Назарбаева, чтобы я уступил представителям его семьи часть “Тураналема”. Мы торговались, я готов был отдать около 30%, потому что начались аресты моих подчиненных. Председатель комитета госбезопасности показал мне список из вице-президентов “Астана-холдинга” и “Тураналема”, которых собирались арестовать, если я не отдам акции. Он меня искренне уговаривал: ты влиятельный бизнесмен, такого как ты, надо держать рядом. Если зайдут в твой ключевой бизнес, значит ты “пристегнут”.

— И вы согласились?

— А не было вариантов. Сторговались на 30%. Я не раскрывал структуру акционеров “Тураналема”, где иностранным офшорам принадлежало 40%. На самом деле за этими офшорами стояли мы с партнерами, чиновникам же я сказал, что это иностранцы, которые кредитовали приобретение “Тураналема” на аукционе. А 60% предложил поделить пополам.

В 2000 г в Казахстане вышел закон о банковском консолидированном надзоре, общий смысл которого в том, что акционеры в банке должны быть понятны и прозрачны. Власти этот закон принимали специально под меня — чтобы я раскрыл структуру акционеров банка. Я был против, потому что понимал, что стану беззащитным перед властью. Но этот закон мне в результате помог. С этими акциями возникла глупая ситуация: договорились о 30%, я предложил им оформляться, а сделать это они не могут, ведь по закону нужно показать источник дохода. Я говорю: хорошо, дам вам кредит, а акции в залог возьму, буду платить дивиденды, и вы компенсируете. Они не верят. Говорят: “Ты акции потом заберешь”. Они еще хотели, чтобы я за них налоги по этой сделке еще заплатил. В общем, рядились, торговались, но оформить так и не смогли.

Оппозиционер

— Из-за этого у вас и начались проблемы с правоохранительными органами?

— Не только. Я серьезно занялся политикой. После всей этой истории мы решили с губернатором Павлодарской области Галымжаном Жакияновым создать политическую партию или общественно-политическую организацию. Я стал создавать СМИ, купил алма-атинское телевидение. И в сентябре 2001 г. прямо у трапа самолета меня задержали — якобы не хожу на допросы и нарушаю подписку о невыезде. Тогда в итоге меня отпустили, взяв очередную подписку. Терпение мое лопнуло, и мы решили действовать открыто. В этот момент ушел в отставку зять президента Рахат Алиев, что привело к перегруппировкам в правительстве. И в ноябре 2001 г. мы создали движение “Демократический выбор Казахстана”.

Для президента Назарбаева это стало шоком, ведь к движению присоединились представители крупного бизнеса Казахстана, банкиры, предприниматели, депутаты, члены правительства. Назарбаев спрашивал меня тогда: “Ты что, против меня?” Я отвечал: “Нет, я не против вас, я за реформы”. Я всегда был абсолютно убежден, что страна с клановой экономикой не имеет будущего.

— Странно, что после этого вы еще оставались на свободе.

— Мне кажется, Назарбаев был напуган, его окружение убеждало его, что я готовлю переворот. Но он, как очень острожный человек, видел массовую поддержку и поэтому не сразу стал от меня избавляться. В январе 2002 г. мы организовали митинг в Алма-Ате с требованием проведения демократических реформ. До этого мое телевидение пять часов подряд транслировало выступления оппозиционных политиков, критиковавших президента. Назарбаев долго убеждал меня отказаться от политической борьбы и опять поднял тему, чтобы я переписал половину бизнеса на его представителей, отдал все медийные активы. Я отказался. Через три месяца, 27 марта, меня арестовали. Я понимал, что это неизбежно, и когда в окруженном бронетранспортерами офисе начались обыски, я сам приехал в финансовую полицию. Долго они не знали, что со мной делать. Только через пять часов, уже ночью, мне предъявили постановление об аресте. Обвинили в злоупотреблении служебным положением — одним из примеров этого злоупотребления было то, что я, будучи министром, якобы наговорил по мобильному на $3000 и не оплатил. Суд дал шесть лет.

Заключенный

— Сколько времени вы провели в тюрьме?

— Год и два месяца, но побывал за это время в трех тюрьмах и в двух зонах — “черной” и “красной”. Все это время со мной велись переговоры, чтобы ушел из политики.

Сначала меня отправили в полуразрушенную колонию под городом Кокчетав, в “черную” зону, которую контролируют уголовные авторитеты. Я догадывался зачем: в понимании авторитетов я был “красный”, работал во власти. Я был уверен, что живым оттуда не выйду, и вел себя как обычно, независимо, ничего не боялся и никому не подчинялся. С первого дня объявил голодовку, и меня это спасло, потому что в глазах других заключенных я противопоставил себя тюремному начальству. А последнее не знало, что со мной делать, так как не получило четких указаний сверху. В этом страшном месте я умудрился быстро стать одним из лидеров, меня прозвали “министром”. Сегодня смешно, а когда первый раз попал там на воровскую сходку, смотрю: они на корточках сидят, что-то обсуждают. Я говорю: “Ну что вы, честное слово! Поставьте стол, ведите протокол, записывайте все”. С тех пор меня на все сходки приглашали.

Мне потом говорили, что я “фартовый”, другой бы там не выжил. А у меня и там было влияние: я организовывал акции протеста, наладил правильное оформление выполненных заключенными работ, нашел бухгалтеров, юристов, перекрыл систему взяточничества для администрации. Меня оттуда перебросили в “красную” зону, где содержались особо опасные преступники. Там был сущий ад, людей превращали в зомби, постоянно били и не давали спать. Еще сидя в “черной” зоне, я решил сделать все возможное, чтобы выйти на свободу. Позволить себе сгинуть в колонии, не добившись политических реформ в стране, я не мог. Тем более что без меня движение стало слабеть. Я принял предложение властей договориться.

Это, впрочем, не сняло с меня пресс. Меня избили, отбив мне все внутренние органы. Ходить я уже не мог. Очевидно, что параллельно с переговорами реализовывался другой сценарий: готовилось мое убийство. Как выяснилось, успел из зоны выйти буквально в последний момент.

— И на чем вы договорились?

— На том, что я отказываюсь от политической деятельности и занимаюсь только бизнесом. Банк при этом они обещали оставить в моей собственности. Я согласился. 14 мая 2003 г., на следующий день после выхода из тюрьмы я провел пресс-конференцию и объявил, что отныне занимаюсь только бизнесом. Впрочем, от моего бизнеса ничего почти не осталось. Я еще до тюрьмы переписал активы на моего партнера Ержана Татишева. Пока я сидел, “Астана-холдинг” был разрушен. Зерновой, автомобильный бизнес, недвижимость, авиакомпанию “Иртыш-авиа”, вторую по объемам перевозок в стране, — все у меня забрали. А Татишеву банк мне отдавать запретили. В тот момент моя доля стоила минимум несколько сот миллионов долларов.

Девелопер

— Тогда вы переехали в Москву и начали новый бизнес?

— Сначала пришлось в Москве здоровьем заниматься. Через два месяца был уже на ногах, организм к удивлению врачей быстро восстановился. Благодаря моему другу Сергею Селиверстову, с которым еще в МИФИ учился, удалось сохранить маленький российский банк — Славинвестбанк (бывший “Астана-холдинг банк”). Он был там председателем совета директоров. Формально независимый Славинвестбанк по факту контролировался казахстанским БТА, но я уволил часть менеджеров из Казахстана и вернул оперативный контроль. И снова начал заниматься торговлей и инвестиционной деятельностью.

— А сколько у вас было денег на тот момент?

— К моменту переезда в Москву я располагал только несколькими миллионами. Когда у тебя небольшой капитал, берешься за то, что умеешь. Я очень серьезно изучил рынок недвижимости Москвы и понял: он будет расти, надо инвестировать. Уже через несколько месяцев я заработал около $10 млн на продаже офисной и жилой недвижимости.

— Во сколько вы оцениваете свой портфель российской недвижимости? В 2008 г. ее оценивали в $5-10 млрд.

— Мои инвестиции в жилую и коммерческую недвижимость, включая высотную (офисные и торговые центры), составили сотни миллионов долларов. Я был среди первых, кто начал высотное строительство бизнес-центров, — понял, что за высотными зданиями будущее. Стоимость портфеля быстро росла, но сейчас он мало чего стоит. Цена упала и уже близка к себестоимости.

— Тогда же вы создали ИПГ “Евразия”, которая объединила активы по недвижимости. А кому, кстати, вы продали “Евразию”?

— К сожалению, из-за юридических ограничений, связанных с моими разбирательствами с казахстанским “БТА банком” в суде Великобритании, я не могу отвечать на вопросы, связанные с моими или якобы моими активами.

— Тем не менее ваше имя фигурирует в рамках уголовного дела против компании “Евразия логистик”, четыре менеджера которой были арестованы российским судом в марте этого года…

— Само упоминание меня в деле “Евразии логистик” для меня большая неожиданность, поскольку российские следственные органы никогда не ставили меня в известность о наличии каких-либо уголовных дел в отношении меня и не предпринимали никаких мер для проведения следственных действий с моим участием. Я абсолютно уверен, что ни в Казахстане, ни в России я не совершал никаких преступлений. Причина моего включения в число подозреваемых по этому делу заключается в моем политическом конфликте с властями Казахстана. Нынешние атаки на меня — следствие этого конфликта. Мне очень жаль, что некоторые представители правоохранительных органов России были введены в заблуждение казахстанской стороной, которая явно злоупотребляет Минской конвенцией о правовой помощи.

Жертва национализации

— Так почему президент Назарбаев сменил гнев на милость?

— В декабре 2004 г. Ержан Татишев погиб на охоте. А в феврале 2005 г. Нурсултан Назарбаев пригласил меня в Астану и попросил, чтобы я вернулся и возглавил “БТА банк”. В то время структура владельцев банка была очень запутана, но фактически Татишев контролировал около 70% акций (из них 20% — напрямую), 9% владели представители Назарбаева, оставшийся пакет был у западных банков и инвестиционных фондов, включая IFC, Raiffeisen и ряд других. Банку нужен был сильный управленец. Капитал БТА к тому моменту был свыше $400 млн, активы — свыше $4 млрд, это был третий банк страны. Кстати, к моменту национализации БТА в начале 2009 г. активы банка составляли около $30 млрд, а капитал — $4 млрд. А в августе 2007 г. мы оценивали стоимость “БТА банка” примерно в $12 млрд. На нашей встрече в 2005 г. Назарбаев предложил: я возвращаюсь, получаю контроль в “БТА банке” и половину переписываю на того, кого он укажет. Он объяснял, что это “для надежности”, так как дивиденды ему не нужны, но так я докажу свою лояльность и буду под контролем.

— Формально ведь акции БТА были у вдовы вашего партнера. Вы уговорили ее отдать контрольный пакет?

— Я не сильно был заинтересован в том, чтобы вдова Татишева переписывала мои акции на меня, потому что это значило бы, что я должен отдать половину Назарбаеву. Она к тому времени уехала в Австрию. Мы договорились, что я возглавляю совет директоров и управляю банком, а акции выкуплю у нее в течение определенного периода времени.

— И когда конфликт с президентом достиг апогея?

— Он тлел постоянно, но было не до меня: то выборы, то конфликты с зятьями. В январе 2007 г. зятя Назарбаева Рахата Алиева обвинили в попытке госпереворота. Осенью 2007 г. начинается кризис, обвал рынков, кризис и в Казахстане. 23 февраля 2008 г. Назарбаев на встрече в Москве объявил мне ультиматум: до 1 апреля 2008 г. я оформляю на его доверенное лицо 50% акций БТА.

— Но вы не стали ничего оформлять?

— 28 марта 2008 г. нам предъявил претензии финнадзор, обвинив в том, что у банка не хватает резервов, что нарушались нормативы и у регулятора есть возможность ввести внешнее управление. Я сказал, если вы это сделаете, то имейте в виду, что мы $16 млрд кредитов привлекли. Если хотите, забирайте и получайте требования на эту сумму, а если еще добавить и кросс-дефолт других банков в стране, то получите претензий на все $50 млрд. Они отозвали требования. Смерть была отложена.

Мы продолжили работать в обычном режиме и к концу 2008 г. провели платежи в счет ранее привлеченных кредитов на сумму $1,2 млрд. Несмотря на плохой рынок, банк завершил 2008 год с прибылью в $100 млн. А в конце октября 2008 г. правительство Казахстана предложило четырем крупнейшим банкам некую “помощь” в обмен на участие в капитале. Банкам помощь была не нужна, под ее предлогом Назарбаев хотел установить свой контроль над банковским сектором. При этом в отличие от других банков правительство намеревалось приобрести самый большой пакет в БТА — 63%. Но в итоге мы договорились, что участие агента правительства — госфонда “Самрук-казына” в каждом банке составит 25% при сохранении ранее указанных к распределению сумм. БТА одним из первых подписал четырехсторонний меморандум, предусматривающий реализацию этой схемы.

В январе 2009 г. и уже без согласования с банками правительство опять изменило схему поддержки финансового сектора и объявило о выделении $2 млрд “Халык банку” и Казкоммерцбанку (в которых уже присутствовали интересы семьи Назарбаева), не объясняя, почему из схемы выпали “БТА банк” и “Альянс банк”.

В январе БТА в плановом порядке погасил свыше $400 млн, включая $250 млн евробондов. Часть российских проектов была рефинансирована с возвратом средств в Казахстан, еще часть должна была быть рефинансирована в марте 2009 г. для аккумулирования средств на погашение международных обязательств БТА.

30 января 2009 г. общее собрание акционеров БТА одобрило допэмиссию, обеспечивающую 25% участия фонда “Самрук-казына”. А 2 февраля АФН рекомендовало правительству провести принудительную эмиссию, в результате которой “Самрук-казына” становился владельцем 75,1% акций БТА. Причем соответствующие поправки в банковское законодательство были приняты 13 февраля и объявлены вступившими задним числом в действие с 1 января. Накануне захвата банка я уехал в Москву на два дня, раздал указания, а потом улетел в Лондон.

— По версии генпрокуратуры Казахстана, вы и ваш заместитель Жаксылык Жаримбетов руководили организованной группой, похитившей средства АО “БТА банк” и АО “Темирбанк” на сумму $10 млрд.

— Это абсолютная ерунда. Когда произошел захват банка и смена собственника, у инвесторов появилось право досрочно требовать возврата кредитов. Конечно, наступил дефолт: за две недели порядка $2 млрд банк потерял. Все, что правительство Казахстана инвестировало ($1,4 млрд), вкладчики тут же вынесли из банка. Банк объявил реструктуризацию, а во всем обвинили меня. Откуда сумма в $10 млрд? Думаю, они считают международный портфель — все, что банк инвестировал за пределами Казахстана.

— Прокуроры считают, что, руководя банком, вы выдавали кредиты собственным фирмам под залог имущества с завышенной оценочной стоимостью, несуществующего имущества или под залог земель, обесценившихся с началом кризиса.

— Деятельность банка была прозрачной, и увод денег в свой карман был невозможен. Мы находились под постоянным контролем регулирующих органов, международных рейтинговых агентств и независимых аудиторов — компании Ernst & Young. Мы активно вели работу по выводу банка на IPO и хотели заработать на капитализации. Это исключает любые махинации.

— А казахские власти все же утверждают, что вы выводили деньги в российский банк, а казахстанский обвешивали долгами и залогами.

— Это неправда, потому что с октября 2008 г. до конца года я завел с других рынков в Казахстан $1 млрд, а в I квартале 2009 г. завел бы еще $1 млрд, что было известно правительству. Российский банк развивался самостоятельно, и он казахстанскому ничего не должен.

Инвестор

— В какой момент казахстанский “БТА банк” перестал контролировать российский?

— В июле 2008 г. российский БТА увеличивал уставный капитал на $300 млн. Эти средства были инвестированы российскими участниками банка, поскольку в то время казахстанский регулятор запрещал осуществлять инвестиции за пределами страны. В итоге все участники российского БТА в июле 2008 г. подписали соглашение о долевом участии и колл-опционе. По этому документу “БТА Казахстан” мог выкупить обратно свою контрольную долю участия в российском банке в течение семи лет, а до этого получал право давать директивы другим участникам по голосованию на общих собраниях — т. е. по сути оставался мажоритарным акционером. Чтобы это право у казахстанского БТА возникло, требовался ряд действий: одобрение советом директоров “БТА Казахстан”, получение разрешения со стороны регулирующих органов Казахстана и согласия ЦБ и ФАС России. Все это выполнено не было. А поскольку колл-опцион предусматривал возможность его прекращения из-за смены контроля, в апреле 2009 г. соглашение было расторгнуто российскими совладельцами. Сейчас доля “БТА Казахстан” в российском БТА (он недавно переименован в “АМТ банк”) — 22,3%.

— Недавно “АМТ банк” раскрыл информацию о бенефициарах. Вы признали за собой 20%, но участники рынка считают вас единственным собственником. Не собираетесь публично оформить за собой контроль?

— Я рассматриваю инвестиции в банковский сектор как в стратегический и пока не собираюсь уходить из него.

— Во второй половине прошлого года российский и казахстанский БТА находились в состоянии корпоративного конфликта. Закончилась ли эта история?

— Считаю, что закончилась — по крайней мере в рамках цивилизованного юридического разбирательства. Вы знаете, что казахстанский участник оспаривал решения собраний участников российского БТА от 13 и 29 апреля, а также 11 августа 2009 г., в том числе решение о смене наименования банка. В августе и октябре 2009 г. и в марте этого года Арбитражный суд Москвы в исках отказал. Апелляционная инстанция оставила решения по собраниям 13 и 29 апреля без изменения. Кроме того, казахстанский БТА в 2009 г. подавал иск с требованием обязать российских участников ООО “БТА банк” исполнять условия соглашения о колл-опционе, но в декабре прошлого года сам отказался от своих требований.

— За счет каких средств вы поддерживаете “АМТ банк”? Когда он до конца расплатится с Центробанком?

— Я уверен, что в “АМТ банке” сегодня работает одна из самых профессиональных управленческих команд на российском финансовом рынке. Банк в течение 2009 г. увеличил резервы с 3,8 млрд до 10,5 млрд руб., существенно укрепил кредитный портфель, получил значительную финансовую поддержку от участников финансового рынка в размере 1,8 млрд руб. По заключению ЦБ, эти займы признаются субординированными и средства могут быть включены в состав источников дополнительного капитала банка. Докапитализация позволяет банку поддерживать показатель достаточности капитала на уровне, существенно превышающем как среднерыночное значение, так и требования ЦБ.

Что касается беззалоговых кредитов, то известно, что Банк России одобрил бизнес-модель “АМТ банка” и пролонгировал кредитные договоры. Сегодня размер задолженности “АМТ банка” перед ЦБ сокращен с 24,9 млрд руб. в начале прошлого года до 10,5 млрд руб. Оставшуюся сумму мы вернем по согласованному с ЦБ графику.

Кстати, я считаю очень грамотными действия российского правительства и ЦБ России по поддержке финансового сектора. Политика ЦБ в отличие от казахстанского регулятора, выступившего, по сути, инструментом отъема бизнеса, была в кризис рыночной и профессиональной.

— В сентябре 2009 г. в российском БТА были проведены обыски, и тогда же появились первые обвинения в ваш адрес со стороны следственного комитета МВД. Вас подозревают в организации в России хищения активов казахстанского банка в размере более чем $70 млн.

— Как и в случае с “Евразией логистик”, обо всем этом я узнаю почему-то из прессы — официальных обвинений против меня так и нет. А события сентября прошлого года я расцениваю как давление на меня через российский БТА. Когда казахстанский участник российского БТА исчерпал легитимные способы борьбы, в ход пошли “непарламентские” методы: штампование в Казахстане уголовных дел и попытки ввести в заблуждение российские правоохранительные органы относительно того, что эти дела имеют хоть какое-то обоснование.

Мне кажется, что эти действия казахстанского БТА напоминают известную поговорку: “Назло бабушке отморожу уши”, ведь их попытки затруднить деятельность “АМТ банка” снижают стоимость их же доли в нем. Вряд ли это нравится кредиторам БТА, обсуждающим сейчас реструктуризацию его задолженности.

— А на чем базировались ваши взаимоотношения с ФК “Еврокоммерц” и ее топ-менеджерами? Почему ваши финансовые структуры активно кредитовали эту факторинговую компанию?

— Российский банк был одним из кредиторов “Еврокоммерца”. У нас там часть денег зависла. Он был одно время нашим крупным клиентом. Но я считал этот бизнес рискованным и последовательно с 2007 г. снижал объем его кредитования.

Иммигрант

— Проблемы с правоохранительными органами России начались после вашего обращения к руководству Китая с требованием расследовать коррупцию среди казахстанских и китайских чиновников?

— Не только к руководству Китая. Прежде всего я обратился к правоохранительным органам моей страны, в парламент и в антикоррупционный комитет правящей партии “Нур отан”. Я предал гласности ставшие мне известными факты коррупции президентского зятя Тимура Кулибаева и потребовал расследования.

Речь идет о продаже в 2003-2009 гг. госпакетов акций в ведущих нефтегазовых компаниях Казахстана, которые с большим дисконтом были приобретены китайцами.

— Почему вы считаете это коррупцией?

— Это было бы невозможным без прямого участия президентской семьи — энергетика страны контролируется Кулибаевым. Так, в 2003 г. правительство Казахстана решило продать блокирующий госпакет акций АО “СНПС — Актобемунайгаз”. Претендовавшей на этот актив китайской CNPC пришлось создать предприятие CNPC International (Caspian) Ltd, где 49% получил подконтрольный Кулибаеву офшор Darley Investment Services. И всего-то за $49.

Правительство объявило аукцион со стартовой ценой в $150 за акцию, но тут же признало аукцион не состоявшимся. Затем последовал второй аукцион, победителем которого сразу же была объявлена китайская компания. Предложенная ею цена составила всего $63 за акцию. Или $150 млн за весь блокпакет. В правительстве за проведение аукциона отвечал человек Кулибаева — Карим Масимов, ныне премьер-министр.

После аукциона 49% CNPC International (Caspian) были выкуплены у компании Darley структурами CNPC за $165,9 млн. То есть при цене $150 млн за пакет в 25% 12,25% продаются Кулибаевым почти за $166 млн. Учитывая, что покупка блокпакета акций АО “СНПС-Актобемунайгаз” осуществлялась за деньги CNPC, необходимости участия в сделке Darley Investment Services не было. Полученные офшором $165,9 млн достались человеку, от которого зависело решение выставить госпакет акций на продажу, цена продажи и другие условия сделки.

Это лишь один из эпизодов расследования. Другие включают продажу в 2005 г. китайцам шестого по величине производителя нефти в Казахстане — компании PetroKazakhstan, первичное размещение акций главного государственного нефтегазодобытчика KazMunaiGaz Exploration and Production (KMG EP) в 2006 г. и последующую продажу пакета акций этой компании все той же CNPC, операции в 2006 г. по продаже и перепродаже с участием китайцев компании, контролировавшей девятого по величине производителя нефти и газа — АО “Каражанбасмунай”, установление контроля (опять же с участием китайской CNPC) над номером пять в казахстанской нефтегазодобыче — компанией “Мангыстаумунайгаз”. Российские компании часто делали более привлекательные предложения, чем китайцы. Но правящая семья сделала ставку на Китай.

Компании транспортируют и продают нефть через дружественные Кулибаеву компании: сингапурскую Sinooil Trade (5 млн т в год по трубе) и швейцарскую Eurasia Oil AG (через Новороссийск и Баку).

— Прошло столько лет, а вы стали возмущаться только сейчас. Это месть?

— Это не месть. Материалы я получил несколько месяцев назад и понимал, что после их публикации проблем у меня прибавится и начнется серьезная атака на мой бизнес. Но я хотел продемонстрировать всему миру, что власть избирательно подходит, когда обвиняет в нарушениях закона. И если 3-4 года назад в экономике Казахстана поддерживался еще какой-то баланс, то сейчас его нет. Казахстанская нефтегазовая отрасль фактически контролируется китайскими компаниями. По моим данным, более 40% отрасли находится под прямым и опосредованным контролем Пекина. Назарбаев разворачивает Казахстан в сторону Китая, и прежние заявления о многовекторной внешней политике уже не более чем сотрясание воздуха.

— Но ведь вы и сами, когда занимались в Казахстане бизнесом, были частью этой политической системы и договаривались, и пользовались административным ресурсом.

— Я никогда не был частью системы и не считаю себя олигархом, потому что не был близок с властью и бесплатно мне ничего не досталось. Я не только не пользовался административным ресурсом в интересах своего бизнеса, но, наоборот, боролся с ним. Из-за него я ушел из сахарного бизнеса, из-за него дважды терял банк.

— Некоторые вас называют казахстанским Ходорковским, некоторые видят больше сходства с Березовским. Кто вы, по-вашему?

— Не буду оригинальным, сказав, что я — это я. У меня никогда не было и десятой доли того влияния, которым они обладали в России. И я никогда ничего бесплатно не приватизировал. Сравнения с российскими олигархами вызывают смех в Казахстане. Логика моего конфликта с Назарбаевым иная — это не логика борьбы за власть. Сам я к власти не рвусь.

— Чем занимаетесь в Лондоне? Собираетесь просить политическое убежище?

— Я уже подал иски к правительству Казахстана и отдельным людям, которые участвовали в отъеме моей собственности. Буду рад встретиться в английском суде и с представителями назарбаевской семьи, если они решатся оспорить публично выдвинутые мной против них обвинения. Что касается убежища, то я уже подал документы на него. И в этом отношении в Лондоне я более защищен, чем верные соратники Назарбаева в Астане. В Казахстане за решеткой оказались не только политические враги, но и преданные друзья президента. Поэтому уверен, что в Лондоне я долго не задержусь.

При подготовке данного интервью “Ведомости” обращались за официальными комментариями в приемную и пресс-службу президента Казахстана Нурсултана Назарбаева, а также в посольство Казахстана в России. К моменту выхода интервью ответа получено не было.

Ирина РЕЗНИК