Трансформация бестиария. Как Москва обзавелась западными коллаборационистами

Термин “коллаборационизм” имеет негативные коннотации как результат последствий Второй мировой войны и беспрецедентного разбирательства по ее итогам, из которого, собственно, и родилось полноценное международное право, всячески попираемое сегодня одной из стран — наследниц СССР Российской Федерацией. В особенности этот термин болезненно отзывается в Центрально-Восточной Европе, в 40-е годы прошлого века зажатой между коричневым и красным рейхами. Неудивительно, что только лишь попытка тех же поляков просто “поменять имена” в летописи тех лет вызвала внутренний и внешнеполитический кризис, достигший Ближнего Востока.

Новый коллаборационизм

Впрочем, нарушать покой скелетов в Европе будут еще долго — ведь одно цепляется за другое. Вон и в увлекшем совершенно непричастную к каталонскому кризису Германию “деле об испанском суверенитете” дискуссии начали доходить до выяснения того, кто был последним графом Барселоны. Но оставим раскопки седеющих историй историкам и даже удержимся от “постинга” немецких плакатов, посвященных РОА, донским и кавказским “вспомогательным” батальонам, несмотря на то что этнических великороссов в полчищах Гитлера оказалось как бы не на порядок больше, нежели представителей других этносов красной империи...

Потому что примерно с 2013 г., когда Москва начала обрушивать на Украину и другие страны-соседи, а затем на ЕС и США, весь вал своей продвинутой пропаганды, речь пошла о коллаборационизме другого — современного — типа.

Забавно, что в европейском научно-проектном, или скорее технократическом жаргоне, в котором (как и все в ЕС) смазываются грани понятий, термин collaboration вполне невинно означает сотрудничество между учеными.

Поэтому и зонтичная организация МИДа России по продвижению интересов Кремля называется “Россотрудничество”, а не “Росколлаборационизм”. Не факт, впрочем, что большую часть истории существования “Россотрудничества” его имело смысл демонизировать с той степенью интенсивности, с которой это принято делать теперь.

Ведь даже нельзя сказать, что еще 12-15 лет назад оно (или его предшественник “Росзарубежцентр”) могло претендовать на ключевую роль в обеспечении того сегмента российской внешней политики, который один из “деконструкторов” СССР Джозеф Най-старший назвал “мягкой силой”. Так, пародия на культурные центры горсти подлинных великих держав — это были вялые, снулые, “балалаечные” отделы посольств РФ, куда ссылали третьестепенных работников чего-то вроде советского международного комитета по сотрудничеству с молодежными организациями стран мира (главным образом, социалистических). Это были проштрафившиеся партийные мажоры, которых просто надо было где-то трудоустроить. Можно вспомнить, что этим комитетом на излете существования СССР руководил будущий формальный лидер ГКЧП Геннадий Янаев. Сильно пьющий политический функционер с дрожащими пальцами может считаться символом раннего постсоветского периода российской дипломатии — бытия всех этих бесконечных лоскутовых и воробьевых в российском посольстве в Киеве.

Конечно, как только к концу 90-х в России и Украине (примерно в такой хронологической последовательности) завелись кое-какие деньги, Кремль прислал в Киев тяжеловеса, экс-премьера Виктора Черномырдина, чья главная функция состояла в том, чтобы крепить и оберегать европейскую газовую схему. Отметим, что Черномырдин проработал послом РФ в Украине более восьми лет. То есть почти три каденции (если сравнивать с американским дипломатическим регламентом, который постепенно распространился на все в той или иной степени вестернизированные страны), что подтверждает неформально более высокий статус человека, с 5 по 6 ноября 1996 г. исполнявшего обязанности президента РФ, нежели значившийся в агремане.

Любопытно, что пусть и по состоянию здоровья, но из послов в Украине Черномырдин (сыгравший, кстати, важнейшую роль в том, что рыночная трансформация экономики РФ пошла совсем по другому пути, нежели хотела так называемая “команда Гайдара”) ушел летом 2009 г. За несколько месяцев до подписания злосчастного газового договора Путина-Тимошенко, отправившего отношения между Россией и Украиной в пропасть, хотя тогда, восемь лет назад (а кажется, что с того момента минули целые эпохи), так, разумеется, никто не считал. Замена Черномырдина на легковесного Михаила Зурабова, второстепенного “системного либерала”, представлявшего такого же легковесного президента Медведева при уходящем президенте Ющенко, символизировала в том числе и некую (как иронизируют политтехнологи) смену концепции.

Украинский излом Кремля

Дело в том, что между 2005 и 2009 гг., несмотря на удар мирового финансового кризиса (ВВП России сократился на 9%, Украины — на 15%, но при этом украинская валюта девальвировала в два раза, а российская, опирающаяся на растущий экспорт ликвидных энергоносителей на западные рынки, — нервно поколебалась), Москва стала по-другому воспринимать окружающий мир. А конкретно к Украине, ужалившей амбиции Владимира Путина мирным и столь наивно антироссийским переворотом 2004 г., начала относиться так, будто это арабская Мекка, захваченная израильтянами.

При этом ни в украинских политико-партийных лагерях, относительно спокойно менявшихся у власти местами с интервалом в полтора-два года, ни в Вашингтоне, ни тем более в европейских столицах понимание перемен в “ноосферном” климате Москвы и Петербурга (и здесь нередко стоит менять два главных центра РФ местами) полностью отсутствовало.

Так, к примеру, к моменту инаугурации четвертого президента Украины Виктора Януковича — избранного, подчеркнем, на безупречных с точки зрения всех и любых наблюдателей выборах — Кремль отправил в мусорное ведро проект Единого экономического пространства. А ведь этот проект (учитывая нежелание Брюсселя дать Украине зеленый сигнал в отношении перспективы членства даже после “оранжевой революции”) уже прошел ряд межгосударственных процедур к лету 2004 г. и предполагал “золотую акцию” Киева в процессе принятия любых решений. Причем он достаточно гармонично включал четыре промышленных постсоветских государства в фазе быстрого роста и вызывал откровенную ненависть со стороны российских шовинистов. Такие ныне полузабытые тезисы, как “либеральная империя” и “Евровосток” Анатолия Чубайса и Глеба Павловского — тогдашних вершителей судеб РФ (правда, странно — о каких-то там семействах Ротенбергов, Шамаловых, Тимченко и прочих в середине и второй половине 2000-х знали разве что единицы), были связаны именно с этим проектом.

Но в 2005 г. стараниями все того же Павловского и восходящей звезды — Владислава Суркова неприятно пораженный “оранжевыми” событиями Владимир Путин удалил представителя ельцинской “семьи” Михаила Касьянова из премьеров и прислушался к другим голосам, как впоследствии окажется, вещавшим из преисподней. Цену новому украинскому руководству оказалось узнать просто (всю эпопею газовых войн и соперничества фирм-посредников, среди учредителей и функционеров которых все чаще стали мелькать выходцы из КГБ-ФСБ, вспоминать не будем). Ведь о газовой саге постсоветской истории за эти годы написаны тома.

По иронии судьбы, если бы не украинский вопрос, за эти годы выросший до экзистенциональных для России масштабов (странноватое видение Киева как “русского Иерусалима” оказалось, многие годы спустя, чуть ли не наиболее адекватным), если бы не превращение в тучные 2000-е российских нефтяных и газовых компаний в транснациональных монстров и не брутальное свержение Муаммара Каддафи — весьма вероятно, что глобальный феномен нового коллаборационизма, на этот раз с оперившимся синдикатом Путина, так никогда и не появился бы на свет.

Точка отсчета

С точки зрения экономической географии в феномене нового коллаборационизма присутствуют Украина, Австрия, Финляндия, Германия, Кипр, княжество Монако, отчасти Франция, декоративные ландшафты британских имений главным образом новой, полукриминальной российской аристократии, и в последнем броске — США.

В 2005 г. тогдашний руководитель РЖД, бывший офицер КГБ (впоследствии — на крупных должностях в советских хозяйственных структурах) Владимир Якунин, еще не так давно казавшийся всесильным, финансирует проведение в Праге “всемирного русского собора”. Это точка отсчета, поскольку, по некоторым данным, на масштабное и пафосное мероприятие было потрачено чуть ли не $40 млн. Это сегодня Якунин — по меркам московского ханского двора практически “никто”, да еще и угодил в опалу из-за растущих аппетитов молодых олигархических семей, подставившись британским гражданством сына, развивающего по-настоящему серьезный бизнес в Великобритании. А тогда “собор”, на котором, как считается, присутствовал и будущий чешский президент Милош Земан, был замечен западным миром.

Ко второй половине 2000-х созрело и такое явление, как “русская Германия” — какая-то часть эмиграции выползла из слоя получателей пособий и начала, по крайней мере в сети, проявлять себя все более активно. Причем, несмотря на то что к тому времени Герхард Шредер уже навострил лыжи в “Газпром”, а российские богачи начали (разумеется, безо всякого приказа из Кремля, а просто выгодно вкладывая деньги и легализуясь на Западе) скупать европейские футбольные клубы, замки и гостиницы, — подслеповатые госструктуры РФ в европейских государствах все еще не замечали всех этих людей. Не воспринимали всерьез, да и вообще как-либо, их связи, их родственников и знакомых. Неудивительно, ведь в этих структурах в середине 2000-х все еще доминировали продукты брежневского застоя, максимум — эпохи перестройки.

К концу нулевых годов ситуация начала заметно меняться — ведь у России появились не просто деньги, а большие деньги. Можно говорить о том, что после окончания холодной войны (и хотелось бы назвать ее “первой”, если бы не отсутствие уверенности в том, что нынешний период истории не окажется как минимум войной “теплой”) моральная планка западных элит упала. Или же  коллективный Запад просто в силу своего устройства был не в силах противостоять притоку денег из малоразвитых стран. К сожалению, ответы на такие вопросы сегодня могут быть только идеологическими — пройдут десятилетия, прежде чем оценку этим процессам и событиям дадут sine ira et studio (”без гнева и пристрастия”).

Где были русские

При этом нельзя не высказать гибкую версию о том, что, во-первых, власти западных государств, возглавляемые либеральными консерваторами и левыми либералами (социал-демократами), не воспринимали РФ как реальную угрозу чему-либо в собственном миропорядке, который, казалось, победил с отменой “коммунизма” в СССР и исчезновением самого советского государства.

И, похоже, на замечания западных левых идеологов о том, что никакого “коммунизма” в СССР и близко не было, зря не обращали внимания. Ведь, сужая этот вопрос до бывшей РСФСР, которой слишком осторожные Буш-старший и Билл Клинтон не только оставили место в Совбезе ООН и ядерный арсенал, но еще и заставили Украину, Беларусь и Казахстан сдать свои ракеты в якобы более предсказуемую РФ, трудно не заметить, что этот молодой капитализм был странным.

Так, Борис Ельцин раздал крупнейшие предприятия поистине глобального значения в счет фиктивных долгов и ради собственного переизбрания полукриминальным элементам, затейливо перемешанным с выходцами из фрондировавшей при советской власти высокопоставленной интеллигенции и представителями спецслужб. Разве удивительно в таком случае, что уже на заре 2000-х, когда на кремлевский трон сел Владимир Путин, в развитие международного экономического сотрудничества начал проникать потенциально диверсионный элемент?

Во-вторых, хотя западная пресса и замечала те или иные чудачества нуворишей с востока Европы, но в общем потоке арабских, индийских и китайских денег в те же Лондон и Ванкувер (мода на Майами началась позже) западная бюрократия, а тем более разведка, если речь не шла о торговле оружием, радиоактивными материалами, неких масштабных аферах, просто не замечала “русских”.

Это сегодня говорят чуть ли не о триллионе долларов, вывезенных только из одной России и спрятанных в банках разного уровня западных юрисдикций. В конце 2000-х о таких вещах практически не говорили — скорее наоборот, аплодировали успехам клуба “Челси”.

Это сегодня Роман Абрамович ищет пятый угол по планете (притом что имеет малое касательство к внешнеполитическим авантюрам Владимира Путина), а тогда западный обыватель умилялся “ностальгическим” побуждениям Виктора Вексельберга, скупавшего коллекцию Фаберже, чтобы “вернуть ее на родину”.

В-третьих, и эта линия, открывающаяся ранней книгой потомка русских иммигрантов в Германии с тесными связями с “Радио Свобода” Александра Рара под названием “Немец в Кремле”, выглядит стратегической, но отталкивающейся от сложившегося статус-кво: в какой-то момент в Берлине, по-видимому, решили, что стабилизированную Путиным РФ можно окультурить и втянуть в Запад. Такая точка зрения, надо сказать, была со всех точек зрения удобна. И не только в рамках германского подхода к вопросу (что ни говори, а воспетый немецкими интеллектуалами разных исторических поколений сентиментализм все еще присущ немцам), но и желавших спокойствия хотя бы на европейском востоке администраций Клинтона, Буша-младшего и Обамы.

Эта идея позволяла тратить в разы меньше денег на оборону, игнорировать тревоги стран Балтии и Восточной Европы, отмахиваться от консервативных демократов в постсоветских странах, упрекая их в паранойе, провинциальной ограниченности, неумении увидеть “большую картину мира”.

Ну а когда германский сентиментализм начал все гуще смазываться серьезными деньгами, растущей “постсоветской” общиной в ФРГ (сегодня — около 5 млн, или до 6% населения страны, и весомая часть избирателей) и кружащими голову фантазиями об осях Париж-Берлин-Москва, а то и заглядывающих далее на восток, в этой области взаимоотношений разверзся натуральный ад.

Уточним — “адом” этот процесс мог выглядеть с точки зрения общих западных интересов или интересов восточных соседей Германии, но не преобладающей части истеблишмента этого все явственнее ощущающего свою силу европейского государства. Всего за полгода до вторжения России в Крым на экономическом форуме ЕврАзЭС в Петербурге, где, кстати, впервые был обозначен в качестве кремлевского фаворита тогда любопытный лишь своей скандальностью молдавский политик Игорь Додон, один из членов команды принимающей стороны (до “переназначения” в бизнес воевавший в Чечне) рассказывал о Германии как о неотрывном сиамском близнеце экономики России. Более того — одного лишь Петербурга и Ленобласти, с которыми, по его словам, только промышленных проектов было подписано на три миллиарда долларов.

Поэтому страдания германских богачей, нередко кажущиеся нам в Украине аморальными, понять можно (недавно Siemens опять “проиграл” процесс в московском “суде” в деле о крымских газовых турбинах), хотя принять сложно.

Кстати, как раз в то время даже где-то избыточно (не зря лидер российской оппозиции Алексей Навальный поиздевался над дикой сметой закупок для оснащения рабочего вертолета “Роснефти”) финансировался возглавляемый Михаилом Леонтьевым журнал “Однако”. И мало кто обращал внимание на то, сколько публикуется в этом онлайне граждан Украины, Молдовы, Армении, Израиля, Германии, Канады и США. А ведь до начала первых киевских протестов оставались считанные месяцы.

Как появился путинский мир

Романтическая идея немцев, подкармливаемая потомками белой иммиграции, о том, как политический Берлин (методически создававший и направлявший для этих целей отделы “по восточным делам”) восстановит германское водительство Россией, как в XIX-XX вв., уже приближалась к роковому “поцелую” с рифовой грядой реальности. Вероятно, с этим осознанием и связан шок Ангелы Меркель, вынужденной внезапно признаться, что Владимир Путин живет в каком-то своем мире.

Этот мир уже тогда включал живейшее участие в системе политической коррупции во Франции, чьи бывшие премьеры и министры на пару с мафиози сирийского и ливанского происхождения обтяпывали дела в Москве, делясь в телефонных разговорах с противниками Франсуа Олланда интимными деталями встреч с Владимиром Путиным.

Включал этот мир и противодействие правосудию в Испании, и перманентное расширение российского посольства в Австрии вкупе с чуть ли не массовым переездом в эту альпийскую страну как опальных политиков и олигархов, так и незаметных чиновников с корнями в КГБ-ФСБ, и скупку австрийских паспортов у местных коррумпированных коллег. А в нюансы рандеву высшего руководства РФ на яхтах в Средиземном море с теми же французскими бизнес-магнатами за последние четыре года не стоит и вдаваться, раз формально это недоказуемо. Зато, как показали недавние яхтенные приключения Олега Дерипаски, хотя бы наказуемо.

Впрочем, с точки зрения современной российской политической истории и сегодняшнего уровня знаний о формировании и экспансии международного криминального синдиката Владимира Путина, — а ныне мы в полном праве аттестовать его именно таким образом после уравнивания минфином США российских руководителей с мексиканскими наркобаронами, — все это было еще только играми “системных либералов” и блажью старичков ельцинской эпохи.

После большого испуга 2011-2012 гг. — массовых протестов, явно ошибочно воспринятых российскими властями как попытка “цветной революции” (ошибочно, потому что бунтовала весьма небольшая часть общества, ни целью, ни решимостью не обладавшая), и удаления того же Вячеслава Суркова на периферийную позицию — дилерами международного влияния Кремля стали совсем другие люди.

Эти перемены тоже не были вовремя зарегистрированы политическими аппаратами западных держав, а также, что прискорбно, Украины (в том числе в разрезе тогдашней оппозиции).

Соловей Генштаба и другие

Сегодня некоторые прозорливые конспирологи пишут об этом как о “православно-чекистском альянсе”, что парадоксальным образом верно с формально-технической точки зрения. К 2013 г. влияние еще недавно считавшихся маргиналами деятелей захлестнуло даже условно либеральные “мозговые центры”. Это такие персонажи, как редактор черносотенной газеты “Завтра” Александр Проханов, еще в ранние 90-е заслуживший прозвище соловья Генштаба, шизофренический по всем параметрам (хотя ряд его произведений более чем трезв) философ Александр Дугин и викарий московского патриарха Тихон (Георгий Шевкунов).

Это под их вороньим крылом миллионер Константин Малофеев и сенатор Александр Торшин начали искать — и нашли — деятельных собеседников в ультраправой Америке.

Это из их среды вышел сын экзотического советского академика и покровитель Игоря Гиркина, сотрудник ФСБ и АП РФ, пиарщик и будущий “премьер ДНР” Александр Бородай.

Это под эту эсхатологическую песнь недобро искажался сигнал созданных и финансируемых “системными либералами” институтов вроде Фонда Горчакова, в которых гламурные светские львицы со степенями МГИМО начинали внезапно призывать вспомнить о “русских традициях”. Вызывая у гостей дорогих московских мероприятий жесточайший когнитивный диссонанс.

Постепенно некрофильский драйв “Эпохи мертворожденных” уроженца донбасского Красного Луча Глеба Боброва, в скором будущем еще одного функционера ДНР, захватывал и другие щедро финансируемые казной РФ узлы влияния, такие как Russia Today. Эта экспансия попала в резонанс с неврастенией, с одной стороны, “заевшегося”, а с другой — инфантильно перепуганного глобализацией широкого слоя активистов и избирателей в западных державах.

К весне 2014 г. многогранный — и часто, следует сказать, ненамеренный — коллаборационизм западных политиков, журналистов и активистов с коварным и человеконенавистническим режимом Владимира Путина, завернувшимся в овечью шкуру христианского консерватора, достиг своего апогея. Казалось, из домов престарелых извлекли последних фриков времен раннего Рейгана — вроде менее года пробывшего заместителем министра финансов США Пола Робертса. Кстати, если кого-то еще интересует, откуда в наших палестинах взялся другой Пол — Манафорт и весь его экзотический летучий отряд, историю американских политических течений 80-х стоит изучить гораздо тщательнее...

И тем не менее все они опоздали, причинив Украине, Ближнему Востоку, самому Западу и всему человечеству немало бедствий. Но этих бед могло бы быть куда больше, а их последствием стала бы глобальная катастрофа. К счастью, ее не случилось.

Максим МИХАЙЛЕНКО