Торстен Воллерт: Украине нужно поскорее взяться за развитие рынка углерода

- В мае цена квот на выбросы СО2 в Европейском союзе впервые превысила EUR50 за тонну, хотя еще полгода назад составляла EUR30. Рекорд за рекордом… Рынок уже опередил планы Еврокомиссии по реформированию системы торговли выбросами этим летом — ЕС собирался предложить повысить цену до EUR50. Как вы это объясняете?

— Цена квот на выбросы в ЕС устанавливается согласно правилам Европейской системы торговли выбросами (EU ETS). Так мы получаем единую цену углерода для всех. ЕС для реализации стратегии Green Deal ставит промежуточные (до 2030 года) и финальные цели (до 2050 года) по снижению выбросов СО2, а, значит, бизнесу также необходимо адаптировать свою деятельность под решение ЕС. Инвесторы стараются предвидеть, как поведет себя цена. Так же, как и на нефтяном рынке. Они анализируют, насколько предпосылки к увеличению цены квот на выбросы реальны и формируют свои ожидания соответствующим образом. Очевидно, инвесторы принимают в расчет планы Еврокомиссии по реформированию рынка углерода и доверяют поступающей информации.

Кроме того, международный контекст изменился. Климатическая повестка Джо Байдена в корне отличается от повестки Дональда Трампа, и в целом все больше стран вне ЕС ставят цели по достижению углеродной нейтральности, включая Украину. Национальная экономическая стратегия Украины до 2030 года предусматривает достижение страной углеродной нейтральности к 2060 году. К этому же году полностью декабонизироваться наметил и Китай. Все это рынки учитывают…

Более того, в свете планов ЕС по снижению числа выдаваемых квот в рамках EU ETS, участники рынка считают, что лучше бы купить побольше квот сейчас по сравнительно невысокой цене, чтобы можно было бы затем продать и на этом заработать. Эти квоты будут очень востребованы в будущем.

- Значит, следует ожидать только лишь роста цены?

— Все-таки это тяжело прогнозировать. EU ETS еще достаточно молода (запущена она была в 2005 году) и, к тому же, включает много переменных и участников рынка. Нужно понимать, что цена углерода в ЕС оказывает косвенное влияние на ценообразование и в других странах. Этот процесс становится частью глобальных цепочек. Сейчас в ЕС обсуждают возможность того, как можно было бы связать в будущем EU ETS с другими системами торговли выбросами.

Кроме того, правила работы EU ETS уже пересматривали, и еще будут менять в будущем. Вместе с тем прогресс стран в трансформации экономики будет приниматься во внимание при реформировании системы. ЕС также будет тщательно анализировать влияние цены квот на выбросы углерода на трансформацию угольных регионов и устойчивость энергосистемы. Прежде всего, это касается Польши, где угольная генерация сейчас составляет порядка 75% в структуре электрогенерации.

- Что делать Украине в ожидании решения Еврокомиссии относительно введения механизма углеродной корректировки импорта (CBAM)? Пока это главный страх украинского бизнеса и политиков…

— Цель этого механизма состоит в том, чтобы гарантировать справедливость между странами ЕС и импортерами в ЕС в контексте их усилий по защите окружающей среды и конкуренции на рынке. Если в ЕС существует цена углерода, причем уже рекордная по миру, а в других странах ее нет или же она достаточно низкая, то прилагаемые усилия и условия торговли неравноценны. CBAM также нужен для того, чтобы избежать той ситуации, когда европейские предприятия захотят переехать за пределы ЕС, чтобы не платить за выбросы СО2. Если раньше производители получали разрешения на выбросы в значительной мере бесплатно, то с введением CBAM все должны будут за них платить — как европейские производители, так и импортеры. Например, если производители стали раньше не платили за разрешения в полном объеме, то теперь будут… Уже наряду с украинскими металлургами.

Что касается Украины, то, конечно, разумнее платить за выбросы СО2 внутри страны, и эти деньги будут оставаться, чем платить Евросоюзу и терять их. Собранные деньги можно затем инвестировать внутри страны. Украина имеет цену выбросов СО2 10 грн/тонну, но она, прямо скажем, очень низкая. При этом система измерения объемов выбросов еще далека от совершенства. Мы в Еврокомиссии уверены, что Украине нужно поскорее взяться за развитие рынка углерода, усовершенствование системы мониторинга выбросов и, разумеется, увеличение цены углерода. Это можно делать путем поднятия действующего налога на выбросы или создания украинской системы торговли выбросами. В любом случае цена должна расти, а собранные средства должны быть направлены на финансирование экомодернизации. Это в том числе необходимо для выполнения Второго национально определяемого взноса Украины в Парижское соглашение по климату. ЕС поддерживает предложенную цель сокращения выбросов на 65% к 2030 году по сравнению с 1990 годом, это хороший компромисс.

Тем временем уже в июле Еврокомиссия представит CBAM на рассмотрение странам-членам, и Украине нужно не ждать, а активно действовать. Переговоры с Еврокомиссией по CBAM, которые уже начались, также предполагают диалог о том, как нужно декарбонизировать экономику, какие отрасли выделить, какой план нужно иметь до 2023 года, когда CBAM уже будет введен. Потому нужно действовать уже сейчас. Мы, кстати, отмечаем то, насколько серьезно к этому относятся в украинском металлургическом секторе. Они обсуждают способы декарбонизации и уже рассчитывают инвестиции в новые технологии.

- Можно ли ожидать какие-то послабления для Украины в контексте внедрения этого механизма?

Внедрение CBAM — глобальная мера и затрагивает всех, кто экспортирует в ЕС. Правила для всех одинаковы.

- Однако у Украины есть Соглашение об ассоциации с ЕС…

— Безусловно! CBAM будет полностью отвечать правилам Всемирной торговой организации и не будет дискриминационным. Между тем, даже после введения, подобному механизму нужно время для имплементации, что будет предполагать переходный период. Иначе говоря, еще есть время для начала масштабной экомодернизации, но это нужно делать бизнесу и правительству сообща. Мы надеемся, что украинский бизнес начнет инвестировать в экомодернизацию уже сейчас и, может, даже с помощью международных партнеров. Пандемия коронавируса подстегнула тенденцию к сокращению расстояния в создании цепочек добавленной стоимости, и ЕС в том числе хотел бы иметь стабильные и устойчивые цепочки вблизи своих границ. Соседняя Украина могла бы воспользоваться этим для модернизации своей экономики и создания еще более тесных связей с ЕС.

В то же время уже делаются первые шаги. В феврале премьер-министр Денис Шмыгаль в ходе своего визита в Брюссель договорился с вице-президентом Европейской комиссии Марошом Шефчовичем о заключении в ближайшее время договора о стратегическом партнерстве в вопросах устойчивой добычи сырья и производства аккумуляторов. Суть такого партнерства состоит в том, чтобы украинский бизнес, ученые и инвесторы стали частью этой новой европейской экосистемы по созданию аккумуляторов и систем накопления энергии. В Украине есть большие залежи лития. Кажется, Украина вторая по запасам в Европе, а это ключевой металл, использующийся при производстве аккумуляторов. Если Украина будет устойчивым образом разрабатывать эти залежи, то появится возможность для страны включиться в европейскую цепочку производства. Хотя даже без европейской помощи Украина, я полагаю, сможет производить аккумуляторы.

Все это, наверное, гораздо важнее, чем говорить, мол, для Украины CBAM будет, скажем, на 5% ниже… Что к тому же на самом деле невозможно.

- Green Deal — достаточно всеобъемлющая стратегия Евросоюза по достижению углеродной нейтральности к 2050 году. Украина заявила о намерении работать совместно с ЕС для синхронизации с Green Deal. Как идет процесс?

— Прежде всего, важным толчком к началу нашего диалога послужила договоренность в октябре 2020 года президента Владимира Зеленского с руководством ЕС о начале переговоров по Green Deal. Затем к переговорам присоединился премьер-министр Шмыгаль, с которым мы обсуждали, что должно быть частью нашего диалога, поскольку некоторые отрасли особо актуальны для Украины: от угледобычи до аккумуляторов. Теперь уже 19 мая у нас прошли переговоры с вице-премьером Ольгой Стефанишиной по техническим вопросам, в том числе с привлечением разработчиков CBAM к диалогу.

В итоге у нас сложилась достаточно хорошая структура взаимодействия: от договоренностей на уровне президента Украины и фокусного диалога между премьером Денисом Шмыгалем и вице-президентом Еврокомиссии Франсом Тиммермансом до координационной работы на уровне правительства при участии вице-премьера Ольги Стефанишиной и главы Группы поддержки Украины Катарины Матерновой.

- Как вы оцениваете переговоры с украинской делегацией во главе с Ольгой Стефанишиной? Вы ведь в них также участвовали…

— Встреча в Брюсселе была обширной и продуктивной. Хотя мы и не успели обсудить все вопросы — у нас было всего три часа — главное, что нам удалось запустить активный процесс обсуждения Green Deal, установить необходимые контакты и достичь взаимопонимания относительно приоритетов. Работа продолжается...

- Кстати, о приоритетах… Уголь, пожалуй, один из самых болезненных вопросов в украинской энергетике. Разумеется, не только из-за поставок, но и из-за вреда окружающей среде. Вдобавок имеется проблема справедливой трансформации угольных регионов. Куда девать шахтеров и всех тех, кто зависит от угольной генерации, задаются вопросом критики “зеленого” перехода. Как бы вы ответили?

— Во-первых, не только Украина сталкивается с этой проблемой. Например, в Польше этот вопрос стоит куда острее. Как я уже сказал, там почти 75% электричества вырабатывается на основе угля, тогда как в Украине — около трети. При этом в Польше очень активно разрабатывают стратегии по отказу от угля к 2049 году. Это, насколько я понимаю, примерно соответствует планам Украины, хотя объем работы кардинально отличается и официальная цель пока еще не определена.

Во-вторых, вопрос справедливой трансформации угольных регионов, действительно, приоритетен в диалоге по Green Deal, и президент Зеленский это также отметил. На данном этапе это подразумевает разработку и начало реализации пилотных проектов по трансформации угольных регионов, о чем Украина, кстати, уже договорилась с Германией и Великобританией. Кроме того, Польша со своей стороны предложила Украине обмениваться опытом в вопросах трансформации угольных регионов.

В-третьих, говоря о шахтерах, в Украине часто обсуждают вопрос закрытия шахт, но не говорят о последствиях. Я был на Донбассе и общался с мэрами городов. Они все понимают, что угольная промышленность, зачастую градообразующая, через 30 лет может совсем исчезнуть, и потому нужно особенно активно развивать другие виды экономической деятельности на уровне регионов. Естественно, это требует серьезных вложений. Мы со своей стороны ведем переговоры со Всемирным банком и Европейским банком реконструкции и развития (ЕБРР) относительно поддержки инициатив по справедливой трансформации угольных регионов. Украине же нужно, как минимум, подготовить дорожные карты и финансовые планы по трансформации регионов, чтобы кредиторы понимали, какие виды экономической деятельности будут заменять угольный сектор, как будет идти процесс переквалификации людей и на какие конкретные нужды пойдут деньги.

Помимо этого, в Украине должен быть консенсус относительно отказа от угля. Обычно его нет, и никаких планов построить не удается. Бывший премьер-министр федеральной земли Саксония Станислав Тиллих, который ранее разрабатывал план по постепенному отказу от угля в Германии, был назначен Ангелой Меркель, чтобы помочь Украине в этом вопросе. Я надеюсь, это поможет достичь национального консенсуса относительно справедливой трансформации угольных регионов. Это на самом деле проблема национального масштаба. Green Deal не будет работать правильно, если люди будут из-за него беднеть. Даже энергохолдинг ДТЭК, на который приходится порядка 85% угледобычи в стране, запустил проект устойчивого развития Добропольского района в Донецкой области, где десятилетиями добывают уголь. Зреет понимание, что уголь уже скоро перестанет быть активом.

- Вы заявили, что Украина может стать экспортером “зеленой” энергии в ЕС. На что именно вы рассчитываете?

— Конечно, речь идет, прежде всего, о “зеленом” водороде, и ЕС соответственно выделил Украину в ряде приоритетных стран, откуда можно импортировать водород. В Европе все предельно четко понимают, что ЕС не сможет полностью обеспечить спрос на “зеленый” водород. При этом самый очевидный партнер для нас — Украина. В вашей стране есть как потенциал для развития возобновляемых источников энергии, необходимых для производства “зеленого” водорода, так и трубопровод, соединенный с ЕС.

- Пока, однако, украинская газотранспортная система способна выдерживать очень ограниченный объем водорода — до 10% в смеси с газом, по предварительным оценкам. Готов ли ЕС инвестировать в ее модернизацию?

— Чтобы экспортировать водород, Украине нужно создать рынок водорода сначала внутри страны и научиться его использовать для своих нужд. В то же время мы обсуждаем с главой ООО “Оператор ГТСУ” Сергеем Макогоном, что в целом нужно для редизайна сетей под водород: какие меры принимать, как подготовить сети к приему водорода, какой объем средств необходим и т.д. Мы в ЕС должны понимать, что вообще нужно, прежде чем, инвестировать. Если в Украине появится рынок “зеленого” водорода, то я более чем уверен, что мы найдем соответствующие средства для инвестиций в модернизацию связывающей нас ГТС путем взаимодействия с Европейским инвестиционным банком и ЕБРР. Это будет наиболее дешевым решением по сравнению с морским, железнодорожным и любым другим методом транспортировки.

- На российско-германском сырьевом форуме, прошедшем в конце апреля, глава немецкой энергетической компании Uniper Клаус-Дитер Маубах, отвечая на вопрос о том, каким он видит партнерские отношения с Россией через 10 лет, заявил, что “Германия будет импортировать не только газ, но и водород, и уже никто не будет спорить о газопроводе “Северный поток-2”, потому, что он станет частью общепризнанной энергетической инфраструктуры”. Как вы смотрите на такой прогноз?

— Господин Маубах, безусловно, — оптимист. Во-первых, мы не знаем, будет ли газопровод достроен. Даже если он будет достроен, то первым делом возникнет вопрос его сертификации. Страховка, финансовые обязательства, операционная деятельность — как и кем это будет обеспечено? Если что-то пойдет не так, то кто должен платить? Вместе с тем нужно, конечно, передать управление над трубой компании-оператору в соответствии с Третьим энергопакетом ЕС. “Газпром” не сможет управлять “Северным потоком—2”. В результате, очевидно, накапливается много сложных нюансов.

Во-вторых, мы не видим ни единого намека на то, что все страны-члены ЕС одобрят запуск “Северного потока-2”. Даже внутри Германии сложно договориться, я уже не говорю о других европейских странах. Всегда будут те, кто против, и в итоге все будет решаться в Европейском суде.

В-третьих, водород, который собираются производить в России, будет отнюдь не “зеленым”. Россия — крупнейший экспортер природного газа и, согласно проекту Концепции развития водородной энергетики в России, производить она его будет именно на основе газа. В итоге возникает вопрос: что делать с выбросами СО2, возникающими в результате производства водорода из газа? В Германии существует сильное сопротивление проектам по хранению СО2, а в России пока нет опыта таких проектов. Есть третье решение — пиролиз метана, вследствие чего углерод превращается в твердый материал, который можно было бы для чего-то использовать. Но пока это новая технология, есть всего несколько пилотных проектов и это весьма дорого в настоящее время.

Наконец, пока неясно, насколько “Северный поток-2” готов к экспорту водорода…

В целом же ЕС намерен импортировать именно “зеленый” водород. Может быть, топливо на основе газа, в том числе водород, будет допущено на определенный период в качестве переходного, но это точно не долгосрочная цель в рамках планов по развитию водородной энергетики в ЕС. Именно так мы сможем заместить ископаемые виды топлива.

 Сергей ШЕСТАК