Температурный рекорд и глобальное потепление

Свершилось. В Москве зафиксирован самый жаркий день за всю историю метеонаблюдений. Жара требует сокращать нагрузки, и поставим новые русские вопросы без долгих вступлений и предисловий: является ли нынешнее пекло следствием глобального потепления и, если это самое потепление наступит, — что ждет Россию?

Жара в Москве, будем корректными, бывала и ранее. Поэтому нельзя сказать, что она является прямым следствием глобального потепления. Зато нынешний июль демонстрирует, что может быть на изрядной части территории России в случае развития этого самого потепления.

Тем более, что большое значение для природы и для человека имеет даже не жара, а ее продолжительность. В сухой парилке и 140 может быть. Только находиться там можно без последствий очень недолго. А вот когда температура не снижается ниже 27—28 градусов даже ночью, жить становиться мучительно трудно. В этом смысле Москва — один из самых тяжелых мегаполисов мира, именно из за небольшой разницы между дневными и ночными температурами.

Теперь насчет самого глобального потепления. Нынче над ним принято смеяться. Да, стопроцентно доказать его невозможно. И поэтому насчет потепления полно всевозможных научных и околонаучных спекуляций, вплоть до нескольких серий “Южного парка”. Но есть и объективные процессы и явления, которые подтверждают, что потепление все же идет. Другой — и совершенно отдельный — вопрос: насколько именно человечество виновно в этом процессе, и все ли дело в углекислом газе, и должно ли оно отказаться от выбросов СО2 любой ценой. Ведь кроме этой разрекламированной теории “глобального потепления антропогенного характера” есть теории глобального потепления с космическими причинами, и даже теории ограниченного потепления в северном полушарии планеты (возможно и такое).

Но кроме теорий есть факты. Например, установленный рост содержания углекислого газа в атмосфере. Одни считают, что это газ, выделившийся в результате сгорания топлива: угля, нефти и газа, — и он причина потепления. Другие считают, что это — следствие потепления, и он в основном выделяется из мирового океана. Но, так или иначе, СО2 в атмосфере все больше и больше.

Есть данные со спутников программы GRACE. Это международный проект, включающий в себя два спутника, которые летят по космическим масштабам очень близко друг от друга, измеряют локальную силу гравитации нашей планеты и, периодически пролетая над Гренландией, “сканируют” ее ледяной панцирь. Отметим: если вся гренландская ледяная шапка растает, уровень моря поднимется на 6—7 метров. На Балтике, к примеру, исчезнет Копенгаген, Калининград, Рига и Санкт-Петербург. Так вот, эти спутники свидетельствуют: гренландский ледниковый щит тает, и скорость его разрушения все время растет. А следовательно, приближается тот момент, когда механизм переноса тепла и влаги в Евразию сломается. На Европу обрушится похолодание... от потепления.

“А нам то что?” — может сказать иной россиянин. В общественном сознании утвердилась мысль, что России нет смысла бороться с глобальным потеплением, поскольку это — проблема южных стран, а вот северные от этого только выиграют. Мол, и летом будет тепло, и зимой не так холодно, и экономия на обогреве жилищ ожидается, и чуть ли не бананы начнут на шести сотках буйно расти и плодоносить. Эти представления даже подогреваются и некоторыми экспертными заключениями, хоть их достоверность вызывает большие сомнения.

Никакого “тропического парадиза” в потеплевшей России не будет. Но для начала определимся, что будем считать Россией. В географическом, а не в политическом смысле. Есть четкое определение: Европейская часть России, — вот о ней и поговорим, так как на ней живет порядка 80% всего населения страны. Сибирь и Дальний Восток покамест отставим. Потому что климатические изменения там могут быть менее яркими и драматичными, чем на просторах ЕЧР: например, там практически не было последнего оледенения, покрывшего большую часть Европы.

На огромных просторах восточноевропейских равнин, от Карпат до Урала, климатические условия чрезвычайно нестабильные. Линии сезонных изотерм — то есть равных температур — располагаются не строго широтно (на севере — холоднее, на юге — теплее), а в виде выгнутых в юго-западном направлении кривых. Сказывается влияние Гольфстрима. Если бы его не было, то климат в Санкт-Петербурге, Хельсинки, Стокгольме был бы соответствующим другим местам на 60-м градусе северной широты: Котласу, Сыктывкару или Магадану.

Именно Гольфстрим несет влагу на восток, которая последние тысячелетия обрушивалась проливными дождями, в том числе, на степной пояс Украины и юга России, отжимая вглубь материка сухие степи и пустыни, не давая им вырваться из пределов Средней Азии. А они все время пытаются это сделать. Климат над восточноевропейскими равнинами в связи с этим находится в крайне неустойчивом состоянии, и малейшие изменения в мощности потока влажного воздуха с Атлантики могут привести к катастрофическим последствиям.

Самое страшное из них для Европейской части России — засухи. Не наводнения, не торнадо, как в США, а именно засухи. Например, (по данным Е.П Борисенкова и В.М.Пасецкого, 1983), в XVIII веке была особенно ужасной засуха 1780 года, после которой Екатерина II ввела в действие службу эстафетных донесений о погоде, ценах на хлеб и видах на урожай.

В XIX веке засухи чередовались с холодными годами, причем не имело значения, наблюдалось ли общее похолодание или потепление климата. Но в периоды потепления засухи были дольше и “злее”. Катастрофической была засуха 1891 года, и разумеется, сравнительно недавняя засуха 1920 года в среднем и нижнем Поволжье. Затем засухи стали наступать с пугающей частотой: примерно раз в три года. В конце 20-х годов они привели к массовому голоду и гибели миллионов людей на огромном пространстве от Карпат до Алтая. Столь часто ругаемые водохранилища на Волге, Днепре и других реках восточноевропейских равнин строились тогда с целью иметь запасы воды на летний период.

Но не только Поволжье и юг России и Украины находятся в опасной зоне. Засухи могут распространяться далеко на север, до широты Пскова и Новгорода, причем, чем дальше от Балтики и ближе к Уралу, тем их возможная интенсивность выше.

Исследователи отмечают, что за семь веков, которые более-менее полно задокументированы в истории России и сопредельных стран, в центральной России, среднем и южном Поволжье, в Предуралье было более 200 голодных лет. Ведь только последние 60—70 лет на территории того, что было СССР, нет голода, который бы приводил к массовой гибели населения.

Причем, когда нет засух, обязательно начинается другая напасть — непрерывные дожди, бесснежные зимы, внезапные заморозки весной или осенью, когда гибнут либо всходы хлебов, либо овощи. На территории восточноевропейских равнин это повторялось постоянно: и в период так называемого европейского климатического оптимума в раннем Средневековье, и в “малый ледниковый период” XIV—XIX вв.. И теперь, когда последние 150 лет мы наблюдаем новый цикл потепления, нет оснований надеяться на то, что дальше будет легче.

Именно поэтому россиян должны волновать данные о состоянии Гренландских ледяных шапок. Их активное таяние обязательно приведет к тому, что потоки пресной воды изменят схему циркуляции вод в Северной Атлантике, и теплое течение Гольфстрим завернется круто к югу примерно у берегов Ирландии.

Это не умозрительное заключение. Такое уже было, и сравнительно недавно. По последним данным, около 12—13 тысяч лет назад произошел неожиданный “ренессанс” уже уходящего ледникового периода. В Северной Америке тающие ледники сформировали гигантское озеро, которое содержало более 160 000 кубических километров воды — практически три Каспия. Один из берегов этого озера, который сейчас называют Агассис, состоял из льда, который не выдержал давления воды и рухнул. Поток пресной воды изменил ее плотность в северной Атлантике, и холода вернулись в Европу. Потребовались столетия для возвращения процесса на круги своя. Само же похолодание наступило стремительно, и сопровождалось в том числе... засухами и грандиозными лесными пожарами, следы которых находят по сей день. Напомню, что все это происходило на фоне глобального потепления.

Ожидаемое потепление не подарит нам субтропики, а сделает зимы неустойчивыми: то слякотными, то с периодическими прорывами очень холодного воздуха. От этого будут страдать не только дороги, но и сельскохозяйственные культуры и плодовые растения. Лето же в северной части России будет холодным, пасмурным и сырым, а в Москве и южнее чаще будут засухи, сменяемые потопами. Нахождение в терминальной зоне — между мокрым холодом и сухой жарой — приведет к учащению таких явлений, как грозы, шквалы, смерчи, что, в принципе, наблюдается и сейчас. То же самое ждет Южный Урал и всю Южную Сибирь. Ну а с жарой придут и непривычные и неприятные гости: инфекции, в первую очередь, малярия.

Ну и напоследок — “что делать?” Советская пропаганда, с детства вдалбливая в головы штамп об “одной шестой части суши”, оставила следы и в массовом сознании современных россиян: дескать, земли у нас полно. Однако стоит взглянуть на карту пахотных земель, чтобы понять: настоящей земли, на которой можно жить и кормиться ее плодами, не так-то и много. Всех сельскохозяйственных земель — около 400 млн гектаров, что составляет 4 млн кв. км из 17 (пашни там чуть более половины). Это, по сути, — и есть реальная площадь России: пол-Бразилии, чуть больше Индии или две Аргентины.

Еще тревожнее становится, если сравнить эту карту с картой суммы осадков за период с активной температурой выше 15 градусов Цельсия — то есть в самый что ни на есть благодатный период. Влаги в ЕЧР мало, за исключением Кубани, буквально на грани. По сравнению с российскими землями украинские, белорусские или прибалтийские находятся в гораздо лучшем положении.

В России, особенно в Центральной России и Поволжье, следует делать все возможное для приведение в порядок систем ирригации. Вырубка лесов должна рассматриваться как деяние, которое потенциально ведет к голоду и смерти людей, и наказываться соответствующим образом. Леса России — естественное спасение для ее рек, а реки — это то, что может помочь бороться с засухой. Точно так же надо рассматривать сброс в реки химических отходов, устройство необорудованных свалок и прочие действия, которые медленно отравляют окружающую среду.

И, конечно же, не стоит надеяться, что глобальные проблемы пройдут стороной или принесут даже какую то выгоду. Когда живешь в бумажном доме, не стоит радоваться пожару у соседа.

Константин РАНКС