Целостность. Особый статус

Но и перемирие никогда не бывает паритетным. Слабый естественным образом оказывается более уступчивым. Военные усилия должны сопровождаться дипломатическими усилиями. Но ловкость переговорщиков в условиях войны редко приносит пользу без поддержки людей с оружием. “Партия войны” и “партия мира” в любой воюющей стране не способны добиваться очевидных побед. А если и добиваются, то победы оказываются пирровыми. Успех обычно сопутствует партиям здравого смысла, где люди, готовые сражаться и знающие, как это делать, органично дополняются людьми, способными вести переговоры и обученными это делать.

В 1917-м попытка воплотить в жизнь призыв министра иностранных дел Временного правительства Милюкова “Война до победного конца!” окончательно похоронила Российскую империю. Тактика Льва Троцкого “Ни войны, ни мира!” не спасла Советскую власть от необходимости заключить унизительный Брестский мир в 1918-м, она вынудила ее подписать соглашение на гораздо менее выгодных условиях. Политика Франции и Великобритании, проводимая под лозунгом “Мир любой ценой”, в канун Второй мировой не спасла человечество от страшной войны. Она ее приблизила. Пафосная фраза британского премьера Чемберлена: “Я привез вам мир”, — произнесенная им в сентябре 1938-го после расчленения Чехословакии, уже через год, в сентябре 1939-го, когда танки давили Польшу, превратилась в приговор европейской политике умиротворения. “Мы остановили эту позорную войну!” — напыщенно писали московские газеты после Хасавюртских соглашений, положивших конец первой чеченской. И предопределивших новую войну, не менее позорную. И такую же кровопролитную.

Дипломатия воюющей страны — это четкое соотношение желаний и возможностей, инструментов и целей, тактики и стратегии, интересов союзников и планов врагов, внутренних ресурсов и внешнеполитической конъюнктуры. Это — одновременное осознание и цены человеческой жизни, и ценности существования страны.

ПЛАНка

“Так называемые “ястребы” хотят быстрых, жестких военных действий, другие требуют масштабных компромиссов — только чтобы не было войны. Отвечу обеим сторонам: наша цель — не война. Не мы, не Украина ее начала. Наша цель — мир. Но подчеркиваю: мир не любой ценой и не на любых условиях”. Это цитата Петра Порошенко. От 25 июня сего года. Слова правильные. На днях Петр Алексеевич перешел от слов к делу. Он объявил поход за миром. Но цена и условия до сих пор не ясны.

С формальной точки зрения мы имеем три плана. Мирный план Порошенко, обнародованный еще 20 июня во время рабочей поездки на Донбасс. Так называемые “инициативы Путина”, текст которых был озвучен 3 сентября. И, наконец, протокол консультаций трехсторонней контактной группы в Минске, подписанный 5 сентября представителем ОБСЕ Тальявини, вторым президентом Украины Кучмой, послом России в Украине Зурабовым и эмиссарами “ДНР и ЛНР” Захарченко и Плотницким. Последний документ взят в качестве отправной точки для дальнейших шагов по урегулированию. И, если верить официальному названию документа, “направлен на имплементацию” как мирного плана Порошенко, так и инициатив Путина.

Отечественные пессимисты и оптимисты по-разному оценивают итоги минских соглашений. Первые утверждают, что Украина идет на фактическую капитуляцию, “сдавая” Донбасс по “плану Путина”. Вторые — что выполняется как раз “план Порошенко”, а Путину дают возможность сохранить лицо. Отчасти правы и те, и другие. Поясним почему.

План Путина носит неофициальный характер. Но именно он лег в основу начала переговорного процесса. Часть его требований учтена в “минском протоколе”, часть — нет, но де-факто соблюдается. Речь идет, в первую очередь, о взаимном прекращении огня и взаимном обмене насильственно удерживаемых лиц. В “плане Порошенко” речь шла о разоружении и освобождении заложников, почувствуйте разницу.

Но обнародованный план Путина — это только часть плана, навязываемого Москвой Киеву. О его сути мы можем судить только по отрывочным сведениям, поскольку перечень и характер требований уточняется постоянно в ручном режиме и в ходе непосредственного общения. К нашему сожалению, в этом непростом процессе в это непростое время Украина осталась, по сути, без союзников. Так называемый “женевский формат” предполагал участие в переговорном процессе представителей Украины, США, ЕС и России. Далее круг участников обсуждения урегулирования постоянно сужался, теряя сначала США, потом ЕС, после — возникшую ОБСЕ и в итоге Петр Алексеевич остался один на один с Владимиром Владимировичем. Формат — хуже не придумаешь…

Отчего так получилось? Отечественные чины пеняют на соглашательство Запада, который хочет любой ценой избежать третьей мировой. Дипломаты в частных беседах попрекают украинскую власть, которая формально просит помощи для борьбы с агрессором, но реально не демонстрирует ни готовности, ни желания защищаться. Которая призывает к новым санкциям, но при этом до сих пор сама не ввела ни одной. “Странно, когда риторика президента страны, страдающей от агрессора, звучит куда миролюбивее, чем риторика Меркель, которой эта война уж точно не нужна. Ваш президент просит Запад об одном, а потом напрямую договаривается с Путиным, главой государства-агрессора, о противоположном…”, — заявил ZN.UA один высокопоставленный дипломат.

Насколько можно судить, роль основного переговорщика со стороны России в этом сложном процессе выполняет помощник Путина Владислав Сурков, который провел несколько встреч с Петром Порошенко, а сейчас активно контактирует с главой АП Борисом Ложкиным. Челночную дипломатию с нашей стороны, по некоторым сведениям, осуществлял Виктор Медведчук, который утратил статус участника контактной группы, но не утратил рвения, и, похоже, доверия со стороны украинской власти.

Преимущество России в этой ситуации в том, что являясь наиболее активным (я бы сказал наиболее агрессивным) участником переговорного процесса, она де-юре не является участником конфликта. Мы не можем требовать от РФ вывода ее войск с нашей территории, поскольку формально она не признает их присутствия. И когда Берлин говорит о неформальном обещании Москвы вывести из Донбасса своих вояк, Москва публично поднимает Берлин на смех. Киев говорит о готовности Москвы освободить Сенцова и Савченко, а Москва пожимает плечами: какое мы имеем отношение к обмену пленниками? При этом Москва не стесняется называть введение санкций против нее ударом по процессу мирного урегулирования в Донбассе. Кремль в более выгодном положении: любой срыв любых договоренностей он может списать на “самодеятельность” днровцев и прочих лнровцев.

Путин формально не воюет и Порошенко фактически не спорит с этим. Порошенко не готов реально воевать и Путин это отчетливо видит. Угадайте, кто в диалоге этих двух государственных мужей имеет преимущество? И кто постоянно поднимает планку требований?

Русский дух и буква закона

В чем суть уже достигнутых договоренностей и о чем договариваются Москва и Киев?

О некоторых деталях можно судить уже сейчас. Часть планов озвучил Петр Алексеевич, в частности, на недавнем заседании Кабмина. Он заявил о готовности придать неконтролируемым территориям особый законодательный статус и провести там местные выборы. Один из участников совещания убеждал, что президент говорил и о возможности проведения на фактически оккупированных территориях парламентских выборов, но в официальных сообщениях эта информация подтверждения не нашла.

Из информированных источников стало известно следующее: достигнута предварительная договоренность об одновременном проведении 26 октября досрочных парламентских и местных выборов на территориях Донбасса, неформально управляемых Москвой. Россия заинтересована в подобном шаге, так как он позволяет легализовать в регионе власть сепаратистов и узаконить приход в высший законодательный орган страны вполне официальной пятой колонны. Разумеется, обеспечить проведение полноценных выборов Киев не сможет. В лучшем случае на этих территориях будет осуществляться мониторинг ОБСЕ — организации, к деятельности которой в ходе этого конфликта, накопилось много вопросов.

Кроме того, рассматривается вопрос о восстановлении на фактически оккупированных территориях официальной деятельности СБУ и прокуратуры. Предполагается, что на соответствующие должности Киевом будут назначаться лица, согласованные с местной властью, читай — с сепаратистами и Москвой.

В повестке дня — размер и характер бюджетных средств, предположительно выделяемых Киевом для восстановления разрушенной инфраструктуры на территориях Киеву не подконтрольных. Вопрос о полномасштабном восстановлении выплат пенсий и зарплат бюджетникам на этих территориях обсуждается уже сейчас.

По удивительному стечению обстоятельств, часть мероприятий, запланированных Петром Порошенко, совпадают с пунктами его мирного плана, озвученного, как мы помним, еще в июне. Так что защитники президента, отчасти правы — мирное урегулирование в определенном смысле осуществляется в рамках его “мирных инициатив”. Но есть один существенный нюанс: при разработке планов верховный главнокомандующий исходил из того, что они будут реализовываться на территории освобожденного Донбасса. Реализация одних и тех же пунктов, но на оккупированных территориях, дает совсем иной результат. Информированные лица уверяют: президента убедили, что до конца лета весь Донбасс, и как минимум Донецкая область, будут полностью зачищены от сепаратистов. Меня уверяли, что на 24 августа парады были запланированы не только в Киеве и Одессе, но и в Донецке. Лично мне поверить в это трудно. Но человек, сообщивший об этом, мало похож на шутника. В итоге “парад” в Донецке все же состоялся. Но это был совсем другой парад.

Текст закона о специальном статусе де-факто оккупированных территорий существует лишь в черновиках и постоянно корректируется. Можно говорить лишь о том, что речь идет о придании особого статуса примерно 13 районам Донбасса, где сепаратисты и Москва получат право самостоятельно распоряжаться местным бюджетом; контролировать органы местной власти и местного самоуправления; решать имущественные и земельные вопросы, использовать транши центрального бюджета и согласовывать силовиков.

Известно, что Москва настаивает на придании особого статуса всей территории Донбасса и подталкивает Киев к выводу всех силовиков со всей территории Донецкой и Луганской областей. Порошенко в этом вопросе пока проявляет оправданное упорство и настаивает на том, что особые полномочия будут предоставлены лишь тем территориям, которые находятся за фактической линией фронта на момент прекращения огня. В качестве возможного компромисса, в свое время предлагался следующий вариант: предоставление широких полномочий территориям Луганской области, при условии полного вывода незаконных вооруженных формирований и российских войск с территории Донецкой области. Но Москву этот вариант, вполне естественно, не устроил. Пока украинская власть отказывается от предоставления дотаций и преференций отчужденным территориям и настаивает, чтобы средства, которые планирует выделять на восстановление разрушенной инфраструктуры, расходовались под контролем международных наблюдателей. Киев отдает себе отчет в том, что у него механизма контроля над расходованием этих средств не будет.

Москва, в свою очередь, настаивает на том, чтобы особый статус неконтролируемых Киевом территорий впоследствии растворился в дополнительных полномочиях, которыми уже весь Донбасс наделит новая Конституция. По обоюдному согласию Кремля и Банковой, в документе не будет слов вроде “автономия” или “федерализация”, но элементы федерализма могут быть внедрены в суть документа. Россию устраивает, чтобы новые квазигосударственные образования имели отличное от прочих украинских регионов название. Например, слово “край” вместо слова “область”. То же касается и структур власти местного самоуправления, которые будут называться, скажем, законодательными собраниями, а не местными советами или правительствами края вместо исполкомов. Среди прочих обсуждаемых радикальных предложений — введение на территориях подконтрольных сепаратистам и Москве формального института представителей президента, которые, в отличие от глав администраций, будут выполнять роль префектов. И то — на птичьих правах.

Насколько известно, своего согласия на подобные инициативы Киев пока не дал: постконституционное устройство в полном тумане — тут бы с доконституционным “особым статусом” разобраться.

И Путин, и Порошенко, по разным причинам заинтересованы в небольшой передышке. Украинскому президенту нужна приостановка войны на время выборов. Потому что он обещал мир. А на фоне войны шансы получить желаемый результат существенно снижаются. То, что обещанный мир, скорее всего, недолог, он предпочитает не говорить. Дабы не расстраивать избирателя. Российскому президенту необходимо уладить локальные внутренние проблемы, провести безболезненную ротацию войск и обеспечить плацдарм для новой атаки, причем не только военной. Временный, промежуточный особый статус части Донбасса его не устраивает. В среднесрочной перспективе ему нужен особый статус всего Донбасса. В долгосрочной — ему нужна вся Украина. Если получится. Как горько пошутила моя коллега: “Россияне решили стать “хохлами” — если им не удастся съесть всю Украину, они ее понадкусывают”. Тем, кто рассчитывают, что “зона со спецстатусом” будет существовать долго, предлагаем не обольщаться. После выборов атаки на нашу целостность возобновятся с новой силой.

Болезненным остается вопрос о проведении фактической административной границы внутри Донбасса. Территория, подконтрольная боевикам, медленно, но неотвратимо расширяется даже во время перемирия, вопреки заключенным соглашениям. Вопросы о наличии и размерах так называемой буферной зоны, о доступе Украины к пограничным пунктам и о формах и способах патрулирования административной и государственной границ остается открытым.

Абсолютно очевидно, что закон о придании части территории Донбасса особого статуса будет лишь первым шагом к дальнейшим переговорам о фактических условиях заключения временного мира между воюющими сторонами, которыми в действительности являются Украина и Россия.

Война и мир

Фактическая готовность президента Порошенко отказаться (пускай вроде бы и на время) от части украинских территорий, многие в Украине сочли едва ли не предательством. Условная “партия войны” настаивала на том, что необходимо было, собрав все возможные усилия, заменив несостоятельное военное руководство и заручившись поддержкой западных союзников (в первую очередь военно-технической) продолжать сопротивление агрессорам хотя бы для того, чтобы иметь возможность заключить столь необходимое для Украины перемирие на более выгодных условиях. Ряд экспертов полагают, что Путин блефует. Он заинтересован в маленькой победоносной войне, а вести затяжную кровопролитную кампанию ему не по силам. В условиях санкций военные расходы уже становятся непомерным бременем для российской экономики, что выражается в падении объемов производства, введении дополнительных налогов, росте цен, сокращении количества рабочих мест и оттоке капитала из страны. Даже тотальная цензура не в состоянии скрыть факт присутствия российских войск на территории Украины. И рост жертв этой войны среди российских военных уже сказывается на настроениях общества. Новые потери, по словам ряда специалистов, неизбежно привели бы к росту антивоенных настроений путинской России.

Готовность Украины к активному сопротивлению, а не к безвольной сдаче своих территорий и своих граждан, могла бы убедить Запад быть более активным в вопросах политической и военной поддержки Украины. Эффективная, а не хаотичная мобилизация и возможное введение военного положения; перевод экономики страны на военные рельсы и создание необходимого патриотического фона могли бы позволить, как минимум, стабилизировать положение на фронте и навязывать Путину повестку дня на переговорах. Кое-кто резонно полагает, что, как минимум, выровняв положение на фронте, Украина могла бы позволить себе не брать на себя юридическую и финансовую ответственность за территории, которые она не в состоянии контролировать. Отличие условной “Новороссии” от Приднестровья, Абхазии или Южной Осетии будет заключаться в том, что бремя расходов на ее содержание будет брать государство, реального влияния на эти территории не оказывающее. Имело бы смысл поступить так, как поступили Молдова и Грузия — возложить фактическую ответственность за судьбу непризнанных республик на Москву. Кормить еще одну замороженную горячую точку Россия сегодня едва ли в состоянии. Киев об этом знал, но этим знанием по каким-то причинам не воспользовался.

Очевидные уступки Кремлю, на которые идет Киев после стольких месяцев войны и стольких жертв, по мнению многих, фактически обесценивают гибель тысяч людей — военных и гражданских. И наносят удар по патриотическим настроениям в стране, столь заметным после первых военных успехов. В сухом остатке получается, что Украина, понеся колоссальные людские и финансовые потери, фактически соглашается на то, что ей предлагали еще до начала боевых действий. Условная “партия войны” убеждена, что реальная, а не номинальная территориальная целостность страны стала заложницей упорного желания Петра Порошенко любой ценой провести выборы и получить контроль над законодательной и исполнительной властью. Фактически Порошенко обвиняют в том, что он променял государство на власть, а интересы страны — на свои собственные.

В свою очередь, такая же условная “партия мира” считает, что у главы государства не было иного выхода. Полномасштабная агрессия России, чувствительные поражения, понесенные украинской армией, деморализация войск, уничтожение значительной части боевой техники, растущая непопулярность войны среди населения, отсутствие необходимых резервов, — все это превращало дальнейшее проведение боевых действий в форменное самоубийство, грозившее не только дальнейшим захватом новых территорий, но и практически полной потерей обороноспособности и прямой угрозой независимости. В этих условиях, считают адвокаты Порошенко, у него не было другого выхода кроме как соглашаться на перемирие на любых условиях, затягивать время, выторговывать новые условия, собираться с силами, укреплять армию и выстраивать стратегию возвращения потерянных территорий, понимая, что в ближайшее время отвоевать их не удастся.

С этими аргументами можно было бы поспорить. Можно было бы задать много обоснованных вопросов руководителям разного ранга и представителям разных ведомств. Вопросов о планировании военных операций, об обеспечении воюющих оружием и снаряжением, о характере использования тех или иных частей и подразделений, о “специфике” мобилизационной работы. Можно было задать риторические вопросы: Почему колонны боевиков беспрепятственно ушли из Славянска и Краматорска? Почему колонны российских войск столь же беспрепятственно входили на территорию Украины, несмотря на полученные разведданные и несмотря на имевшуюся возможность эти колонны уничтожить? Во всяком случае, как минимум два источника, подобную информацию подтверждают.

Можно спорить о том, насколько эффективным оказалось бы введение военного положения в условиях очевидной беспомощности власти. Можно гадать, как бы сложились переговоры о перемирии и насколько сговорчивым оказался бы Путин, если бы Киев навязал эти переговоры Москве на фоне военных успехов, а не после сокрушительных поражений. Но история не терпит сослагательного наклонения. Давайте попытаемся не примыкать ни к “партии войны”, ни к “партии мира” и запишемся в “партию здравого смысла”. Мы исходим из того, что переговоры в Минске уже состоялись, что военное положение в Украине не введено, что выборы практически неизбежны и что на сегодняшний день украинские силовики не обладают достаточным потенциалом для ведения полноценных боевых действий. Но даже в этих условиях, некоторые шаги, предпринимаемые украинской властью в рамках мирного урегулирования, выглядят несколько странно. Какой смысл Украине в проведении выборов на территориях, которые она не контролирует? Давайте вспомним, что официальный Киев и весь цивилизованный мир абсолютно обоснованно не признавали итогов референдума в Крыму и на Донбассе, мотивируя это тем, что под дулами автоматов волеизъявление невозможно. Что изменилось сейчас? Только одно: автоматы поменяли на “Грады” и танки. Выборы будут издевкой. Но эту издевку Киев зачем-то готов санкционировать. Киев готов наделить необходимыми мандатами сепаратистов, признать их право распоряжаться судьбами людей, территориями и средствами, и даже готов для подобной цели пойти на амнистию целого ряда лиц. В чем смысл подобной задумки? Если не называть это преступлением, то глупостью — как минимум.

По некоторым данным, заботясь об определенной информационной поддержке будущих шагов, Банковая “рекомендует” толкователям своих планов не употреблять слова “Приднестровье” или “Абхазия”, а употреблять слово “Ольстер”. Очевидное лукавство. Горячую точку Британской империи официальный Лондон все-таки контролировал и контролирует. Просто контроль над этой территорией был серьезно осложнен. Зону с “особым статусом” Киев контролировать не сможет. Там не будет украинских войск, но зато будут российские. Там не будет украинской СБУ и прокуратуры, а будут сепаратисты с удостоверениями соответствующих структур. Там не будет украинской милиции, а будут предатели в форме, которым государство, насколько известно, будет платить зарплату из украинского бюджета. Туда не пустят независимых наблюдателей и официальных представителей Киева. Там не будет депутатов, избранных народом, а будут сепаратисты, назначенные в депутаты по согласованию с Москвой.

По уточняющейся информации, составляется список предприятий на территории будущей “зоны с особым статусом”, которые могут получить государственную поддержку и (или) привлеченные извне средства для восстановления разрушенной инфраструктуры. По некоторым сведениям, отдельные из этих предприятий не существуют физически — они либо полностью уничтожены в результате обстрелов, либо демонтированы и перевезены в Россию. Если будет реализован худший сценарий, мы не только не сможем вынудить Россию взять на свой баланс сепаратистский анклав, но и будем содержать его за свой счет.

Если уж прибегать к историческим аналогиям, то напрашивается еще одна — Хасавюрт. Напомним, что в этом дагестанском селе, в свое время было подписано мирное соглашение, фактически положившее конец первой чеченской войне. При всем очевидном различии двух военных конфликтов, схожесть целого ряда обстоятельств является просто пугающей. По итогам Хасавюртских соглашений, непризнанная Чеченская республика, по сути, получила то, чего требовала до начала боевых действий. России пришлось заплатить за собственные военные и политические просчеты жизнями тысяч российских граждан и внушительными суммами из госбюджета. В соответствии с соглашениями, подписанными в развитие Хасавюртских договоренностей, Москва выделяла средства для восстановления разрушенной войной Чечни. Но эти средства по адресу не доходили. Они “распиливались” кремлевскими чиновниками и чеченскими главарями. Кто сказал, что подобное развитие событий невозможно в нашем случае? Кстати, по окончанию первой чеченской войны в Чечне прошли выборы не контролируемые Москвой, но ею признанные. Лица, де-юре получившие мандаты от российской власти, в скором времени станут полевыми командирами, руководителями отрядов, убивающих российских бойцов в новой войне — второй чеченской.

Любопытно, что события и настроения первой чеченской войны очень сильно напоминают события и настроения первой российско-украинской. Тот же патриотический настрой вначале. Тот же шок после первых крупных потерь. Тот же зашкаливающий оптимизм после первых побед. Тот же проклятый вопрос матерей и жен: “Почему наши дети (мужья) должны умирать за чужую землю? Хотят жить отдельно — пусть живут”. Те же перекрытия дорог и уклонения от призыва. То же видео с кадрами сожженной техники и перепуганных пленных. Те же призывы к миру любой ценой. Такое же перемирие после неожиданного и сокрушительного поражения войск в боях, завершившихся сдачей целого ряда стратегически важных населенных пунктов. А после войны — разговоры о предательстве и недовольный ропот по поводу того, что и так голодная Россия кормит бандитскую Чечню. И — новая война.

Люди, близкие к окружению украинского президента, утверждают, что глава государства убежден: его мирные инициативы встретят должное понимание в обществе. Каждый день войны увеличивает число тех, кто действительно хочет мира любой ценой. Но кто сказал, что речь идет о мире? Речь идет лишь о перемирии, причем заключаемом на невыгодных для Киева условиях. Вполне очевидно, что в этих условиях Киев должен был поступить хотя бы так, как поступил в отношении Крыма, как поступила Грузия в отношении Абхазии и Южной Осетии. Украинская власть должна была признать де-факто отчужденные территории временно оккупированными. И отгородиться от них, если и не физически — забором и колючей проволокой, как сегодня кое-кто предлагает, то финансово и юридически. Подобный статус, с одной стороны обозначил бы нежелание Киева мириться с потерей этих территорий; с другой — фиксировал невозможность эти территории контролировать и обеспечивать. Власть должна была открыто признать, что до тех пор, пока в указанных населенных пунктах стоит вражеская армия, а украинская армия не имеет физической возможности ее оттуда выбить, Киев не может брать на себя бремя ответственности за эти территории и за этих людей. Тем более, в условиях жесточайшего экономического кризиса и в условиях фактически непрекращенной войны. Речь не может идти ни о выборах на этих территориях, ни о существовании там каких бы то ни было органов под эгидой Киева, ни о финансировании. Максимум на что мог пойти Киев — на согласование с Москвой организации гуманитарного коридора, по которому фактически оккупированные территории могли покинуть те, кто не желает сосуществовать с незаконной властью и оккупантами. И по которому могли бы вернуться в “русский Донбасс” те, кто уехал оттуда во время боевых действий, и кто отказывается считать Украину
своей родиной. Это было бы честно.

При самом скверном раскладе украинскому государству придется платить не только за антиукраинскую часть Донбасса, но и “русскому” Крыму. Достоверно известно, что гарантирование жизнеобеспечения полуострова Украиной (речь идет, в частности, о восстановлении полномасштабного энерго- и водоснабжения) было одним из требований, которое выставлял Путин в обмен на перемирие. Другим требованием было замораживание публичной дискуссии о юридическом статусе Крыма.

Как именно будут выглядеть итоговые договоренности, пока судить невероятно сложно. Хочется верить, что украинская власть, и так допустившая непростительно много ошибок за последние полгода, проявит необходимую принципиальность в безусловно непростом переговорном процессе. Потому что каждая необоснованная уступка грозит обернуться новыми неоправданными жертвами в будущей, почти неизбежной, войне. Страна не может позволить себе оплачивать за счет дырявого государственного бюджета чьи-то слабости, глупости, преступления и предательства. Страна и так уже оплатила это тысячами жизней — гражданских и военных.

Сергей РАХМАНИН