Свобода слова без дела

Речь не о результатах опросов, не о свободе публиковать критику и уж точно не о выступлениях политологов. Даже если это выступления на встрече с президентом. Речь об общественном мнении, которое может ограничивать власть.

Именно это имеется в виду, когда говорят о четвертой власти. Дело ведь не в средствах массовой информации. Они всего лишь медиа, т. е. средства. Важно, кто, что и как через них говорит. Даже если свободные медиа есть, то это только половина успеха. Нужно еще, чтобы эта свобода говорить ограничивала свободу властей делать. Это та, описанная Юргеном Хабермасом Öffentlichkeit, которая становится политической силой.

Возможно, мы выходим на новый уровень развития общественной сферы. Среди людей, приглашенных президентом на встречу в Ярославле и премьером на встречу в Сочи, были настоящие лидеры общественного мнения, то есть люди независимые от государства и компетентные. Но если президент и премьер внимательно слушают авторитетных экспертов, значит у нас уже есть публичная сфера как институт? Нет, по-моему.

Эти встречи демонстрируют, что у нас “люди имеют право говорить, что хотят” (из интервью Владимира Путина газете “Коммерсантъ”). И правда могут говорить, что хотят, но, во-первых, это только половина дела, а во-вторых, эта свобода существует скорее благодаря социальным сетям, чем гражданским правам.

Личные встречи высокопоставленных чиновников, включая премьера и президента, с журналистами и комментаторами больше похожи на изящную ловушку, чем на инструмент влияния общества на власть. В какую сторону направлено влияние на таких встречах — снизу вверх или сверху вниз? В лучшем случае участники таких встреч оказываются в роли советников, обладателей совещательного голоса: можно прислушаться, а можно — нет. Кроме того, любое соглашение с дуумвирами о том, что можно и нельзя публиковать по результатам таких встреч, еще сильнее ограничивает влияние общества на власть. Это дилемма журналиста при работе с высокопоставленными источниками во всем мире, не только у нас. Чтобы влияние пошло по направлению снизу вверх, а не сверху вниз, одного только общения с первыми лицами мало.

Но ведь наши первые лица — разные. И с пришедшими к ним народными трибунами они общаются по-разному.

Здесь нужно сделать небольшое отступление о ролях двух российских лидеров. Роли лиц (ипостасей) российской двоицы таинственно различаются. Сами лица не раз настаивали на отсутствии серьезных различий в своих позициях — стало быть, они стремятся к единству. Но противоречия — иногда до полной противоположности — очевидны каждому, кто их читает и слушает, а значит, они стремятся к тому, чтобы их различали. То есть они едины и различны одновременно. Определить их роли, пользуясь обычным политическим словарем, трудно, но задача легко решается, если воспользоваться богословской терминологией: они нераздельны и неслиянны.

Мне кажется, что сами участники дуумвирата должны приветствовать такое толкование. Оно укоренено в русской религиозно-философской мысли. А русская мысль имеет начало в византийской.

Итак, возвращаясь к нашей теме, отметим, что один из участников тандема показывает, что общественное влияние как будто есть, а другой показывает, что его как будто нет. Один выслушивает критику благосклонно, как Медведев, другой — неблагосклонно, как Путин (“нужно относиться к ней, как к боли”). Важно, что действовать после этого не обязательно.

Общественное мнение должно быть “соправителем”, а не советником. Если на публикации о “Мерседесах”, которые покупались за откаты, можно не реагировать, если дело о гибели Магнитского остается нерасследованным, то это значит, что вместо общественного мнения у нас пока еще — свобода говорить что угодно. Совещательный голос. Бесконечно оставаясь в роли советника, общество будет становиться все более радикальным и отдельным, так что в конце концов полностью уйдет из-под политической элиты. Так уже бывало не раз.

Максим ТРУДОЛЮБОВ