Старая советская труба

Труб не хватало! Знаете, это сейчас в стране есть все. Денег разве что маловато, а при советской власти много чего не хватало, особенно труб. В те прекрасные времена СССР бурил большую нефть Тюмени и шумно строил гигантские нефтепроводы. Помните Уренгой—Помары—Ужгород, ставший нашим гордым ответом продажному Западу? В самом деле, не оставлять же нефть внукам и правнукам?!

А поскольку свои трубы были плохими, то и купили в Западной Германии цех антикоррозийного их покрытия, хотя Рейгану это не понравилось. Ему вообще ничего у нас не нравилось, и он считал СССР “империей зла”. Многие из нас с ним соглашались. Но расчетливые немцы цех все же продали и в 1981 году меня направили монтировать и подключать его центральный компьютер. В память о его печальной судьбе и пишутся эти строки.

Хотя ЭВМ и относилась к классу малых (хьюлетт-паккардовская PDP-11), ей требовалось немалое помещение. Но мощь, мощь — 64 килобайта ОЗУ! Сейчас их едва хватит на этот рассказ, но тогда хватало для управления огромным цехом. Всплывающих окон и прочих прожорливых чудес не было, программы писались функциональные, так что машина все успевала, и мы не могли налюбоваться ею!

Все поражало нас в том цеху. Такого не было в самой Германии! Редкая птица, если бы и нашлась такая дура, долетела бы до его середины, но со временем завелись даже ласточки. Там ездили грузовики и экскаваторы. Работали автокраны, стрелы которых не доставали до перекрытий. Заезжали целые эшелоны вагонов! Работа с трубами 1420 мм в диаметре требует больших площадей.

Но не размерами цех был интересен, а технологиями. Тогда как раз начинался третий виток технической революции. Первый, если помните, был связан с углем и паром, второй с электричеством и нефтью, а этот с электроникой. Появились станки с программным управлением, роботы, микроконтроллеры встраивались в узлы агрегатов и управляли им куда эффективнее человека. Это сейчас чипы везде: в автомобиле и фотоаппарате, в микроволновке и холодильнике, в стиральной машине и в игрушках. А тогда мы монтировали революционный цех, в котором каждый технологический узел имел свой микроконтроллер, а центральный компьютер координировал их работу.

Итак, трубы покрывали изнутри эпоксидной смолой, что снижало трение и процентов на 20 экономило мощность компрессорных станций, а снаружи — полихлорвинилом, что в три-четыре раза увеличивало срок службы. Нам показывали фильмы об авариях на нефте- и газопроводах. Трещина летит по трубе со скоростью звука в металле, вспарывая ее на сотни метров, причем давление падает так резко, что стальная труба схлопывается, как бумажная! Выливаются сотни и тысячи тонн нефти, газ вспыхивает, а иногда и взрывается. Помните два сгоревших поезда под Уфой? Так что от качества труб многое зависит. Поэтому их обязательно маркируют и затем по номеру ищут причину и виновников аварии. Чтобы остановить такую летящую трещину, желательно через десяток-другой обычных труб ставить специальную, многослойную, с толщиной стенок до 40 мм!

Шеф-монтаж цеха вели сами немцы, вот тогда я и узнал разницу в подходах к наладке между нами и развитыми странами. У нас в нее идут лучшие из лучших, рыцари тестера и осциллографа, ненормированного рабочего дня и связанной с этим некоторой свободы! Ну и водки, разумеется. Надо же было как-то снимать нервное напряжение… На Западе все наоборот. Лучшие нужны дома, чтобы выпускать надежное оборудование, которое затем достаточно собрать и включить. И только лучших из худших уже засылают в разные тьмутаракани вроде СССР или Китая (туда мой немецкий шеф и собирался). А тогда в Китае еще правила “Банда четырех”! Или Дэн Сяо Пин уже приступил к реформам? Не помню, но скажи мне кто-нибудь, что пройдет четверть века и Китай станет второй экономикой мира — не поверил бы.

Поэтому инженеров среди шефов было мало, все больше техники и рабочие. Даже мой босс, отвечающий за центральный компьютер, был техником, что нас удивляло. Впрочем, квалифицированные немецкие рабочие знали свое дело лучше наших инженеров. Это также удивляло, но главное — мы говорили на разных языках. Мы и с переводчиками не понимали друг друга!

Нас, например, восхищала эстетика: трубы электрики покрашены в один цвет, гидравлика — в другой, пневматика — в третий. Нержавеющая сталь. Яркая эмаль и пластик. Кондиционеры. Не цех, а центр Помпиду! Но наших монтажников возмущала нелепая немецкая требовательность: трубы и кабели надо, видите ли, прокладывать под линейку, шкафы устанавливать по отвесу, работы выполнять только фирменным инструментом. Зачем!? Тем более что его разворовали сразу. Кое-что о местных обычаях немцы уже знали, привезли наборы в двойном количестве и только поэтому сами не остались без него.

В общем раздражавшая нас аккуратность немцев наткнулась на разгильдяйство и безответственность — и за качество работ началась настоящая война. Через некоторое время немцы поняли, каково было здесь их отцам и дедам, эту войну они тоже проигрывали! Жили и питались они отдельно и старались как можно скорее уехать домой: им мало что нравилось у нас, зато многое пугало. Дошло до того, что когда один из них сломал ногу, то категорически отказался лечь в больницу и дождался высланного за ним самолета: мол, если ваши врачи такие же, как инженеры, то уж лучше потерпеть!

Конечно, имелся график работ, на то они и немцы, но мы хотели сдать цех досрочно, поэтому сразу стали отставать от графика. Пошли переделки, а затем и переделки переделок. Однако ягодки ждали впереди. Обнаружилось, что в целях экономии эпоксидную смолу заказали только на пуск, на несколько десятков труб!

— Что за проблема? — скажете вы. — Дозаказать, сколько требуется, и все.

Сразу видно, что вы не жили при социализме. Включить заказ в план можно было только на следующий год. Решили изнутри трубы не покрывать, черт с ним, с трением. Но затем выяснилось, что полихлорвинил для внешнего покрытия вообще не был закуплен. Что, своего нет? Есть, но его параметры не входят в допуски контроллера, управляющего установкой. Да? Что ж, будем крутить вручную!

Что еще? Наша краска застывает в соплах итальянской установки маркирования труб? А где итальянская? Дача? При чем тут дача!? “Самого” дача? Хм. А зачем их вообще маркировать в движении, яркой краской, крупными цифрами? Поставим тетю Машу с кувалдой и ручным маркером. Но оказывалось, что немаркированные в штатном режиме трубы не передаются на участок горячей сушки и надо ставить дядю Васю с ломиком для ручной перекатки. Кувалда тети Маши влекла за собой лом дяди Васи! И вообще, неужели мы сами не способны покрыть трубы, хоть они и большого диаметра, без немецких фокусов?

Я со своими монтажниками уже подключал и налаживал внешние цепи, но все хуже у меня и у моего шефа Маркса становилось настроение (имя я запамятовал, но не Карл, это точно). Работали мы зря, впустую. Все в цехе упиралось в наш компьютер. Он контролировал работу каждого участка. Он принимал трубы из соседнего цеха, регулировал скорость их подачи, проверял качество покрытия и если надо — отправлял трубу в обдирку и пускал по новому кругу, вел учет продукции и много чего еще делал. Он не зря был центральным!

Но попал не в ту страну. Описанные “упрощения” никак не могли быть учтены программой, написанной немцами для порядочных людей! Я подразумеваю склонность к порядку, а не идеализирую немцев. На их месте могли быть и японцы. Слесарюги сшибали кувалдами фотодатчики на рельсовой линии — развлекались! — и пропадал контроль продвижения труб; соседний цех срывал график их поставки — и бедный немецкий компьютер не знал, что ему делать. И так далее и тому подобное!

Да. Похоже, шел в свое время монтаж соседнего цеха, откуда и поступали на покрытие трубы. Году в 1972-м, если помните, отношения между сверхдержавами потеплели, в Москву приезжал президент Никсон, вот тогда и был заключен договор на его постройку. Стальной лист там проходит через мощные гибочные клети. Их нижние валки выточены в талию, а верхние — с пузцом. В каждой следующей клети талия нижнего все тоньше, а пузо верхнего — все сытее. В результате этого тесного контакта на выходе появлялась половинка трубы. Затем половинки сваривались автоматами, но труба получалась овальной. Такую в нитку нефтепровода не поставишь. Как же ее скруглить?

Американцы взяли многометровый шток с мощной сегментной бульбой на конце и на него натягивали трубу. Гидравлика раздвигала сегменты, при этом труба и шток дрожали от напряжения, затем сегменты сжимались, труба надвигалась и процесс повторялся. И все бы хорошо, но вначале шток надо поддерживать, слишком он длинный. Это делает стойка, из-за которой и разгорелся сыр-бор. Когда труба продвигается к середине цилиндра, ее надо убрать, нажав специальную кнопку.

— Но ведь оператор может забыть нажать кнопку? — спрашивали наши инженеры. — Он мог поругаться накануне с женой или вообще нуждаться в опохмелке, или и то и другое.

Американцы отвечали в том смысле, что на работу приходят работать, а не переживать из-за жены или тещи. Про опохмелку они вообще не поняли и на всякий случай предложили вычесть стоимость ремонта и простоя из заработной платы оператора. Этого не поняли уже наши, сопоставив стоимость такого ремонта со своими зарплатами. Я тогда получал сто пятьдесят рублей в месяц…

Пришлось в ходе монтажа вносить изменения в схему и ставить блокировку. Но не только кнопка смущала… американский способ скругления притягивал толпы зрителей, и особенно любили пройтись мимо заводские дамы. При этом они розовели, а их глазки затягивались томной поволокой. Мужчины же вскоре стали избегать там ходить, зрелище вызывало у них специфические проблемы. Такие бывают у ихтиологов, изучавших брачные игры китов… но проектировщикам претензий уже не предъявляли.

Да. Так вот, в начале осени несчастный Маркс попросил у меня разъяснений. Мы с ним сошлись за это время — оба наладчики и даже одногодки. Я и объяснил, что началась осень и скоро наступит праздник Великой Октябрьской революции. И хотя он состоится не в октябре, а в ноябре — легче нам не станет. Потому что сдавать цех придется не к Новому году, как предусмотрено графиком, а к 7 ноября. Любой ценой, в том числе и ценой нашего дорогого центрального компьютера.

— Как? — вскричал Маркс. — Но ведь тогда наш великолепный цех потеряет главное, он не будет автоматизированным! Не смогут работать микроконтроллеры! Цех вообще не сможет работать! А мы потеряем свое доброе имя, свою репутацию.

— Сможет, сможет, — хладнокровно ответил я, — у нас он заработает! Не так, конечно, как надо, и делать будет черт его знает что, но заработает именно к 7 ноября. А о репутации надо было думать раньше, когда ехали в СССР.

Увы, немцы — они такие чувствительные. Вскоре Маркс занемог, был отправлен домой и в Арцызск не вернулся. Видимо, уехал в Китай…

Цех, конечно, торжественно сдали в эксплуатацию к празднику. Были высокие гости, телевидение, трибуна — и перед ней труба с надписью: “Есть первая труба с антикоррозийным покрытием!” Ее вручную протащили по технологической линии, вручную прокрутили и покрыли винилом. Через трафарет нанесли надпись, благо труба длинная. В новейшем автоматизированном цеху, который обошелся в большие деньги, автоматически мигали лишь аварийные индикаторы на консолях пультов управления.

Большой был праздник, но через три дня скончался наш дорогой Леонид Ильич, Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель президиума Верховного Совета СССР, маршал, кавалер всех орденов, писатель, герой анекдотов. Похороны я смотрел по телевизору на том же заводе и видел, как уронили гроб. Вся страна вздрогнула! Говорят, именно с этого и начался развал Союза...

Да. Сдать-то цех сдали, но худо-бедно заработал он лишь летом следующего года. Вот только автоматизированным так и не стал. Тетя Маша там до сих пор машет кувалдой, дядя Вася ломиком перекатывает трубы, а наш компьютер приспособили для учета готовой продукции и высвечивания этой цифры на табло! Пригодился все же. Та первая труба и до сих пор лежит в центре цеха, и на ней вручную дорисовывают нули. Тысячная труба, десятитысячная. Мы утерли нос Рональду Рейгану! Страна вздохнула облегченно: появились нормальные трубы для нефтепроводов, но…

Но вскоре замерз Дунай, и стало не хватать металла для труб! Однако это уже совсем другая история.

Юрий КИРПИЧЕВ