Слабосильная рука

Вот диалог со свежего заседания Совета по развитию институтов гражданского общества и правам человека. Заседание посвятили Северному Кавказу. “Особую тревогу вызывает выпадение региона из общего пространства”, — говорит председатель Совета Элла Панфилова.

“Давайте смотреть открытыми глазами. Я не идеализирую то, что мы имеем. Но, говоря о выпадении, я не считаю, что этот процесс усилился. Вспомните 90-е годы. У нас вообще не было власти. Нигде — ни на Северном Кавказе, ни в стране в целом”, — отвечает ей президент Дмитрий Медведев.

Из президентской реплики следовало, что сейчас в отличие от 90-х годов власть у нас “есть везде”. И что процесс выпадения Северного Кавказа из общего пространства при этом всего лишь “не усилился” — на минуточку, за десять лет правления нынешней команды. Хотя едва ли не главным ее достижением принято считать (правда, преимущественно самой командой, которая вообще себя любит, собственных ошибок в упор не замечает, зато достижения приписывает любые, прямо в духе гофмановского крошки Цахеса) как раз замирение Кавказа.

На самом деле Медведев озвучил едва ли не главный миф путинизма, настойчиво вдалбливающийся в головы россиян официальной пропагандой, тиражируемый потешными карманными депутатами Кремля из “Единой России”, недавно даже презентовавшей брошюру о главных достижениях путинской десятилетки. Миф гласит: в 90-е годы власти в России не было, зато теперь есть сильная власть, в 90-е был хаос, зато теперь стабильность.

Вскоре после окончательной ссоры с Путиным и бегства в Англию Борис Березовский, один из создателей “Единой России” и авторов “проекта Путин во главе державы”, произнес фразу, куда более соответствующую действительности: “Ельцин делал вид, что его нет, Путин делает вид, что он есть”.

На примере Северного Кавказа можно с предельной наглядностью показать, насколько неадекватно оценивает себя и своих прямых политических отцов (Путин — преемник Ельцина, Медведев — преемник Путина) наша власть. Разве правление Рамзана Кадырова в Чечне не является ярчайшим примером реализации постоянно ругаемой нынешней властью ельцинской формулы “берите себе столько суверенитета, сколько сможете унести”? Не факт, что это худший вариант временного решения чеченской проблемы. Но он ведь явно свидетельствует о том, что федеральная власть сама решить проблему не в состоянии.

Разве при всей внешней централизации и унитаризации России в 2000-е уменьшилась реальная хозяйственная автономия Москвы или Татарстана? Разве не является фактически латентной войной ситуация в Ингушетии или Дагестане? Вот сам Медведев на вышеупомянутом совещании приводил официальную статистику МВД: в 2009 году на территории Северного Кавказа совершено 544 преступления террористического характера — это, между прочим, полтора теракта на день. На жизнь сотрудников правоохранительных органов было совершено более 750 покушений (больше двух в день), 235 из них погибли, 686 получили ранения.

Нынешний премьер — живой символ якобы набравшей невиданную силу власти. Чуть ли не на каждом совещании по любому вопросу рассказывает, что не исполняются давно розданные поручения или выделяются деньги, а ситуация не меняется

(как, например, с безопасностью в угольной отрасли, где расходы выросли за 10 лет в 9 раз, а число смертных случаев практически не уменьшилось). При этом он вынужден лично, в ручном режиме решать такие вопросы “государственной важности”, как поиск спонсоров для футбольных команд, принадлежащих компаниям его друзей.

Выигрыш войны у Грузии тоже не должен вводить в заблуждение относительно крутизны нынешних хозяев России. За два года они не в состоянии поставить под контроль процесс восстановления разрушенных зданий в крошечной Южной Осетии, тогда как Грузия давно обеспечила своих беженцев оттуда жильем.

По такому очевидному признаку силы власти, как способность решать провозглашенные задачи, тоже получается, мягко говоря, не лучше, чем в 90-е годы, если не хуже. “Удвоение ВВП” к 2010 году пополнило исторический ряд словесной туфты руководителей государства, состоящий из таких перлов, как построение коммунизма к 1980 году или обеспечение каждой советской семьи отдельной квартирой в 2000-м.

Но главное — наша якобы сильная, сделавшая все для своей несменяемости власть сама не знает, что будет со страной через два или три года.

Цены на нефть с точностью до цента даже на год вперед предсказывать человечество не научилось. А никакой полноценной национальной экономики, способной сколько-нибудь серьезно уменьшить нашу зависимость от цен на сырье за десять лет “процветания и стабильности” и близко не создано.

В 90-е, если верить словам Медведева, “власти не было нигде” (и даже, страшно сказать, в мэрии Петербурга, ФСБ и правительстве РФ, где в это десятилетие работал Путин). В 2000-е она, видимо, “есть везде” (и даже там, где не надо, если говорить о бизнесе, в который чиновники и силовики проникли в масштабах, не сопоставимых с ельцинскими временами). Путин уже правит дольше Ельцина, без оппозиции, при многолетних запредельно высоких ценах на нефть, но Россия не стала радикально богаче, существенно безопаснее, заметно цивилизованнее. Может быть, все-таки нынешняя власть ко всему этому причастна — раз уж она такая сильная и вездесущая? Советская власть тоже любила постоянно сравнивать нашу экономику с 1913 годом, что в итоге не спасло ни тут власть, ни ту страну.

Семен НОВОПРУДСКИЙ