“Распустив Союз, вы просто выбросили нас на камни”.

Распад СССР еще продолжается. Свидетельств тому более чем достаточно и спустя 30 лет после подписанного 8 декабря 1991 года в Беловежской пуще документа, согласно которому Советский Союз как субъект международного права перестал действовать — что было закреплено в декларации об образовании Содружества независимых государств 21 декабря 1991 года в Алма-Ате. Достаточно вспомнить неостывшую войну на Южном Кавказе, постоянно воспроизводимую милитаристскую истерию вокруг Украины (и вот опять), горячие вооруженные конфликты на границах стран Центральной Азии…

В эти для одних скорбные, для других праздничные юбилейные дни все, кому охота (а кому уже и обрыдло), считают своим долгом подводить итоги распада Союза, навязывать его уроки и строить прогнозы на следующие катастрофы. Исходным тезисом для большинства “юбилействующих” является тезис о “величайшей геополитической катастрофе ХХ века”, которым одарил мир нынешний российский президент.

Слова уже высечены в камне. Не будем уподобляться вандалам и крушить памятники. Но и не станем лить крокодиловы слезы по тающей в прошлом советской Атлантиде.

Умерла так умерла. Все империи гибнут.

Но, с другой стороны, почему бы и не пожить немного в прошлом, особенно когда его не знаешь, в лучшем случае — не помнишь, а изучаешь лишь по щемяще-прекрасному кино с Любовью Орловой, Николаем Черкасовым и Марком Бернесом.

Особенно вдумчивые реконструкторы прошлого идут дальше и пытаются воссоздать виртуальный образ той Атлантиды, которую удалось бы спасти от исчезновения в 1991-м. Богатое воображение и неистощимый запас конспирологической выучки позволяет им представить наполовину уцелевший Союз без европейских и кавказских республик, только Россия со Средней Азией и Казахстаном (именно так в советские времена называлось то, что сегодня зовется Центральной Азией). Как бы уже Евразия, но еще советская — симбиоз голубой мечты Льва Гумилева и Нурсултана Назарбаева.

— Мотивируйте! — скажут реконструкторам люди скучные и недоверчивые.

И тогда апологеты лайт-версии СССР подберут в качестве аргумента дату провозглашения государственной независимости Казахстана, ну просто неподобающе позднюю для тех дней — 16 декабря 1991 года. Уже позади был не только ГКЧП, не только учреждения своего суверенитета всех союзных республик, за этим последовавшие, но и сама оказавшаяся роковой встреча трех славянских лидеров великой советской державы в Беловежье. Назарбаев тянул до последнего. Классическое объяснение такой терпимости известно: казахский партийный босс все еще надеялся, что получит пост премьер-министра в обновленном Союзе, который еще до августовского мятежа якобы обещал ему Михаил Горбачев.

Все эти надежды, как песочные дворцы на мокром пляже, оказались сметены уже через несколько суток после 8 декабря, когда в Ашхабаде 13 декабря собрались все пять лидеров Центральной Азии и согласились присоединиться к беловежскому вердикту славянских коллег: Союзу кирдык. А еще через неделю, 21 декабря, в Алма-Ате, они уже в компании со всеми отказниками от СССР подписали Декларацию и подтвердили провозглашение СНГ.

Да, это было решение начальников, со своими народами, голосовавшими на горбачевском референдуме 17 марта 1991 года о сохранении Союза, они не советовались. Да и кто, в те времена, с этими народами, да еще на тех пространствах советовался?

Но если уж постараться вернуться в машине времени на 30 лет назад, то, думаю, что подавляющая часть жителей Центральной Азии сказала бы “нет” идее выхода из состава огромной страны.

Во-первых, люди не поняли бы самого вопроса, мол, а зачем, а кому это нужно, а как мы будем жить?

Занимаясь этим регионом почти все эти 30 лет, начиная с августа 1992 года, посещая все пять республик, десятки раз в разные годы, встречаясь с огромным количеством людей в провинции и в столицах, от рядовых милиционеров и уличных торговцев до премьер-министров и президентов, я практически ни разу — за двумя-тремя исключениями — не слышал выражений радости и триумфа по поводу новой самостоятельной жизни за пределами советского государства.

До сих пор помню таджикского гаишника, остановившего мою машину в 2001 году в городе Дангаре, малой родине нынешнего президента Таджикистана Эмомали Рахмона, на полпути от афганской границы до Душанбе. Узнав, что я из Москвы, старший лейтенант спросил — а правда, что скоро восстановят Советский Союз?

— С чего ты взял? — удивился я.

— По телевизору слышал, Назарбаев сказал.

— Да он шутил, хотел сказать, мол, если по-хорошему не станем в СНГ между собой сотрудничать, придется восстанавливать Союз. А ты всерьез надеялся?

— Ну, да, у меня ж в Питере квартира осталась и жена там, я не развожусь, жду… И здесь не женюсь, хотя уже и дети от другой…

Я посоветовал старлею жениться и забыть про питерскую квартиру: того СССР не будет. На вопрос почему, ответил вопросом: как ты думаешь, твой земляк-президент захочет добровольно отдать свою власть Москве и снова стать председателем совхоза?

Он только ухмыльнулся в ответ.

Разумеется, в смирении с разводом с Москвой сказывалась в первую очередь привычка, выработанная веками — решение раисов, начальников то есть, не обсуждать, дело рискованное: живи и приспосабливайся к новым реальностям, когда они изменятся, тебе сообщат. Нечего и говорить, каково было миллионам русским или русскоязычным в этих краях, когда, проснувшись однажды утром, они обнаружили, что находятся за пределами России.

Впрочем, это все-таки больше красивая и броская фраза, нежели правда того времени. Нужно помнить, что отцы-основатели СНГ всерьез вначале полагали, что провозглашенное ими содружество всего лишь другая форма существования огромного пространства, уставшего жить в условиях идеологического диктата и плановой экономики. Жестких непроходимых границ внутри СНГ не будет, армия фактически будет общей, убеждали они и сами, кажется, готовы были в это поверить.

Не получилось. И по прошествии совсем небольшого времени после Беловежья и Алма-Аты стало ясно, что и не могло получиться. Кто сейчас помнит, что в самой России, в определенных кругах ее элитариев, интеллектуалов и почвенников, коммунистов и либералов популярны были рассуждения, что имперская метрополия кормит нахлебников в колониях (так и говорили) на окраинах Союза, чуть ли не присосавшихся к ее материнской груди, и пора их оторвать от нее, иначе она сама не выживет, пребывая на грани истощения.

Поэтому распад Союза — это не только результат схватки за власть в Кремле между Борисом Ельциным и Михаилом Горбачевым. Это еще и изъявление воли огромного большинства русских национал-патриотов. Разумеется, это складывалось в резонансный волевой импульс национальных движений в советских республиках к западу от Москвы — Украине, Белоруссии и Молдавии, и к югу — на Кавказе. ГКЧП стал там везде мощнейшим мотиватором на побег от России.

На окраинах империи обретение национальной идентичности во второй половине 1980-х волновали людей гораздо больше, чем противостояние в Москве и Питере “Демократической России” с маргинальными ошметками КПСС во главе с забытым ныне Иваном Полозковым. Достаточно вспомнить, как братались в 1989-м азербайджанцы Азербайджана с азербайджанцами на севере Ирана, когда там открылись в том году границы. Или такое же братание на берегах пограничного Прута между румынами и молдаванами, враз почувствовавшими себя тоже румынами.

Да, Центральная Азия не хотела и не собиралась уходить из Союза. Ни в одной из ее республик не было во времена перестройки структур, подобных народным фронтам в странах Балтии или на Южном Кавказе, стремившихся к сецессии.

Даже такое антиядерное движение, как “Невада-Семипалатинск”, возникшее в Казахстане в конце 1980-х по инициативе известного писателя Олжаса Сулейменова, лидера казахских национал-патриотов, ставило своей целью лишь закрытие Семипалатинского ядерного полигона (это случилось лишь через неделю после провала путча ГКЧП, 29 августа 1991 года). И это при том, что костяк этого движения составляли активисты “Желтоксана”, мощного протеста казахской молодежи в декабре 1986 года, выступившей против решения Москвы назначить руководителем Казахстана варяга, даже не владевшего казахским языком, Геннадия Колбина, сменившего популярного в стране многолетнего партийного лидера Динмухамеда Кунаева.

Ни в том, ни в другом случае никаких призывов к выходу Казахстана из СССР не звучало, но резкому росту антисоветских настроений все происходившее, безусловно, способствовало. Республика, без преувеличения, была несущей конструкцией советской Центральной Азии, русскоязычное население которой 30 лет назад приблизительно равнялось по численности казахскому населению.

Назарбаев, уже тогда несколько лет руководившей Казахской ССР, на территории которой была размещена часть ядерного арсенала Союза, очевидно, с трудом представлял себе, как можно отделиться от Москвы. Потому и тянул до конца, пытаясь убедиться в неизбежности такого финала.

По-другому сложилось в остальных четырех республиках Центральной Азии. Волна провозглашения их государственной независимости прокатилась уже сразу после провала ГКЧП: в Киргизии — 31 августа, в Узбекистане — 1 сентября, в Таджикистане — 9 сентября и в Туркмении — 27 сентября.

И последствия этого там тоже были разные. Наиболее драматично события развивались в Таджикистане, где началась чрезвычайно жестокая и кровопролитная гражданская война. Именно в Таджикистане нашлись силы (их базой поддержки стала 201 российская дивизия, дислоцированная в республике после вывода советских войск из Афганистана в 1989 году), выступившие в защиту советской власти против местных исламистов, объединившихся с демократической оппозицией.

В Туркмении главным бенефициаром распада Союза стал местный партийный бонза Сапармурат Ниязов, который чрезвычайно быстро оценил, какой невиданной щедрости подарок получил он от Москвы. Ниязов оказался главным и безусловным владельцем туркменского газа, запасы которого оценивались как четвертые в мире по объему, пообещал превратить Туркмению во “второй Кувейт”, туркменам дать бесплатный газ, воду и электричество, стране — постоянный нейтралитет, а себе — титул Туркменбаши, “Отца всех туркмен”.

В Узбекистане распад СССР также сделал местного партийного лидера Ислама Каримова полновластным хозяином страны. Но, впрочем, не раньше, чем он подавил попытку бывших узбекских комсомольцев, моментально оказавшимися идейными исламистскими вожаками (именно они потом создали Исламское движение Узбекистана, ставшее частью истории постсоветской Центральной Азии), установить в части Ферганской долины справедливость по законам шариата.

Наиболее безболезненно проходил постсоветский транзит в Киргизии, единственной республике региона, отказавшейся подчиняться распоряжениям ГКЧП. Этому способствовало смена руководства еще в советской Киргизии, когда на смену партийной номенклатуре в перестроечные времена пришел к власти интеллектуал Аскар Акаев, протеже известного писателя Чингиза Айтматова. Киргизию в 1990-е даже стали называть “островком демократии в Центральной Азии”, однако благоденствия и стабильности стране кыргызов это не принесло. Как заметил когда-то бывший министр иностранных дел Киргизии Муратбек Иманалиев, “распустив Союз, вы просто выбросили нас на камни, выживайте, как хотите…”

Именно этого боялись некоторые демократические депутаты Съезда народных депутатов СССР из Центральной Азии, призывавшие российских лидеров не оставлять их, отделяясь от “азиатского балласта” при выходе из Союза, наедине с местными партийными бонзами, иначе они тут же развернутся к феодальному правлению.

Опасения в большинстве своем оправдались. Но могло ли быть иначе?

Энергия распада создававшейся силой империи, пусть и ставшей источником огромного исторического значения культурных проектов для Центрального Азии, безусловно, оказалась драмой для жителей огромного региона. Но противостоять этой энергии, не быть ею повергнутой, а кое-где — и опрокинутой в прошлое, Центральной Азии было не дано.

Что еще почитать

День, когда не стало СССР. Как появились на свет Беловежские соглашения

Союз нерушимый. Был ли предопределен распад СССР в декабре 1991 года

Аскар Акаев: “Каждую осень я звонил Каримову — Ислам-акя, хочу приехать”