Поединок капитализмов

Словосочетание “непопулярные реформы” снова, как и во времена сначала премьерства, а потом президентства Леонида Кучмы, гуляет по Украине. Более того, похоже, что широкая общественность к нему уже немного привыкла и на разнообразных телешоу лихо отвечает на вопросы: а кто из действующих политиков лучше всех проведет такие реформы в Украине, кто сделает это быстрее и эффективнее других?

Одним словом, непопулярные реформы становятся (или уже стали) популярными. Тем более, что экономическая ситуация объективно весьма сложная и имеет тенденцию к ухудшению; она, хочешь не хочешь, требует нестандартных подходов.

И общество уже убаюкано словами о том, что без непопулярных реформ будет значительно хуже, чем сейчас. Может произойти дефолт, катастрофа, коллапс экономики, политический распад государства, потеря внешних рынков... Таким образом, если перефразировать высказывание брежневской эпохи, пусть будут даже непопулярные реформы, только бы не было войны.

На самом деле “непопулярные реформы” в украинском исполнении до сих пор именно войну и означали: с народом, со страной, с ее перспективами развития, со всей цивилизацией, а не то, что обычно вкладывается в эти два слова в кризисных экономиках. Так в чем же суть таких реформ, если коротко?

Во-первых, в существенном сокращении государственных расходов. Но не механическом, а содержательно-эффективном, в зависимости от ситуации — временном или постоянном, в наведении жесткой бюджетной дисциплины.

Во-вторых, в резком усилении борьбы с коррупцией и в реальной детенизации экономики, в побуждении и принуждении платить налоги.

В-третьих, в стимуляции наемных работников и бизнесменов больше работать (в том числе и за счет увеличения пенсионного возраста) и вкладывать свободные средства, прежде всего, в расширение производства.

В-четвертых, в поддержке роста экспорта, а одновременно и внутреннего рынка за счет усилий национального товаропроизводителя.

В-пятых, как правило, в ощутимой (но не обвальной) девальвации национальной денежной единицы с целью оживления экспорта и оборота денег.

Понятное дело, это не исчерпывающий комплекс мероприятий, но и этого списка достаточно.

Непопулярность подобных реформ понятна. Даже такое теоретически поддерживаемое почти всем обществом мероприятие, как борьба с коррупцией, при претворении в жизнь для многих превращается во что-то раздражающее и неприятное. За примерами далеко ходить не нужно: в Грузии фактически ликвидировали коррупцию в дорожной полиции. И что? Многие недовольны: ну, выпил вина, но разве это причина платить довольно большой штраф, а то и прав на время лишиться? Раньше дал полицейскому “на лапу”, и все, а теперь... Еще больше недовольна творческая интеллигенция: раньше доцент N мог позвонить профессору S и сказать: слушай, тут мой племянник к тебе в вуз будет поступать, так ты уж присмотри за парнем, а за мной не пропадет. Сейчас же вся подобная значимость профессорских и доцентских дипломов превратилась в ноль, поэтому в оппозиции к Саакашвили видим немало известных интеллектуалов и творческих людей, чьи имена в таких привычных далеко не только для грузин махинациях теперь ничто...

А детенизация экономики? Тоже практически все выступают “за”, но придется платить со всех заработанных денег налоги, иногда довольно большие. И даже наполненность рынка за счет национального товаропроизводителя — не для всех благо, потому что немало люда кормится за счет ввоза и продажи товаров зарубежного производства, а тем более это не благо для мощных иностранных фирм.

Но вообще такие реформы срабатывают, если нужно в сравнительно короткий срок не просто финансово оздоровить экономику, но и провести ее хотя бы частичную модернизацию, включая структурную перестройку.В Украине же так называемые непопулярные реформы имели совсем другие последствия. Наверное, потому что они были нацелены не туда, проводились не так и не теми людьми. Можно было бы прибавить: “и не в той стране”, но это было бы уж совсем пессимистично, хоть и содержало бы в себе элементы истины.

Задержка с выплатами пенсий и зарплат во времена премьерства Лазаренко и Пустовойтенко — иногда на целые годы, разрушение социальной инфраструктуры, деградация многих научных, культурных и образовательных учреждений, рекреационных заведений (так сокращались государственные расходы), “прихватизация” за бесценок государственного имущества будущими олигархами (и сугубо пародийные приватизационные сертификаты для широкой публики) в сочетании с уничтожением большей части наукоемкого производства, переход более 60% экономики в тень, резкое сужение возможностей внутреннего рынка, стремительная инфляция, которая в 1993 году вышла на уровень гиперинфляции, уменьшение количества стимулов к квалифицированному производительному труду и коррупция на всех уровнях...

Нет, конечно, переход от государственно-директивной к рыночной экономике за счет всех проведенных в эпоху Кучмы реформ все же произошел, но, во-первых, часть экспертов считает, что этот переход произошел вопреки многим действиям тогдашней власти, а не благодаря им, во-вторых, результатом перехода стало утверждение в Украине наиболее неэффективной из всех разновидностей современного капитализма — олигархического (или же олигархическо-кланового). Да еще и с сильным привкусом доминирования компрадорского капитала, ориентированного не на украинские национальные интересы, а на связи с бывшей метрополией и на подчиненную ей роль как на внутренней, так и на внешней аренах.

С точки зрения ряда западных экспертов, олигархический капитализм — это наименее экономически и социально эффективная разновидность современного капитализма, что, собственно, украинские граждане уже прочувствовали на себе.

Капитализм имеет много разновидностей. Украинская — наихудшая

Известные западные эксперты Вильям Баумол, Роберт Литан и Карл Шрамм анализируют, какая разновидность капитализма имеет наилучшие перспективы. Они говорят о четырех современных мировых типах капитализма: олигархическом, государственном, крупном устойчивом или организаторском и предпринимательском.

Олигархическая форма капитализма характеризуется как самая примитивная из всех не только из-за наибольшего разрыва между кучкой богачей и нищей массой народа, но и потому что олигархи (подумаем при этом об украинских) не ставят себе целью экономический рост, а только собственную прибыль и свое безграничное обогащение. Такая система капитализма характерна, на взгляд упомянутых исследователей, для Латинской Америки, Ближнего Востока и Африки. Что касается государственного капитализма, то эксперты считают его в силу объективных причин более характерным для Юго-Восточной Азии, где государственное руководство демонстрирует успехи в выборе лучших западных образцов промышленности и технологий, но рискует ошибиться в дальнейшем выборе и потерять средства в уже существующих секторах рыночной экономики, что проявилось в азиатском кризисе в конце 90-х годов.

С точки зрения В. Баумола, Р. Литана и К. Шрамма, крупный организаторский капитализм Западной Европы и Японии в своей борьбе за высокий уровень доходов в 80-е годы не смог в дальнейшем в полной мере соответствовать возросшему уровню производительности в США и подготовиться к буму информационных технологий начала 90-х годов. Эксперты также считают, что одной из бед крупного организаторского капитализма на Западе является чрезмерная бюрократизация экономики, когда руководство боится рисков развития и коммерциализации радикальных новаторских решений, которые значительно расширяют пределы производства и приводят к качественным ускорениям производительности и экономическому росту.

Именно предпринимательский капитализм, на взгляд экспертов, больше всего способствует расширению горизонтов производства за счет смелого и радикального новаторства. Но таких предприятий-гигантов, как “Боинг”, “Форд” или “Дженерал Моторс”, не достаточно для успехов, а нужны качественно новые фирмы с наиболее радикальными новаторскими подходами в использовании как новых серийных технологий, так и новых организаторских форм производства. Поэтому упомянутые ведущие эксперты Запада считают, что наиболее перспективным является правильное сочетание организаторского и предпринимательского капитализма. Они также предупреждают, что для государственного капитализма таких стран, как Россия, Китай и Индия, важно не пропустить момент перехода к более качественным “смесям хорошего капитализма”.

Как в этом контексте обстоят дела с украинским капитализмом?

По состоянию на середину “нулевых” лет ХХІ века, этот капитализм имел ряд черт, которые красноречиво характеризовали его. С одной стороны, шла речь о достаточно высоких темпах экономического роста (которые, впрочем, были крайне неравномерными в разных отраслях и не позволили восстановиться после кризисных 90-х подавляющему большинству высокотехнологичных отраслей) и наращивания экспорта. С другой стороны, удельный вес заработной платы в ВВП был на одном из самых низких мест в мире. Так, в 2005 году в Украине, несмотря на увеличение объемов фонда оплаты труда на 41% по сравнению с предыдущим годом (одно из последствий оранжевой революции), доли расходов на оплату труда в ВВП и в себестоимости продукции составляли, соответственно, всего лишь 27% и 18%, тогда как в европейских странах они составляли в среднем 50—65% и 30—35%.

Такая ситуация неудивительна: новые крупные владельцы вместе с властью вели себя в Украине так, как шайка завоевателей. Бывший британский премьер Джон Мейджор отметил в свое время, что если бы существовала Нобелевская премия за ловкое обворовывание страны, то ее, несомненно, получили бы украинские олигархи. Стоит вспомнить, как, по данным американских экспертов из издания “Стратфор”, один из известных сегодня украинских олигархов только за 1998 год провел через “Банк Нью-Йорк” около 9 миллиардов дол. Или же о том, что в Израиле было создано спецподразделение по расследованию инвестиций в эту страну из Украины и России, которые достигали в конце 90-х более 20 миллиардов дол. и угрожали национальной безопасности этой страны. Сегодня, после некоторого улучшения ситуации, вызванного оранжевой революцией, около половины экономики снова ушло в “тень”.

К тому же эксперты подсчитывали, что из Украины за годы правления Леонида Кучмы было вывезено более 40 миллиардов дол. Попытки некоторых правительственных чиновников бороться с тотальным разграблением страны и коррупцией заканчивались одним: их отправляли в отставку. Сегодня украинские олигархи принадлежат к самым богатым людям Европы, в то же время Украина занимает последнее место в Европе по уровню зарплат и социального обеспечения. Средний класс, который в Северной Америке или Европе является главной действующей силой общества, загнан на периферию: 90% украинского национального богатства принадлежат 10% населения, а если присмотреться внимательнее, то практически все это богатство окажется сосредоточенным в руках нескольких сотен семей. Создается впечатление, что периодические инфляционные “потрясения” и банкротства системообразующих банков — это не следствия стихийных рыночных процессов, а умышленные действия властно-олигархических кругов с целью не допустить утверждения реального (а не определенного по субъективным ощущениям) среднего класса, который бы составлял хотя бы 20—25% украинского населения и представлял бы серьезную экономическую и политическую силу.

А вместе с тем видим кричащее несоответствие имущественного, “особнякового” и “усадебного” бума в украинской власти и налоговых деклараций большинства властного бомонда. Зарплата депутата Верховной Рады становится символичной, когда наблюдаешь, на каком автомобиле или автомобилях он ездит или какие часы или телефон имеет, не говоря уже о шикарных особняках или дачах. Часто один лишь телефон народного избранника стоит две-три его годовых зарплаты в Верховной Раде. Это появилось не сегодня: еще 10 лет назад эксперт оценил стоимость автомобилей, на которых депутаты и министры собрались на одно торжественное заседание: она значительно превысила миллиард гривен, поэтому слова о “золотом миллиарде” имеют в Украине дополнительное значение.

Как когда-то сказал Блаженный Августин: “Государство без справедливости — это лишь шайка грабителей”.

Куда повернёт украинский капитализм?

Итак, стоит вернуться к вопросу о “непопулярных реформах”.

Сейчас их инициирует и собирается проводить властная вертикаль, сформированная политической силой, которую поддержали на выборах чуть ли не все долларовые миллиардеры страны. Иными словами, речь идет именно об олигархах, которые непосредственно держат в своих руках мощные экономические, политические, организационные и медийные ресурсы, о создателях нынешнего реального (а не записанного в Конституции и законах) государственного строя Украины.

Экономической основой могущества этих олигархов являются экспортно-ориентированные низкотехнологичные отрасли промышленности; их образовательный уровень (за исключением двух-трех), очевидно, недостаточен для понимания стратегических проблем социально-экономического развития страны. Ведь при нынешней кризисной ситуации именно “непопулярные реформы” должны были бы стать рычагом, который бы помог изменить вектор развития страны.

Настоящая, а не декларативная экономическая модернизация Украины должна была бы основываться на отказе от ведущей роли металлургической и химической промышленности (которая к тому же выпускает продукцию низкой степени обработки) и от экспорта непереработанной продукции сельского хозяйства в интересах более сложных промышленных и сельскохозяйственных товаров, которые бы шли как на мировой, так и на внутренний рынки. Более того, не забывайте, что производственные мощности большинства украинских отраслей экономики на 70—90% морально и технически изношенные, чрезвычайно энергоемкие и зависят от российского энергетического снабжения.

В этой ситуации имеются всего две альтернативы. Одна — это включение Украины в систему российского влияния с ее агентами среди украинских олигархов, и тогда вырисовывается эдакий постсоветский государственно-олигархический пояс стран с Россией. Вторая — это финансовое оздоровление и реализация Украиной модели организационно-предпринимательского капитализма без поспешной и радикальной ломки существующих сегодня отношений, но с усилением инвестиционного влияния государства на ключевые отрасли экономики, с реальной поддержкой среднего класса и конкретными попытками укрепить гражданское общество.

Ясно, что при втором варианте свою позитивную роль играют и ВТО, и европейские, и вообще западные инвестиции, и будущая зона свободной торговли с ЕС. Второй вариант лучше для украинского народа, потому что он открывает перспективу, как говорил когда-то Черчилль, “приближения к более справедливому распределению благ”, в чем организационно-предпринимательский капитализм приобрел чуть ли не больше всего позитивного опыта.

Однако захотят ли олигархи существенно ограничить собственное потребление (которое использует почти исключительно импортные товары) в интересах значительных капиталовложений в модернизацию экономики, что окупится нескоро? В их ли интересах формирование украинского массового платежеспособного покупателя — потребителя продукции среднего и малого бизнеса? Сделают ли они хоть шаг в преодолении коррупции в высших эшелонах власти, если до сих пор там все основывалось на противоположных принципах?

Это риторические вопросы, ответы на которые дать очень легко.

А потому “непопулярные реформы” в Украине, скорее всего, сведутся к повышению в два-три раза цен на газ для населения, к сокращению социальных программ, к уменьшению и без того мизерного финансирования науки, образования и медицины, что будет иметь катастрофические стратегические последствия, и к росту безработицы. В придачу к этому может быть на два-три года увеличен пенсионный возраст. И все это будет сочетаться с увеличением бюджетной поддержки “реальной экономики”, то есть, тех же олигархов.

Но сработает ли все это в том смысле, на который рассчитывают инициаторы реформ? Здесь есть серьезные сомнения. Скажем, 47% мужского и 39% женского населения Луганской области и сегодня не доживает до пенсионного возраста. Приблизительно такая же ситуация по всей Украине. Если же увеличить пенсионный возраст на два-три года, окажется, что до него не будет доживать больше половины мужчин, и вообще он будет равен средней продолжительности мужской жизни — 62—63 года. Психологически следствием этого станет настроение: “Все равно не доживу, так зачем мне отказываться от части денег сейчас?”, то есть “тенизация” значительной части зарплат и ощутимое уменьшение отчислений в Пенсионный фонд.

А увеличение вдвое, а то и втрое цен на газ для населения? Что будет делать власть, если начнутся массовые неуплаты? Будет содействовать газовикам в отключении газа потребителям? Будут ли закрывать на это глаза, как сегодня, когда в Киеве десятки тысяч владельцев квартир имеют огромные многолетние долги по оплате коммунальных услуг, и их никто не может ни заставить выплатить долги, ни выселить из помещений, опасаясь масштабного социального конфликта?

Уже сегодня украинцы хуже, чем раньше, платят за жилищно-коммунальные услуги. Так, в январе 2010 было оплачено всего 69,9% от начисленных сумм, а общая задолженность возросла на 11,1%. При этом в Днепропетровской области и Севастополе платит чуть больше половины населения; понятно, что при первом значительном повышении тарифов платить там станет меньшинство жителей, и общая сумма оплат станет еще меньше, чем раньше. Также понятно, что без жестких полицейских мер (и, соответственно, массовых антиправительственных акций) реализовать такие мероприятия невозможно. Не в последнюю очередь потому, что среди злостных неплательщиков есть сановные и денежные персоны, что хорошо известно широкой общественности благодаря СМИ, и люди убеждены: эти персоны будут продолжать пренебрегать общими правилами.

И вообще, почему нужно преодолевать кризис путем увеличения фискального бремени, которое несут рядовые граждане, средний и малый бизнес? Вот Франклин Делано Рузвельт, будучи губернатором штата Нью-Йорк, ввел существенный налог на роскошь. И ничего. Помогло как обеспечить оплату общественных работ десяткам тысяч малоимущих жителей штата, так и самому Рузвельту стать вскоре президентом США. Однако есть большие сомнения относительно того, возможно ли вообще такое в Украине — не захотел же парламент ограничить размеры пенсий, потому что это коснулось бы как самих депутатов, так и их “любих друзів”. Также не захотела Верховная Рада ввести специальный налог на недвижимость, даже когда речь шла о помещении в 500 кв. м, что в отечественных обстоятельствах является роскошью, поскольку средняя украинская семья имеет приблизительно в десять раз меньшую жилую площадь.

Таким образом, если планы “непопулярных реформ” без изменения типа социально-экономического развития в Украине будут иметь успех, то бедные станут еще беднее, богатые — богаче, средний класс будет и дальше влачить жалкое существование, а трудовая эмиграция, особенно образованной молодежи, будет все возрастать. Каким станет конечный итог таких “реформ”? Это вопрос, на который их инициаторы, похоже, сами себе отвечают: “На наш век хватит”. Но хватит ли? И вылечат ли украинскую экономику непопулярные меры косметического характера, на которые часть общественности уже молча согласилась, мол, от судьбы не убежишь, или загонят имеющиеся болезни в глубину? Кажется, это тоже риторический вопрос.

Впрочем, Баумол, Литан и Шрамм утверждают, что переход от олигархического капитализма к эффективному может потребовать чего-то наподобие революции — лучше мирной, — чтобы заменить элиты, для которых благополучие страны не является главным.

Сергей ГРАБОВСКИЙ, кандидат философских наук, Василий ЗИЛГАЛОВ, кандидат исторических наук