Почему Путин сдаст Донбасс. Но на этом не кончится

Все шумят, перекрикивают, друг друга подзуживают, кого-то выталкивают вперед: “Говори от нас”. А тот, кого вытолкнули, одновременно гордится, в восторге от своей храбрости, и боится сказать что-то “не от нас”: затащат обратно да и поколотят. А вот человек — дурной ли, хороший — может быть собеседником.

Источник угрозы

Кто-то не разговаривает с террористами, а российское первое лицо — с революционерами. Ну вот теперь в Киеве не революционное руководство. И это видно. Вот что Порошенко говорит в одном из новейших интервью про себя будущего: “Президент будет очень сильным. Тем уровнем народной поддержки и доверия, которые будут, и вы это увидите. И Майданы не будут влиять на президента, даже если кому-то сильно захочется. В противном случае Майдан из воли народа станет просто банальной политтехнологией. А как бороться с технологиями, я знаю”. И его союзник, новый мэр Киева Кличко первым делом обещает разобрать баррикады в центре Киева: “Задача Майдана выполнена”. В общем, революция закончилась.

Киев перестал быть главной опасностью для Путина, потому что перестал быть революционным. Главная опасность для Путина теперь Донбасс, потому что он остался революционным. И поэтому Путин не будет все больше и больше ввязываться в него, а будет отстраняться, отходить в сторону. Хотя в Киеве маршрутки еще лавируют между остатками баррикад, Майдан теперь не здесь, а в Луганске и Донецке, а значит, с ними надо настороже.

Чудо самоорганизации

Я вполне согласен с размером, в какой киевские власти оценили явку на референдум в Донецкой и Луганской областях. “Что касается участия граждан, по информации МВД, по информации экспертов, присутствовавших вчера в Донецкой, Луганской областях, в этом фарсе приняли участие: в Луганской области — где то на уровне 24% от населения, которое имеет право голосовать. В Донецкой области — чуть больше 32%”, — говорил и.о. президента Турчинов.

Только я не согласен, что незаконное мероприятие, в котором принимают участие 24% и 32% граждан, — это фарс. Это чудо самоорганизации.

Киевляне любят хвалиться самоорганизацией на Майдане или вчера в длинных очередях к избирательным участкам. Но ведь треть населения многомиллионных областей на референдуме, организованном наспех, непонятно кем, с неясными целями и последствиями, и очереди, из которых тоже, как и в Киеве, не расходились часами, — это неведомые прежде высоты политической самодеятельности населения.

30% людей, которые раньше привыкли, что все решает начальство, а тут взяли и пришли на такой не пойми какой референдум, — это немыслимо, бесконечно много. Это совершенно выдающееся явление низовой демократии.

Даже если воспринимать это как митинг — митинг, на который пришла четверть населения одной области и треть другой, — огромен. Это как миллионная демонстрация в трехмиллионном Киеве. Майдан на пике мобилизации, 8 декабря, дал примерно столько: по собственному счету от 500 тысяч до миллиона с учетом многочисленных приезжих из западных областей. А в случае востока я, как видите, беру счет его противников.

Юридический статус референдума, безусловно, как говорят киевские власти, “ничтожен”. Но ведь и юридический статус Майдана не определен. Строго говоря, юридического статуса у него и нет никакого, зато есть все остальное. Странно же слышать процедурные претензии к самодеятельному голосованию от тех, кто только что соглашался на процедуру утверждения кабинета министров на площади.

Конечно, по двум восточным областям бегают непонятные люди в камуфляже и с оружием, но вот эти-то люди в очередях, эти вполне понятные. На восток, может, и забрасывали через границу саботажников, но вот этих теток в очередях точно никто не забрасывал. Что выросло, то выросло.

Последняя осень

Путину есть где развернуться, есть кого поднять на борьбу. Но он не будет — в том смысле, в каком хотят одни и опасаются другие. Он будет сворачивать вмешательство, которое и так не было слишком прямым. И ясно почему.

Можно ведь и так посмотреть на восставший восток Украины: большие и малые города, а посреди каждого — московский Белый дом образца 1993 года. С соответствующими по составу и образу мыслей защитниками. Как будто разбили московское зеркало, а в каждом осколке по белому дому.

Ополченцы Донецка, Славянска, Луганска и прочих и выглядят, и говорят похоже на защитников московского Верховного Совета 1993 года. Почти та же смесь из жажды справедливости, военного авантюризма, культа оружия, ностальгии по Советскому Союзу, который не уберегли от предателей, ненависти к Америке, презрения к Европе, боевого православия без экуменических и еврейских штучек (не считая Содома и Гоморры, про них все правильно написано), выдуманной славянской мифологии, любви к форме, погонам, древним орнаментам, десантным ботинкам, камуфляжу, крестам, оптическим прицелам, красивым народным песням под гитару, смесь шашлыка у лесного костра, автосервиса, баньки, церкви, казармы и спортзала с тиром.

Такие были и на Майдане: вот они в Христианской школе снайперов отстаивают единство страны, воюют сейчас в патриотических батальонах Нацгвардии.

Как удачно выразился один украинский коллега: для ополченцев востока автомат Калашникова оказался самым быстрым социальным лифтом. Лучшим социальным лифтом за последние 20 лет. Был никем, мужичком из городка, где дорабатывает свое и вот-вот встанет старый советский завод, а он шерстит, где может, чтобы принести копейку в семью, ругает такую жизнь и власть, а тут взял в руки автомат, надел камуфляж — и серьезный человек. Народ смотрит с уважением. Кто наворовал, боятся. Защитник. Власть. Сила и слава, фобос и деймос.

В наш 93-й год таких хватило на несколько зданий в Москве на несколько дней. А на украинском востоке — на недели — уже второй месяц пошел, и на целые города. Так, по экономическим показателям на Украине 93-й год и завис, длится 20 лет. А еще в Москве по обе стороны были, может, социально чужие, но национально свои, а тут с одной стороны свои, а с другой — вроде такие же, социально похожие, а национально или сами чужие, или те, кто их послал.

Экспорт революции

Но ведь и в России хоть уже давно не 93-й год, а и у нас не везде росло, и у нас много мужиков, которые шерстят за копейку, ругают власть и такую жизнь и тех, кто в ней тепло устроился, предателей, которые развалили великую страну, чурок, америкосов, евреев, губернатора, олигархов, депутатов, Медведева, министра Сердюкова, ментов, любят камуфляж, оптический прицел, шашлык у костра, красивые народные песни, автосервис, баньку, спортзал, тир, а церковь если не любят, то уважают. И вот они видят, как такие же простые русские мужики в Донецке берут ствол и идут на дачу олигарха Ахметова наводить на родной земле порядок, очищать ее от нечисти. Так и они бы могли.

А такого Путину у себя в стране не надо. И пока Государственная дума выражается почти что словами Верховного Совета РСФСР 1993 года, почти языком Донецкой республики, там, где расположена реальная власть, срабатывает чувство самосохранения. Ведь в отличие от лозунгов Болотной, столичных Навального, Кудрина, Акунина лозунги Стрелкова и Славянска людям с последнего советского завода понятнее. Вот что могло бы поднять Россию и скинуть Путина.

Реальная опасность для Путина не экспорт в Россию киевского Майдана, а экспорт в Россию Донецкой республики.

И Путин будет отдаляться от Донецкой республики. Во всех его выступлениях на Питерском форуме не было слов про фашистов, бандеровцев и хунту. Не было даже про Новороссию и единство русского народа. И в новостях тему хунты и правого сектора все больше разбавляют балканские наводнения, железнодорожные аварии, похищенные нигерийки, европейские и украинские выборы. Даже главные идеологи остывают.

Конечно, Путин не может развернуться в один день кругом: он если не симпатичнее (хотя кому как), точно умнее Януковича. Он не скажет сегодня одно, а завтра совсем противоположное, и другим не велит. Он будет выходить из дела постепенно. Но он будет выходить, потому что после того, как в Киеве кончится Майдан и начнется обычная политика, в Донбассе останется вот эта национал-ностальгическая сечь вооруженных идеалистов, которая в отличие от Майдана может перекинуться на глубинную Россию.

Но это не значит, что все кончится. Путин будет уходить, а мужички с социальным лифтом в руках и чувством, что надо, чтобы порядок и справедливость на родной земле, останутся. Путин отойдет в сторону, потому что для него, государственного служащего и юриста, обязательно наступит момент, когда законная государственная центральная власть в Киеве будет понятней вольницы самодеятельных республик — не важно, что этим он помогал, а Киеву мешал, и эти за него, а Киев против.

Но когда Путин отойдет в сторону, восток — какой он есть, останется. А у Киева останется искушение видеть во всем Путина, одного его и никого больше, как российская пропаганда видела везде один большой правый сектор. Сейчас сочиню китайскую пословицу: нельзя поймать дракона в комнате, где есть только кошка. Нельзя победить Путина там, где его нет, или там, где дело не только в нем. Секрет настоящей победы простой: нельзя взять свободу себе, не дав ее другим. Она всегда обернется и собственной несвободой.

Украина рискует впасть в ту же ошибку, в какую впала в первом десятилетии этого века Грузия, — то и дело повторять: “Пусть Россия вернет нам Абхазию, пусть Россия вернет нам Донбасс”. Психология тут понятная: если уж проигрывать, то огромной России — это не так неудобно, как не пойми кому. Но Россия может вернуть, именно вернуть Абхазию или Донбасс прежним хозяевам, только завоевав их. А воевать ни с Украиной за Донбасс, ни уж тем более с Донбассом за Украину она не будет.

Александр БАУНОВ