Пляски дураков

Эти пункты давления, эти источники страха так глубоко погребены в нас и в то же время настолько активны, что мы черпаем из них, как из артезианских колодцев, — говорим вслух одно, но шепотом выражаем совсем другое.

Стивен Кинг, Danse macabre

В конце восьмидесятых, когда я думал, что буду профессионально заниматься литературой, случилось работать с книгой, цитату из которой я вынес в эпиграф. Время действия и обстоятельства имеют прямое отношение к теме, о которой я хочу с вами поговорить — об ужесточении условий карантина и дурацких танцах вокруг всего этого.

Эту книгу Стивена Кинга можно было получить только в читальном зале библиотеки иностранной литературы в Москве по специальному ходатайству, которое мне любезно выписал директор Института литературы Мыкола Жулинский, поскольку я числился там аспирантом.

Ожидание книги из спецхрана и дальнейшее пользование (только конспектирование, никаких фотографий или копий) было чем-то средним между работой с банковской ячейкой и целованием церковных святынь.

Я вспомнил это потому, что конфликт между законодательным полем, реальной общественно политической ситуацией и обычным человеческим поведением всегда порождает различные культурные феномены.

И конфликт этот совершенно не нов, и мое поколение видало такое не раз, а старшее — и подавно.

Книга Стивена Кинга называется Danse macabre (название неточно переводят как “пляска смерти”). Фраза, означающая пляску скелетов, аллегорический сюжет живописи и словесности Средневековья. Macabre — “ужасный, жуткий, кошмарный”.

Книга рассказывает о жанре литературы ужасов, но также говорит и о страхах вообще, что послужило основой помещения ее в спецхран. Поскольку в Советском Союзе официально не было не только секса, как известно, но и страха.

Теперь вот у нас все появилось, а кое-что — даже в избытке, если говорить о страхе. По факту имеем серьезные ограничения основных прав и свобод. В этом смысле наша евроинтеграция полностью удалась. Ужесточение режима карантина, как и реакция на него на всем континенте, достаточно сходны, особенно если говорить о Восточной Европе. Эпоха примерно в двести лет, в течение которых формировалась нынешняя система социального поведения, завершается.

Но у себя мы также имеем удивительный социологический факт: большинство людей в этих правах и свободах совершенно не нуждаются, и готовы безболезненно с ними расстаться. Поскольку, как известно, свободу на хлеб не намажешь. Об этом факте желательно не забывать (хотя будут прилагаться пропагандистские усилия), поскольку он идет в разрез с мифом о тотальном и исключительном свободолюбии украинцев.

Стремительно рассыпается школа нормативности социального поведения. Одни и те же люди возмущались поведением некоторых жителей Новых Санжар и требовали от полиции применить силу к беглецам с вьетнамских и балийских авиарейсов. Сходных примеров становится все больше. Это такая квантовая ситуация, при которой обе точки зрения по одному поводу вполне уместны, и по-своему моральны.

Посмотрим, где же у нас пролегла граница здравого смысла в карантинных мероприятиях, опираясь на социальную реакцию, как на маркер. Остановка общественного транспорта, понятно, никого не обрадовала, но в этом была простая общедоступная логика: массовое скопление людей опасно для их здоровья и жизни. Что такое массовое скопление в метро в час пик, объяснять не надо.

Прочие гигиенические требования тоже малоприятны, но более-менее понятны. Хотя с началом массового ношения масок можно констатировать начало развития реактивных психозов, поскольку люди не видят мимики других людей. А это усиливает их неуверенность и тревожность в разы.

Но ограничения физического передвижения на открытом пространстве, фактический домашний арест старших людей и прочие режимные требования вызвали уже просто ярость как минимум двух социальных групп: людей 60+ и матерей с детьми.

Любопытно, что Турция пошла другим путем — запретив внешние передвижения для молодежи. С точки зрения контагиозности это тоже разумный подход, поскольку количество контактов старших людей с возрастом лишь уменьшается до нескольких знакомых, а молодежь нуждается в тусовках. Говорить же о том, что ограничение передвижения для старших людей — это забота об их здоровье — чертово лицемерие. Любому государству вообще наплевать на ежедневные смерти граждан, если это не создает политических проблем. У нас ежедневно десяток людей гибнет в автомобильных авариях, но кто по ним плачет, кроме родственников? А теперь представьте себе новостную ленту, где говорится, что от коронавируса ежедневно умирает десять людей и никакой тенденцию к уменьшению этой цифры нет.

Не в моей компетенции обсуждать эпидемиологическую целесообразность таких требований, хотя юридически это просто рекомендации, а не законы. Тем более, если посмотреть на соседнюю Польшу (не говоря уже о Венгрии), где ситуация еще более мрачная с точки зрения режимности. Комендантский час, поляризация и нарастающее противостояние разных слоев населения, тотальный контроль полиции, армии, спецслужб. Ряд стран, включая нашу, превратились в гетто.

В нашем случае можно констатировать, что хрупкое единство государства и общества, возникшее в начале российско-украинской войны, сегодня разрушено окончательно.

Несколько предыдущих лет элегантно нарастающей лжи и коррупции увенчались не только стремительной политической самодискредитацией нынешней власти, но и ее дружным командным прыжком на силовые грабли.

Как и в предыдущих своих статьях, я снова напомню, что для социального поведения совершенно не важно, как на самом деле функционирует то или иное явление, и какие мотивы вызвали его к жизни. Важно лишь то, как это воспринимается. Для того чтобы это воспринималось адекватно, нужна последовательная культурная политика страны или хотя бы политика вообще. Если этого нет, люди всегда будут интерпретировать происходящее в самом худшем виде. Тем более что этому ежедневно будет множество подтверждений. Демонстративное штрафование гуляющих в парках — и ни одного пойманного за массовые поджоги вокруг Киева? Да ладно. Что дальше, — бабушки в наручниках при попытке проникнуть в аптеку и беспаспортные дедушки с завернутыми за спину руками?

Не важно, что этого не произойдет. В сознании людей это уже состоялось из-за идиотской напыщенности спикеров власти, произносящих политически самоубийственные тексты. Если употреблять термины диагностики, я назвал бы это “институциональной импотенцией”. Хорошие ребята, но вот это вот у них никак не получается.

Недоверие к власти — в нем не так уж много рационального, хотя бы потому, что это недоверие — массовое. Оно основывается на поведенческом опыте прошлых лет и поколений, и содержит в себе два параметра.

Первый — когда государство начинает народ успокаивать, — значит все действительно плохо и будет еще хуже. Чем энергичнее успокаивает, тем хуже будет. Если говорит, что это скоро закончится, — значит, по всей видимости, это надолго. Если говорит, что чуть затянется, — значит навсегда.

Второй — если у государства вырисовывается какая-то последовательность действий, то эта последовательность будет прогрессировать только в интересах государства. То есть, если сначала были такие ограничения, а потом — такие, то следующие будут уже понятно какие.

Если раньше вымогательство гаишников, пожарников и санэпидемстанции было локальным и общеизвестным, то сегодняшнее вероятное вымогательство запретителей и разрешителей может увеличиться в разы. Если кто-то говорит, что это совершенно невозможно, пусть прочитает пункт первый.

Лучшее в этой ситуации, что могла бы сделать власть, так это посадить себя на политический карантин, и вернуться к своей партийной склочности и кадровым интригам только после полной нормализации ситуации. Если кажется, что в мутной воде эпидемии можно что-то поймать, пока все ходят в масках и имеют социальную дистанцию, то они поймают там только еще большую проблему. И то такую, что не унести.

Здесь важно также отметить, что никакого “государства” как субъекта психологической коммуникации в реальности не существует. Не только у нас (хотя у нас есть, безусловно, свой макабрический колорит), а и в большинстве других стран. Люди общаются в лучшем случае с мелкими чиновниками, которые, в зависимости от ситуации, воспринимаются либо как малозначащие представители местных властей, либо наоборот, как символы высшей власти, особенно если они в погонах.

Проклинают граждане обычно государство в целом, и не важно за что. А хвалят обычно мелкую обслугу, тоже не обязательно, что по какому-то вескому поводу. Просто потому, что этот чиновник “ближе к телу” на данный конкретный момент.

Население наше совершенно не из пугливых (в отличие от центральной Европы и Северной Америки), но это не означает, что оно не нервное. Нервные реакции запускают предыдущие травмы, а их у нас более чем достаточно. Иногда мне вообще кажется, что наша нация сформирована исключительно из травм.

Давайте попробуем вычленить основные рукотворные составляющие нынешнего кризиса.

Во-первых, термин “кризис” уместно употреблять сейчас потому, что при очевидной опасности риски были оценены… (ну как бы оценены) как обычно, в стиле плясок на граблях. Что и запустило механизм кризиса.

Во-вторых, если раньше горизонт планирования и так был не более трех месяцев (что почему-то торжественно называлась “стратегией”), то сейчас он вообще не больше месяца.

В-третьих, практика успокоения “тут и сейчас” приводит лишь к еще большей панике, потому что народ, может быть и не слишком умен, но четко ощущает, когда у власти нет никакого плана действий. Как конь мгновенно ощущает неумелого наездника и ведет себя соответственно.

Поляризация общества будет углубляться не по оси “восток—запад”, а во все стороны сразу. В этом смысле о солидарных действиях общества можно забыть, — каждый будет сам за себя.

Учитывая социологию, искушение лечить все социальные и экономические болезни общества тоталитаризмом сильно возрастет. Но это уже будет искушение для следующей каденции политиков, которая может пройти быстрее, чем ожидалось. Но для тоталитаризма нужна соответствующая культура и идеология. Их должны вырабатывать культурные и образованные люди, а на основании хотелок масс они могут получить лишь очередную имитацию.

Технически следующий месяц уже будет периодом формирования реактивных психозов и усиления существующих депрессий, что может привести к росту преступлений на бытовой почве. В этом процессе будут участвовать два фактора — объективное резкое сокращение рабочих мест уже не только в сфере обслуживания, но и в сфере производства, и уже неоднократно упоминавшиеся выше бюрократические пляски дураков.

Социальные страхи в значительной степени порождают иллюзии контроля. Это иллюзия тотального контроля государства над человеком, чего в действительности вполне можно избежать, если думать собственной головой, и на этот счет есть множество исторических примеров. И вторая иллюзия — то, что мы якобы в состоянии контролировать окружающую среду. Для этого нужно просто больше денег и разных технических средств. Вот на достижение этого контроля и следует тратить свою жизнь. Что, конечно же, является полной чушью. Но общество потребления внушало нам, что альтернативой этому являются лишь дауншифтинг и лузерство.

Плохая новость для бюрократов всего мира и хорошая для граждан — люди получили шанс довольно отчетливо увидеть ничтожность своих потребительских стратегий.

Конечно, когда весь этот карантинный бред закончится, люди в массе своей вернутся к прежнему образу жизни. Мы раз в несколько лет слышим заклинания, что некое явление уж в этот-то раз бесповоротно изменит лик страны, а то и мира в целом. Чтобы действительно начались необратимые изменения, воздействие должно длиться не менее трех лет непрерывно, как в оккупированных районах.

Но, возможно, наша самооккупация позволит людям хотя бы на бытовом уровне лучше отделять главное от второстепенного. А там, глядишь, и до государства дело дойдет.

Олег ПОКАЛЬЧУК