ДАЙДЖЕСТ

План “Э” по Донбассу. Почему не сработает экономическое фэнтези от Шмыгаля

[07:50 27 декабря 2020 года ] [ dsnews.ua, 26 декабря 2020 ]

В правительстве утвердили экономического концепцию развития Донецкой и Луганской областей. И речь не просто о региональной дорожной карте формирования областных кластеров, а о запуске новой экономической модели на подконтрольных территориях.

В последнее время на фоне неудавшегося плана “А” относительно мирного урегулирования войны на Донбассе (под которым подразумевают пакет Минских соглашений во всех вариациях их интерпретации) все чаще звучали обещания применить некий план “Б” как альтернативу минского, нормандского и прочих форматов, которые, очевидно, зашли в тупик.

Однако на фоне затянувшейся паузы между пробуксовкой “А” и загадочным “Б”, оказалось, что на “трубе”, как в известной детской считалочке, внезапно появился план “Э”. Экономика. Его мы и проанализируем. Но для дальнейшего понимания, начнем с теории и примеров успеха.

Какие бывают факторы экономической деоккупации

Об экономических инструментах деоккупации мы неоднократно писали в рамках специальных аналитических исследований и в отдельных статьях. В частности, среди наиболее перспективных моделей экономической деоккупации неподконтрольных частей Донецкой и Луганской областей, мы предлагали применить такой инновационный инструмент мирного урегулирования как “Демилитаризованные свободные экономические территории” (ДеСЭТ), которые могли стать своеобразным линком, соединяющим подконтрольную и оккупированную части двух областей. Данное предложение обосновывалось в частности исследованием экономики оккупированных территорий, проведенным в рамках проекта Украинского института будущего (экономическую часть исследований высоко оценил выдающийся европейский дипломат и специалист-международник по постсоветскому пространству — Пьер Морель).

Экономические инструменты — это уникальный способ сперва охлаждения военных конфликтов, а затем — и их разрешения в мирном ключе, с наименьшими социальными и экономическими последствиями. Их можно сравнить с “наноинструментарием” мира, который действует незаметно, но постоянно и в одном направлении — в векторе мира. Классический пример — это Промышленный регион Кэсон (специальный админрегион в КНДР, расположенный в 10 км к северу от демилитаризованной зоны общей площадью 66 км²), где несколько сотен малых и средних южнокорейских компаний, которые, используя рабочую силу Северной Кореи, производят товары с высоким уровнем ручного труда, в основном женского: текстиль, обувь, посуду и т.д. Именно Кэсоннский технопарк стал связующим звеном, который кооптировал северокорейские политические элиты в процесс международного торгового обмена и получение рыночных экономических рент. Кэсон стал тем мостом между двумя Кореями, который привел два государства к началу процесса денуклеаризации полуострова и старту процесса взаимного примирения и политического сближения севера и юга. Экономический инструментарий — это способ заставить агрессивные политические региональные элиты повесить на гвоздь АК-47 и надеть деловой костюм. Это механизм, когда бывшие комбатанты начинают понимать, что намного выгоднее торговать, чем воевать.

И хотя каждый конфликт уникален, у кэсонской модели экономической деоккупации есть ряд факторов, которые нужно закладывать в аналогичные модели мирного урегулирования в других странах.

Фактор производительности труда — он как правило на 30-40% ниже, чем в аналогичных компаниях в других регионах страны.
Фактор убыточности — более ста компаний в Кэсонском технопарке были убыточны и лишь четыре — прибыльны. Их ключевая задача — не зарабатывать, а конвертировать экономику в мир.
Фактор инвестиций — это, как правило, внутренний капитал с существенным участием государства в инфраструктурном развитии, в первую очередь по причине убыточности и фактора производительности труда.
Фактор эскалации — Кэсонский технопарк периодически останавливался, когда военное противостояние входило в горячую фазу, а также на фоне ядерных испытаний в Северной Корее. В итоге КНДР объявила Промышленный регион Кэсон военной зоной, а Южная Корея отключила его предприятия от водоснабжения и электроэнергии. На данный момент, часть оборудования технопарка вывезена на юг, а часть законсервирована.

Аналогичные примеры применения экономических моделей зафиксированы в Мексике: в неспокойных приграничных штатах с сильным развитием сепаратистских движений, например в штате Чьяпас на границе с Гватемалой. Здесь старые заброшенные шахты и месторождения янтаря передавались под управление местных общин. На Донбассе — это был бы не солнечный камень, а, например, уголь.

Хорошее начало: кластеры

Как мы установили, экономические инструменты деоккупации весьма перспективны и действенны. Но их применение на практике имеет ряд условностей и ограничений, которые обязательно необходимо учитывать. Удалось ли это концептологам из нашего Кабмина?

В преамбуле программа опирается на модель кластерного развития регионов, о которой мы также писали и которая является наиболее рабочей для украинской экономики в контексте размещения производительных сил в рамках постсоветских территориально-экономических районов, территориально-производственных комплексов (ТПК) и научно-производственных комплексов (НПК). Напомним, Донецкая и Луганская области входят в бывший Донецко-приднепровский экономический район, с двумя промышленными районами (Приднепровье и Донбасс) и двумя промышленными узлами (Приазовье и Харьков). Логично, что и восстановление экономического потенциала региона необходимо начинать на платформе уже сформированных экономических взаимосвязей и технологических цепочек.

Но на этом волна позитива спадает на нет, и дальше в программе выныривают такие пассажи, что начинаешь подозревать, что писали ее чуть ли не “декабристы”, которые “слишком далеки были от народа”.

В отрыве от реальности

Как известно, базовыми технологическими цепочками Донбасса всегда были: “уголь — кокс — металл” и “уголь — электроэнергия — металл”. Именно с возрождения этих цепочек добавленной стоимости от сырья (уголь) к полуфабрикату (металл) и стоило начинать возрождение региональной промышленности. Как это уже было в 90-е, когда большая часть местных предприятий также остановилась, правда, по другим причинам, но результат одинаковый: безработица и экономическое падение.

Однако вместо указанных рабочих цепочек, авторы программы придумывают что-то из области экономического фэнтези: “обучение — исследования — инновации”. Да, в программе не раз упоминаются общие фразы о “техническом переоснащении и модернизации шахт” и “внедрении инновационных решений в сфере добычи угля”, однако без контекста технологических цепочек.

Для тех, кто знает местные реалии акцент на обучение и инновации — почти “говорящий лес”. И не потому, что нельзя обучаться и исследовать. Просто для вызревания инновационных моделей развития нужна совершенно иная экономическая среда. Но в программе упорно делается акцент именно на инновации, которые и на мирных территориях у нас практически не вызревают, не говоря уже об их трансферте из науки в реальный сектор. Наряду с промышленными и аграрными кластерами предлагается запустить туристические и инновационные. И это на территориях, где совсем недавно не разрешили провести местные выборы.

Без адекватной базы, предлагается активировать на подконтрольных территориях Луганской и Донецкой областей модель опережающего развития. Чисто теоретически это возможно, исходя из того, что более половины производственных мощностей региона остановлено, а остальная половина — недогружена. Следовательно, при максимально полной загрузке регионального индустриального ядра темпы роста в этих двух областях будут существенно выше, чем в целом по стране. Но реально ли это в рамках утвержденной стратегии?

Точный ответ трудно сформулировать по причине того, что в программе не указан эффективный инструментарий достижения целей (перезагрузка региональной экономики в два этапа: на подконтрольных территориях и затем в рамках полных областей), а тот, что обозначен — либо недостаточен, либо концептуально ошибочен.

Базовая модель — территории приоритетного развития. То есть то, что уже применялось в Украине ранее в виде свободных экономических зон (СЭЗ) и специальных режимов инвестиционной деятельности (таковых было создано до сотни). Кроме того — это и “калька” российской модели территорий опережающего развития (ТОР).

В частности — идея запустить в регионе международные коммерческие арбитражи, что априори трудно будет осуществить в зоне перманентного военного конфликта и потенциального форс-мажора. И даже если идея будет реализована — какие споры будут рассматриваться? Военно-гражданских администраций и частных компаний?

И здесь мы наталкиваемся на очевидное противоречие: создание любых форм льготного инвестирования на платформе региональных кластеров — это по определению дерегуляция и устранение государства от управления территориями, которые администрируются советом инвесторов. Но парадокс как раз и заключен в том, что на территориях, прилегающих к линии разграничения действует особый правовой режим, существенно ущемляющий в правах как физических, так и юридических лиц. Что проявляется в особом режиме перемещения товаров и пассажиров, контрольно-пропускных пунктах, таможенных и фискальных постах. Сами территории находятся под управлением военно-гражданских администраций, и слово “военные” здесь стоит на первом месте. То есть на указанных территориях априори невозможны таки “магниты” привлечения инвестиций как дерегуляция и свободный режим движения товаров, услуг и рабочей силы.

Кабмин планирует создать в условной Авдеевке экономику 5-6 технологического укладов. То есть на базе условного “коксохимического комбината” планируют создать НБИК-конвергенцию (нано-био и когнитивные технологии как основа шестого технологического уклада). Тут стоит вспомнить, что согласно исследованиям украинского ученого В. Василенко “Технологические уклады в контексте стремления экономических систем к идеальности”, по состоянию на 2013-й (с тех пор в структуре нашей экономики все стало только хуже), удельный вес производств по техукладам сравнительно составляет:

Страна	III техноуклад	IV техноуклад	V техноуклад	VI техноуклад
США	—	20 %	60 %	5 %
РФ	30%	50%	10%	—
Украина	57,9 %	38 %	4 %	—
Беларусь	23,9%	68,7%	7,7%

То есть даже в формате пятого техуклада у нас работает лишь 4% экономики (в Беларуси — 7,7%, РФ — 10%, США — 60%). А признаков сегмента шестого у нас статистически не выявлено. Но Кабмин планирует создать инновационное ядро практически прямо на линии соприкосновения, не учитывая тот фактор, что пятый и шестой техуклады — это даже не инвестиции и не инфраструктура. А социальный капитал и креативный класс, который в Украине сократился до “озонового слоя” даже в столице, не говоря уже о регионах, тем более находящихся в состоянии военного конфликта.

Кроме того, правительство хочет создать Фонд консорциумного развития инфраструктуры (то есть ее якобы построят инвесторы за свой счет) и Государственный венчурный фонд. А также запустить механизм страхования рисков, в том числе военных.

Все это напоминает “чеченскую” модель решения конфликтов: залить средствами мятежный регион и надеяться, что это приведет к миру. А если нет — опять залить средствами и так десять раз подряд. Как известная школа в Аргуне, которую ремонтировали и разбивали во время артобстрелов. Ремонтировали и разбивали. Но в РФ были нефтедоллары, а в Украине надеются на помощь Запада, который вряд ли подпишется под таким планом.

Кому на самом деле станет лучше

Зато данная схема идеально подходит для местных ФПГ — они получат льготы, международный арбитраж и государственные инвестиции в инфраструктуру. (План восстановления Донбасса ведь будет финансироваться не только якобы за счет иностранных инвесторов и доноров, на чем делается акцент, а и из государственного и региональных бюджетов). И производство кокса и химических удобрений станет еще рентабельнее. Правда, все это будет происходить в рамках третьего техуклада, но именно на него рассчитаны региональные параметры человеческого и физического капитала, а других там нет и не будет. Можно, конечно, закрыть шахты и заменить их на солнечные батареи, но это не решит проблему социального развития региона.

А что действительно нужно

Как мы аргументировали выше, восстанавливать регион нужно с повышения эффективности базовых технологичеких цепочек “уголь — кокс — металл” и “уголь — электроэнергия — металл”. А что далее? Реновация местного индустриального ядра на базе централизованного государственного заказа (на первом этапе с убытками). Государственная гарантия работы на основе запуска региональных производственных мощностей и безусловный базовый доход на уровне средней зарплаты по стране при условии трудоустройства. На фоне инфраструктурных государственных инвестиций.

Только в такую патерналистскую модель поверили бы люди и стали бы приобщаться к активной трудовой деятельности, в том числе возвращаясь из других регионов страны. Примерно через 10 лет в регионе можно было бы запустить промышленные учебные центры по переквалифицированию шахтеров в машиностроители. В перспективе можно было бы развивать в регионе легкую и химическую промышленность. А уже через 20 лет — подумать и о НБИК-конвергенции на базе донецких и луганских вузов после их деоккупации.

Вот только такая программа вряд ли изобиловала бы фразами о “присоединении к высокотехнологическим европейским и мировым кластерам”…

Алексей КУЩ, финансовый аналитик, экономический эксперт