Об исторической вине и коллективном покаянии

Со своей стороны гарантирую лишь, что все написанное ниже — написано честно, и выстрадано через работу разума и души.

Нельзя измерить глубину боли, что обрушилась на народ. Обрушилась внезапно, вероломно и жестоко. Нельзя закрыть глаза на то, что было в нас и сделало возможным эту боль. Но в чем корень беззакония?

Здесь ответы разнятся. Кто-то говорит по сути об “имперской неполноценности” российского воображения, которую дескать не исправить. Но тогда нет и надежды — только цикл зла и насилия на потеху всему миру. Кто-то, наоборот, считает что единственная причина зла сегодня — недостаточность силы в дне вчерашнем. Дескать, “додавили бы гадину в 2014” и не страдало бы сегодня мирное население. Губительное заблуждение так думать, но мысль, увы, популярная и среди людей, в остальных отношениях, мудрых.

На мой взгляд, если и есть причина, которая раз за разом приводит к трагедии, то имя ей — нелюбовь. Именно неспособность большинства жителей России полюбить не то, что Бога или ближнего, но и себя самого, создала ту общественную среду, в которых распускаются цветы рессентимента, в которых умирает эмпатия и способность со-переживать чужой боли, в которых жизнь человека и пространство вокруг него скатывается в воронку саморазрушения.

Любовь — основная энергия человеческой жизни, жизнеспособного со-бытия, и возможно мироздания в целом (допустимая интерпретация квантовой физики). Но если это основание разрушено на уровне общества, то даже его праведники мало, что могут сотворить.

Нелюбовь к жизни — в глубине душ. Мало кто может признаться себе в подобной слабости, но подсознание не обманешь. Именно оттуда, подобно каплям воды из текущего крана, рождается тревожное чувство „что-то не так“. Сознание не терпит пустоты. И в условиях недоступности истины начинаются поиски лжи и любовь к суете повседневности. Оттуда идут импульсы к химерам — идеям, пустым, мертвым в момент рождения: чья судьба взметнуться на ветру и исчезнуть. Тщетны замыслы российской элиты, от которых они же и падут — нельзя победить, строя свою жизнь на фантазиях. Начнёшь со лжи, пропитаешься злостью (мир-то оказывается раз за разом не таким, как ты его придумал) и упадешь в яму из непредсказуемых последствий своих замыслов.

У этих идейных химер, что выросли на непроговоренном в открытую, но самом действительном, запросе российского социума есть и особое свойство. Не уникальное (в истории были и другие тирании), но в современных реалиях достаточно редко встречающееся. Это то, что я в свое время назвал как „права рука дисциплинарного общества“ — попытка заменить любовь по свободе, любовью из-под страха. Пребывая в холодной пустоте, которой пропитана российская повседневность, не получается не хотеть тепла. Но одновременно не получается найти к нему истинный путь через сердце — в вечной мерзлоте трудно выращивать цветы. Зато получается оступаться на древнем искушении — любить насилие.

Ошибка преступление идеологии “русского мира”, не в том, что инстинктивно она стремится создать пространство покоя в океане хаоса исторического кризиса. Кризис есть, и сложно сказать, кто в мире уцелеет в ближайшие десятилетия. Но преступление думать, что инструментом создания такого покоя могут быть сила и восхищенный трепет перед ней. Шаг мысли в эту сторону — подмена цели средствами. И уже идеал “белого города посреди озера” становится вторичным перед новым идолом — идолом власти.

Любовь не к власти, а именно к силе, к способности ломать через колено, изображать любовь на вымученном лице — родовая травма постсоветского человека. А это древний грех, грех из которого рождается немой вопль угнетенных, их кровь, за которую взыщет не какая-нибудь страна-мировой гегемон, которой безразлично чужое страдание, а сам закон истории — не прописанный ни в одном кодексе, но непреложный. Этот закон не пересилить языком, он неизбежен как греческий Фатум — он разрушит самые хитрые планы.

Любовь к силе, наслаждение ею как похотью, рождает страх. Вдруг силы недостаточно? Откуда придет угроза этому чувству торжества, подобного металлу тяжелому, но хрупкому? Так, будто бы в насмешку, поклонение силе рождает страх, который невозможно направить. Те, кому должно принимать решения начинают дрожать от страха не перед реальной опасностью, а перед фантазмами своего воображения. Борясь с иллюзиями они встают на путь лжи и оступаются. Ведь истина, в конечном итоге, не может не победить.

Есть ли выход из этой пустоты — если шансы у коллективного покаяния? Есть, хотя этот пусть узок. Простой ответ — через перемену и преображение сердца. Но даже здесь есть нюансы. Беда в том, что невозможно преобразиться, если залогом мы считаем юридическое по духу возмещение другому за свои грехи и грехи наших отцов. На этом уже оступилась цивилизация Запада, пытаясь подвести баланс в чековой книжке за столетия расизма, колониализма и любой другой несправедливости. Беда не в исполнителях, беда в том, что не было в истории народа, этноса, пола — праведника, и народа, этноса, пола-тирана. Счет исторических обид не возместить — это бесконечный бег по кругу, который на каждом повороте рождает новые ошибки и обиды.

Не поймите превратно — дела покаяния будут нужны, но не они дают надежду. Христианская культура (а покаяние присуще только ей) без Бога обращается против самой себя. А значит предстоит возвращение. Только через возвращение к трансцендентному источнику, только через возложение на Него и через Него своих печалей, и обретение всем надежды и утешения, можно растопить тот лед, которым сковано сердце русского человека. Тогда и только тогда можно будет встать на колени перед тем, кому причинили обиду, не страшась быть оплёванным в ответ. Только тогда город Китеж имеет шанс проснуться от многовекового сна.

Pavel Shchеlin