ОККУПИРОВАННЫЕ: Как журналисты на захваченных территориях держат удар от России

Путинский режим воспринимает СМИ и журналистов как винтики “телеящика”, заменяющего для россиян холодильник. Для украинского общества, несмотря на всю неидеальность отечественной медийной среды, право знать правду и возможность ее свободно освещать означает многое. Столкновение этих двух миров во время войны одними из первых пережили на себе украинские журналисты, у которых свой страшный счетчик потерь. В особо опасной ситуации оказались представители локальных СМИ, которым угрожает не только опасность во время освещения боевых действий, но и перспектива стать российским обменным фондом на оккупированных территориях. Или просто жертвами оккупантов в темных и холодных подвалах, о которых могут никогда и не узнать.

Кроме человеческих трагедий, украинские СМИ, особенно местные, подвергаются тяжелым финансовым и инфраструктурным ударам, восстановиться от которых вряд ли удастся без внешней поддержки. Многие местные журналисты были вынуждены оставить родные редакции и переехать в другие регионы, не зная, как выживать профессионально и персонально. Особенно туманны стратегии выживания для медиа в условиях кардинального сокращения рекламного рынка.

Несмотря на все вызовы, уже можно констатировать: украинские СМИ и журналисты удар РФ выдержали. Россияне, как и в случае с органами местного самоуправления, неожиданно узнали, что журналисты и медиа в Украине не воспринимают себя прислугой хозяина ситуации. И не готовы на оккупированных территориях встать под пропагандистское ружье российских оккупантов. Последние вынуждены строить свою информационную машину на ВОТ усилиями далеких от медиа людей (и просто недалеких), в условиях тотальной нехватки кадров. Эти обстоятельства вряд ли остановят распространение российского дурмана на оккупированных территориях, но дают основания гордиться украинскими журналистами. И, кроме гордости за украинских журналистов, важно помочь им пережить тяжелые времена.

Смертельный счетчик украинских медиа

По данным Института массовой информации, в ходе второго этапа российской агрессии погибли 33 журналиста. Восемь из них были убиты во время выполнения профессиональных обязанностей. 25 журналистов погибли от российских снарядов не во время выполнения профессиональных обязанностей или как участники боевых действий. ИМИ подсчитал, что 14 украинских и иностранных журналистов были ранены, а по меньшей мере 15 журналистов пропали без вести. Среди пропавших без вести больше всего журналистов из Мариуполя, их судьба до сих пор неизвестна.

Благодаря западным разведкам еще до начала широкомасштабной агрессии стало понятно, что россияне подготовили списки активистов, журналистов и местных политиков как приоритетных мишеней. Весь мир услышал свидетельство видеожурналиста Associated Press Мстислава Чернова об охоте оккупантов на журналистов в Мариуполе. “Россияне охотились на нас. У них был список имен, включая наши, и они приближались к нам. Мы были единственными международными журналистами, оставшимися в украинском городе Мариуполе, и мы документировали осаду города российскими войсками на протяжении двух недель”, — еще в марте Чернов рассказал о тактике оккупантов. Журналист, переживший охоту, очень четко объяснил цель россиян. Обрезая доступ к СМИ, они имеют возможность безнаказанно и без свидетелей уничтожать украинские города, а отсутствие достоверной информации сеет панику и хаос среди местных жителей, содействуя захвату территории.

О наличии заранее подготовленных списков журналистов для атаки сообщала и представительница НСЖУ Лина Кущ. По ее словам, сразу после захвата Северодонецка оккупанты обнародовали персональные данные всех журналистов, а о предварительной подготовке оккупантами списков журналистов и активистов свидетельствовали ее коллеги и из других регионов. В похищении журналистов и издевательствах над ними засветились не только непубличные служивые путинского режима, но и его “лучшие из лучших”. Херсонская областная прокуратура заочно сообщила о подозрении так называемому руководителю Новокаховской военно-гражданской администрации, созданной россиянами, и советнику “главы ДНР” в похищении и жестоком обращении с журналистом областной газеты “Новый день”.

Все факты свидетельствуют о том, что мы имеем дело не с хаотичными преступлениями России, а с четко продуманной и заранее подготовленной политикой уничтожения свободных медиа на захваченных грубой силой территориях.

Сейчас невозможно точно установить, какой смертельный счет стоит за “расстрельными” списками россиян на новозахваченных территориях, но они остаются реальной угрозой для украинских журналистов. Россияне практикуют их незаконные аресты на временно оккупированных территориях. Херсонский журналист Олег Батурин, находившийся в плену с 12-го по 20 марта, так и не услышал от оккупантов, в чем его обвиняют. “Это просто садисты, это не люди. И что у них было в головах, я представления не имею. Хотели напугать? Да, безусловно, действительно было страшно. Они хотели как-то дать понять мне, как себя вести, что надо сидеть тихо, не высовываться...”, — уже после выезда из родного города Батурин поделился своими впечатлениями от пребывания в плену. Но то, что журналист называет театром абсурда, все же имеет конкретную цель.

Россияне хорошо понимают, что их стратегия захвата территорий — не для объективного освещения. Освещение реальной картины уничтоженных или захваченных городов угрожает не столько стабильности оккупационных администраций, сколько покою российского общества. Россиян, которые до сих пор верят, что их солдаты несут на украинские земли конфеты, а не снаряды, нельзя беспокоить реализмом оккупированных территорий. Недопустимо, чтобы они видели руины Рубежного или понимали настоящую суть российской фильтрации гражданских в лагерях и тюрьмах. Именно поэтому Кремль сразу же после начала “спецоперации” тотально зачистил собственные медиа, ввел законы о “фейках” на своей территории и в ОРДЛО и преследует журналистов на оккупированных территориях.

Уничтожение каких-либо условий для работы свободных СМИ позволяет режиму сохранить атмосферу двусмысленности, или спасательную соломинку для одурманенного электората. “Не все так однозначно” в реакции среднестатистического россиянина на зверства их войск, — это в большей степени результат уничтожения первоисточников на захваченных территориях.

Со своей стратегией информационного “обезвоживания” россияне не планируют останавливаться и после установления относительно стабильного контроля над захваченными территориями. Совсем недавно херсонский блогер и тренер по вопросам новых медиа Юрий Антощук обнародовал видео с зафиксированным домашними камерами вторжением оккупантов в его собственную квартиру. Взломанные двери, автоматчики во всевозможных доспехах, словно они идут на штурм боевых позиций “коллективного Запада”, и украденное имущество. Охота на медийщиков продолжается, поэтому до освобождения территорий находиться там украинским журналистам будет опасно.

У каждого своя человеческая история и свои обстоятельства, каждый решает сам, оставаться на захваченных оккупантом территориях или нет. Но обязанность Украинского государства и общества — подать сигнал, что от журналистов на оккупированных территориях никто не ждет “информационной партизанщины” и самопожертвования. Их ждут на свободных территориях Украины, оказывают поддержку в переселении и восстановлении профессиональной деятельности. Сохранение людей и профессионалов — первоочередная задача, которая позволит журналистам уже в безопасности продолжить информировать о жизни в своих громадах и позже восстановить локальные медиа на деоккупированных территориях.

Как россияне надеялись на любовь журналистов по принуждению

Атаки на украинских журналистов, их аресты, задержания и допросы стали визиткой российских оккупантов еще со времен захвата Крыма. С начала путинской “спецоперации” РФ активно использует и технологии, направленные на деморализацию и запугивание работников свободных СМИ. В ряде сейчас оккупированных городов еще до вхождения российских войск журналистам поступали угрозы расправы, а их персональные данные обнародовали “сливные бачки” оккупантов. Оккупанты присылали журналистам требования уволиться и прекратить профессиональную деятельность, а отказ их выполнить, по словам агрессоров, будет иметь страшные личные последствия.

Такие “письма счастья” получали не только локальные СМИ вблизи линии фронта, но и отдельные национальные редакции. Кроме персональных угроз, журналисты получали и официальные требования Роскомнадзора. В частности известно о нервной реакции российского государственного монстра в сфере массовых коммуникаций на освещение местным изданием “Трибун” фактов обстрела войсками РФ Попасной и Рубежного. Наверное, только одна организация в мире — Роскомнадзор — могла написать прямо, что цель ее существования состоит в сокрытии военных преступлений.

Большинство журналистов философски отнеслись к угрозам и анонсам расправы со стороны оккупантов, а кое-кто даже с юмором посылал их в известном направлении. Но преуменьшать значение российских угроз не стоит. Оккупанты рассчитывают на деморализацию и страх журналистов, в первую очередь местных и приближенных к фронту, что приведет к самоцензуре. Ожидают они и коллаборации медийщиков с оккупационными администрациями на территориях, над которыми Украина временно утратила контроль.

Россияне уже научены опытом 2014 года, когда вследствие массового выезда из Донецка и Луганска профессиональных журналистов их информационная машина должна была ехать на плечах некомпетентных “медийщиков”. “Мальчиков” и “девочек”, чья мечта стать известными “ведущими и журналистами” могла реализоваться лишь в условиях катастрофического дефицита кадров. Ставка на “принуждение к любви”, в отличие от 2014 года, была подкреплена и тотальным ограничением передвижения между свободными и оккупированными территориями.

На текущий момент ожидания оккупанта не оправдались. Представитель Института массовой информации Валентина Троян констатирует отсутствие фактов сотрудничества отдельных украинских журналистов или СМИ в целом с оккупантами на новозахваченных ими территориях Донецкой и Луганской областей. “Я эту информацию проверяла в Службе безопасности Украины в Луганской и Донецкой областях, зафиксировали ли они факты сотрудничества медиа или отдельных журналистов после 24 февраля. Нет. Таких случаев пока не было”, — говорит Валентина Троян.

Но война за Украину продолжается, и безопасность журналистов и редакций СМИ должна оставаться в безусловном фокусе внимания правоохранительных органов. Журналисты на территориях, над которыми еще нависает угроза оккупации, должны чувствовать, что они не останутся один на один с российской армией и ФСБ. “Я знаю людей, с которыми работала в Луганске в 2014 году, они не скрывали, и они продолжают говорить, что они — проукраинские, они не пророссийские, но работали на захваченном телеканале. Они шли работать из-за денег. Предполагаю, что такие случаи могут быть и на тех территориях, которые россияне захватили после 24 февраля”, — сравнивает Троян нынешнюю ситуацию с прежней. Вовремя сказать профессиональным журналистам на оккупированных территориях, что выход у них есть, — тоже часть эффективной стратегии противодействия России.

Как несчастье помогло

Тотальный провал ожиданий России сотрудничество с ней местных жителей, включая журналистов, безусловно, базируется на гражданской позиции, смелости и стойкости украинских граждан. Но подготовиться к самому плохому сценарию помогло и осознание предыдущего опыта российской агрессии. Особенно подготовленными оказались редакции СМИ в Донецкой и Луганской областях, которые уже не впервые видят политику оккупанта. Часть редакций смогла своевременно эвакуировать своих работников и оборудование на безопасные территории и избежать репрессий оккупанта. Подготовке журналистов Донетчины и Луганщины к самому плохому способствовало и отсутствие у них каких-либо иллюзий о возможности свободной работы медиа на оккупированных территориях. Редакции менее “сообразительных” СМИ были разгромлены и ограблены российскими военными.

Но все, подготовленные и не очень, сейчас переживают одинаковые вызовы. Ни одна редакция СМИ не работает физически на оккупированных территориях, поскольку это смертельно опасно и не имеет никакого смысла. Вызовом для редакций местных СМИ является разбросанность их сотрудников по всей территории Украины и необходимость снова стать единым профессиональным коллективом. Часто критичной проблемой является помощь коллегам, которые не смогли выехать из оккупированных территорий и могут попасть в паутину масштабной системы оккупанта по “фильтрации” неблагонадежных.

Справиться с этими вызовами отдельным редакциям пока помогает гибкость международных доноров, которые готовы поддерживать новые локации и новые направления работы журналистских коллективов из временно захваченных территорий. Впрочем, одиночные истории успеха не должны заслонять масштаб необходимой помощи местным СМИ, которые вышли из оккупированных территорий и фактически с нуля начинают свою работу для своих громад и Украины.

Старые проблемы в новых масштабах: что происходит с доступом граждан к украинскому телерадиовещанию?

С 2014 года и по февраль 2022-го государство старалось решить проблему с охватом украинским телерадиовещанием прифронтовых территорий Донетчины и Луганщины и оккупированных громад ОРДЛО и Крыма. Украина еще не успела справиться с задачей на ранее оккупированных территориях, как возникли новые масштабные вызовы в сфере доступа граждан к национальным СМИ. Во временной оккупации прекратили свое вещание 14 региональных и 53 местные телекомпании, 18 региональных и 47 местных радиостанций, а также 46 провайдеров. По оценкам члена Нацсовета по вопросам телевидения и радиовещания Максима Оноприенко, не функционирует 15 % всех вещателей страны. За вроде бы скромной цифрой важно не потерять суть. Для большинства оккупированных территорий украинские телерадиоканалы доступны лишь в Интернете, если они там не заблокированы или пользователи умеют обходить оккупантское блокирование.

Вследствие ударов россиян уничтожается оборудование Концерна радиовещания, радиосвязи и телевидения и оператора “Зеонбуд”, оккупант либо уничтожает телебашни, либо использует их. Россияне уже развернули на захваченных территориях собственный мультиплекс с пропагандистскими теле- и радиостанциями. Вещатели РФ, к примеру, стараются добить своим сигналом до свободной части Запорожской области и даже отдельных районов Запорожья.

Информационной политике агрессора на захваченных территориях государство пока что противостоит попытками приглушить сигнал агрессора и усилить собственное оборудование, ставкой на спутниковое телевидение, интернет-каналы национальных СМИ и приложение “Дія”. “С началом войны Нацсовет по вопросам телевидения и радиовещания обратился ко всем национальным вещателям, чтобы раскодировать телеканалы и сигнал стал доступным для всех, и он доступен. К сожалению, у нас нет возможности получить какой-либо конкретный срез, то есть эти альтернативные пути есть, но насколько там смотрят и слушают, мы узнать фактически не можем”, — отмечает Максим Оноприенко.

Немалым потерям подверглось телерадиовещание и на деоккупированных территориях, а также по всей стране. Черниговщина, Сумщина и Харьковщина — это регионы, остро нуждающиеся в восстановлении инфраструктуры телерадиовещания после боев и ракетных ударов россиян.

В Украине уже есть истории успеха по восстановлению телерадиовещания. Несмотря на варварскую атаку на телебашню в Ровно с большими человеческими жертвами, государству удалось за два дня восстановить сигнал. Но, бесспорно, объем задач в сфере телерадиовещания беспрецедентен. Государству следует провести аудит потерь, оценить свои возможности и, если надо, своевременно попросить помощи у иностранных партнеров. Важно избежать повторения опыта медленного решения проблемы на прифронтовых территориях в 2014—2022 годах, из-за чего немало граждан Украины ежедневно потребляли российский яд. Чем это потребление заканчивается, мы все уже хорошо знаем.

Помощь журналистам из ВОТ в перемещении на свободные территории и поддержка их новых инициатив, программы по компенсации СМИ финансовых потерь, восстановление инфраструктуры телерадиовещания, противодействие российской пропаганде и расследование преступлений РФ против медиа входят в пакет первоочередных задач. Который кажется неподъемным, но с которым мы и наши союзники просто обязаны разобраться. И к тому же не забывать о полноценной медийной реформе, актуальность которой возросла после обретения Украиной статуса кандидата на вступление в ЕС.

Чем Россия ответит за преступления против медиа?

Глобальный ответ на вопрос об ответственности России требует победы Украины, деоккупации ее территорий, действенности международных и национальных механизмов расследования преступлений и привлечения виновных к ответственности. Но даже сейчас есть еще много недоработок. Член Национального совета по вопросам телевидения и радиовещания Максим Оноприенко акцентирует внимание на продолжении работы российских пропагандистских каналов в медийном пространстве цивилизованного мира. “С первого дня мы занимались тем, чтобы их отключали в Европе и мире. Наиболее распространенный пример — запрет Russia Today и Sputnik в первые дни войны. Но следует понимать, что таких телеканалов около 20, а это всего два. И вот теперь, после четырех месяцев войны, в шестом санкционном пакете добавилось еще три телеканала”, — констатирует реальную ситуацию по противодействию российской дезинформации в мире Максим Оноприенко.

За сухими цифрами от украинского должностного лица во всей парадоксальности возникает странная ситуация. Украинским журналистам в Херсоне и Рубежном предлагают подвалы и допросы от ФСБ, российским пропагандистам гарантируют сдержанность европейских регуляторов. Чем псевдожурналисты из РФ, которые часто лично и прямо легитимизируют военные преступления, заслужили такое уважение? Решительность противодействия российской дезинформации со стороны цивилизованного мира — это хоть и маленькая, но неотъемлемая часть привлечения агрессора к ответственности. 

Александр КЛЮЖЕВ, аналитик Гражданской сети “ОПОРА”