Нобелевский реквием по Европе

Решение неожиданное и напоминающее по произведенному эффекту вердикт 2009 года, когда, к удивлению большинства комментаторов, высшая политическая награда планеты была присуждена только что приступившему к исполнению обязанностей президенту США Бараку Обаме. Правда, хозяину Белого дома приз дали исключительно за слова и намерения (впоследствии не реализовавшиеся), а Евросоюз — структура активно действующая, хотя и переживающая, как уже признают все, самый глубокий кризис в своей истории. (Кстати, сама Норвегия дважды на референдумах отвергала вступление в Европейское сообщество, а потом и в Европейский союз).

Присуждение премии ЕС в ситуации, когда экономические проблемы, порожденные внутренними дисбалансами и ошибками единой Европы, грозят ввергнуть весь мир в глубокую рецессию, удивляет как минимум выбором момента.

Как и три года назад, норвежский Нобелевский комитет продемонстрировал свое горячее желание активно влиять на ход мировой политики. Эффект может быть разным, в том числе и обратным. Примечательно, что ни Барак Обама, ни стратеги его избирательной кампании стараются сейчас вообще не вспоминать о почетной награде, справедливо полагая, что у избирателя это, скорее, вызовет раздражение. (Можно вспомнить “Нобель” Михаилу Горбачеву в 1990 году. Наиболее распространенная реакция на родине лауреата была примерно такая: у нас все рушится, а он стрижет купоны на Западе).

Трудно спорить с тем, что европейская интеграция (ее идея и воплощение во второй половине ХХ столетия) более чем достойна самой высокой награды. Совершенно необъяснимо, почему в свое время премией не были увенчаны ни великий основоположник европейского единства Жан Моннэ, ни политики, запускавшие в конце 1940-х — начале 1950-х строительство Европейского сообщества — Робер Шуман, Конрад Аденауэр, Альчиде де Гаспери, Поль-Анри Спаак и др.

Вне всякого сомнения, история интеграции Старого Света после Второй мировой войны — пример фантастического успеха, залогом которого стало сочетание идеализма грандиозной идеи, точный экономический расчет и политическое мастерство ведущих участников.

Преодоление разрушительного национализма и великодержавного соперничества, которые дважды за прошлое столетие превращали континент в руины, стало настоящим геополитическим чудом. Единая Европа 1950-х — 1990-х годов стала воплощением лучших культурных традиций многовековой европейской цивилизации, той самой, что доминировала в мире благодаря гуманистическому подходу, способности к инновациям во всех смыслах (от технологических до социальных), конструктивному рационализму и интеллектуальной энергии.

Последним пиком европейского подъема стало окончание “холодной войны”. Победу в ней одержали Соединенные Штаты за счет своего военно-политического и экономического веса, однако Европа вышла моральным победителем, превратившись на некоторое время в общепризнанный эталон уровня, стиля и качества жизни. Еще 10 лет назад встревоженные американские авторы писали о том, что легендарная “американская мечта” уступает место европейской — более справедливой, комфортной и современной. Собственно, тогда, вероятно, и миновал последний подходящий повод для вручения Европе Нобелевской премии мира, например по случаю мирного расширения в 2004 году и вступления большинства стран Восточной Европы.

Сегодня решение комитета выглядит как попытка ободрить утопающего, напомнив о его славном прошлом и тем самым поощрив его к тому, чтобы барахтаться активнее и постараться выплыть. Именно нынешние события в Европе ставят под сомнения все те великие достижения, которые были раньше.

В Старом Свете растет национализм. Население все меньше понимает смысл происходящего. Раскол между успешными и проблемными странами расширяется. Качество политического лидерства, говоря очень мягко, оставляет желать много лучшего. Экономическая модель, которую прежде считали чуть ли не образцовой, переживает концептуальные проблемы, как и политические принципы объединения. Глобальная роль ЕС сжимается, как шагреневая кожа: не до того. Нет денег, нет драйва, да и единой позиции выработать не удается почти никогда. А упомянутые главой Нобелевского комитета Турбьерном Ягландом выдающаяся роль ЕС в рамках ближневосточного “квартета” (давно не функционирующего) или его роль по интеграции Турции в европейское сообщество (на которой почти официально поставили крест) звучат как насмешка.

Михаил Горбачев получил Нобелевскую премию мира осенью 1990 года, когда перестройка, пережив время триумфа, стремительно покатилась к системному кризису и краху. Через месяц после церемонии вручения (на которой лауреат не мог присутствовать из-за острых внутренних проблем) разразились события в Прибалтике, которые изменили восприятие СССР и Горбачева среди тех, кто поддерживал присуждение ему награды. А Нобелевская лекция, состоявшаяся в мае 1991 года, просто-таки предшествовала финальному краху страны. Барак Обама, поощренный за приверженность миру и ядерному разоружению, поучаствовал в бомбардировках еще одной страны и перестал говорить о “глобальном нуле” — отказе от ядерного оружия. Переизберут его или нет — непонятно, но уж точно дух Нобелевской премии к его текущей политической деятельности имеет мало касательства. Вообще присуждение высшей награды действующим политикам всегда крайне рискованно, в чем комитет мог убедиться не раз.

Европейскому союзу очень нужны хорошие новости — конечно, решение норвежского Нобелевского комитета постараются использовать, чтобы вдохнуть в проект оптимизм.

Но решающей роли это, конечно, не сыграет. Так что решение октября 2012 года вполне может оказаться впоследствии реквиемом по великой идее.

Фёдор ЛУКЬЯНОВ, главный редактор журнала “Россия в глобальной политике”