“Насколько быстро развивался Мариуполь, настолько же быстро приходил в упадок Донецк”

Татьяна Жук родилась и выросла в Донецке, куда после 2014 года ездила, чтобы запечатлеть, как на ее глазах приходит в упадок родной город. Она не планировала никуда уезжать из Мариуполя, который стал родным еще во время студенчества: она считала его идеальным городом для написания романа, где она — главная героиня. А попав во Львов, девушка пытается использовать свой опыт жизни у границ с врагом, чтобы рассказать жителям запада Украины о собственных наблюдениях за имперскостью России.

Мариуполь — это любовь 

Татьяна жила в Донецке до 17 лет, в 2013 году поступила на обучение в Мариуполе. Ей повезло не оказаться в эпицентре противостояния в 2014: в начале мая она выехала отдохнуть на море в поселке под Мариуполем, поэтому не видела оккупации и освобождения города. 

“То есть я помню, как в городе появлялись пророссийские настроения, но пик событий я не застала. Хотя, когда вернулась в город, вспоминаю, видела, как над ним летали военные самолеты. Но помню все не так четко и ярко, как уже второй этап войны”, — признается девушка. 

Она говорит, что Мариуполь поспособствовал ее взрослению и повлиял на становление как человека. Татьяна с большой теплотой и нежностью вспоминает Мариуполь, где получила свою первую работу, где состоялись первые серьезные отношения, где нашла настоящих друзей, с которыми общается до сих пор. Именно в Мариуполе в составе “Сильных громад” она попробовала себя в общественном активизме: начала интересуется общественной деятельностью и почувствовала себя патриоткой этого города. Девушка вспоминает, как проводили митинги, анализировали показатели успешности местной власти, ее открытость и эффективность. Именно в Мариуполе Татьяна впервые написала свой журналистский текст. 

“Сначала я работала в местных изданиях, потом стала собственным корреспондентом в областном независимом издании. Освещала разные события, а самой интересной для меня была тема экологии Мариуполя, — вспоминает Татьяна. — Я друзьям могла сказать: сегодня не могу встретиться, потому что мне надо дописать статью о шлаковой горе. И они такие: о, Боже, это же так скучно! А мне реально было прикольно разбираться в таких штуках: что это за шлаки, какие они есть, какие риски и перспективы”. 

Татьяна говорит, что за эти годы так полюбила город, что никогда не думала переезжать из Мариуполя. Хотя, когда только приехала, ей постоянно донецкие друзья намекали, что, мол, нет ничего стоящего и интересного в этом промышленном населенном пункте. А она, наоборот, защищала город, потому что видела в нем большой потенциал. 

“Это город, за который стоило бороться. — говорит Татьяна. — За его экологию, за комфорт, сражаться с коррупцией и инертностью. Там всегда была большая тусовка активистов — и молодежи, и взрослых людей, которые никогда не бросали Мариуполь на произвол судьбы. Активисты работали над многими темами, мне очень нравился такой локальный контекст. А еще — город у моря... Просто бери и смело описывай его в какой-нибудь книжке. И себя в нем — как героиню”. 

Донецк — это боль 

Татьяна говорит, что всегда понимала, что у Мариуполя не было истории с Евро-2012, когда в город вложили много денег. Но верила в его дальнейшее развитие, что в конце концов и произошло: несколько лет она внимательно наблюдала за упадком своего родного Донецка и за расцветом Мариуполя. Видела, как они отдалялись друг от друга: насколько быстро развивался Мариуполь, настолько же быстро приходил в упадок Донецк. 

“Я ездила в Донецк и видела этот невероятный разрыв. Это как возвращаться в какую-то кунсткамеру, где время не просто заморозилось, а движение пошло назад — в прошлое, — вспоминает девушка. — Там не происходило никаких демократических процессов, говорить о свободе слова не имело смысла. Мне было странно, что люди вообще не интересуются происходящим: они не знали и не хотели знать о пыточных типа “Изоляции”, не интересовались локальной политикой. Я хотела бы обсудить это с друзьями, но это было невозможно. Собственно, это то, чего и хотела россия: люди, которые не интересуются событиями в собственном городе, становятся удобными для власти. Она может спокойно делать любые незаконные вещи, как только исчезает контроль общества”. 

Сначала, говорит Татьяна, разрыв был не так заметен, но со временем он становился все больше. Во время общения со своими донецкими друзьями она спрашивала, где, по их мнению, жить хуже: в России или здесь, в оккупации? И несмотря на все “затягивание гаек” и усиление давления на несогласных с официальным курсом в России, они признавались, что в так называемые “ДНР” все равно хуже. Потому что в оккупации тотальная атмосфера беззакония, когда в любой момент любого могут забрать куда угодно.

“Я должна была видеть, как умирает город моего детства. Почувствовать, как это — терять всех, кто был рядом. В какой-то момент я почувствовала почти профессиональный интерес — наблюдать и запоминать реальную разницу между демократическим украинским обществом и тем, что в оккупации”, — признается Татьяна. 

Россия — это зло

Татьяна рассказывает об интересном парадоксе восприятия. Вспоминает, что люди, которые когда-то, как и она, приехали в Мариуполь из Донецка, разделились на две категории: одни, помня как все происходило в Донецке, собрали вещи и в первые дни большой войны уехали из Мариуполя. Другие, помня как это было в Донецке, верили, что все плохое они уже видели и переживут как-то и это.  

“Со многими это сыграло страшную шутку. И я, в принципе, не думала, что россия рискнет применить тактику ковровых бомбардировок. И не потому, что я сомневалась в кровожадности представителей этой страны. Я, скорее, думала, что мир этого не позволит! — эмоционально говорит девушка. — Я понимала, что на войне убивают людей, но то, что произошло в Мариуполе, было вне всякого моего представления. К сожалению, мир до сих пор закрывает глаза на то, что произошло в Еленовке, что происходит в плену с нашими защитниками и защитницами...”

В Мариуполе Татьяна оставалась до 4 апреля: более месяца жила в подвале своего дома, потому что без собственной машины не могла выехать из города. Она вспоминает, что пространство вне убежища казалось тогда смертельно опасным: они слышали взрывы и обстрелы, видели тела людей на улицах, знали истории, как люди пытались спастись и погибали. 

“Мы не голодали — еду брали из запасов, объединились с людьми в подвале, вместе готовили. Но мне тогда казалось, что стоит выйти из подвала — и все. И даже если не от снаряда умрешь где-то, то от сердечного приступа — 100%, — говорит Татьяна. — Это было циничное массовое убийство людей. Я никогда не думала, что такое придется пережить...” 

Татьяна вспоминает, что просились к людям в машины, но по разным причинам не удалось никуда пристроиться для эвакуации. Через некоторое время россия уже оккупировала и тот район, где она находилась. И впоследствии ей рассказали об автобусах, которые якобы из Мариуполя везут в Никольское, а оттуда уже можно пытаться выбраться дальше. 

“И мы проверили, что они существуют, те автобусы... Но я помню, что на том, в котором мы ехали, была большая буква Z. И я думала: Боже, здесь же гражданские люди, а автобус с “Zетками”. А если, например, украинская армия увидит его и солдаты будут уверены, что это военная цель? — вспоминает Татьяна самые страшные часы своей жизни. — Мы же тогда не имели никакой информации, насколько далеко стоят наши, можем ли мы попасть непосредственно в бой — у нас не было ни связи, ни интернета, ни просто нормального радио”. 

Так получилось, что Татьяна не проходила фильтрацию: из Никольского они поехали еще в один поселок, а там нашли водителя, который вывез в Бердянск без прохождения проверки. Татьяна говорит, что такой запрос тогда звучал очень часто: из Мариуполя спасались семьи военных, волонтеры, активисты, журналисты.  

“Когда россияне пришли в город, я боялась, что у них есть готовые списки активистов и журналистов и они будут искать людей. Но оказалось, что у них самих не было интернета, да и искать по каким-то спискам, когда все скрывались кто где мог, было нереально”, — говорит Татьяна. 

В Бердянске, говорит девушка, она почувствовала жизнь в оккупации, которая, на ее взгляд, была схожа с тем, что происходило с Херсоном. Вроде и город функционирует, в обращении — гривны, даже карточками можно было рассчитываться некоторое время, но присутствует неописуемая атмосфера страха и несвободы. Люди постоянно предупреждают друг друга, что надо “чистить” телефоны, когда выходишь из дома, на улицах могут остановить, а в городских чатах предупреждают о проверках. Это очень угнетало, и Татьяна признается, что была очень счастлива, когда в конце концов удалось выехать на свободную территорию Украины. 

Львов — это мечта

Почти не останавливаясь, они вместе с парнем доехали до Львова. Татьяна говорит, что очень благодарна коллегам из своей редакции, которые много сделали для ее поддержки. На самом деле за этот месяц жизни в подвале она отвыкла от того, как работает мир: что в магазинах можно спокойно выбирать, что купить, а не хватать в темноте что-нибудь из еды. Что здесь можно спокойно воспользоваться газовой плитой, а не искать на ощупь в подвале кастрюлю, в которой можно на костре что-то готовить между обстрелами. Что есть возможность просто оплатить карточкой — и это не какое-то чудо, а привычные реалии нормальной жизни.

“Я помню, когда еще довольно сильно бомбили город, но мы тогда еще не спускались в подвал, мой парень сказал: если мы выживем, я бы хотел когда-то поехать жить во Львов, подальше от этого всего, от России, от этих “ватанов”. Поэтому было логично, что мы двинулись именно сюда”, — говорит Татьяна. 

От коллег-журналистов Татьяна в первые недели получила также помощь в поселении — для журналистов открыли специальный шелтер, немного покрыли финансовые потребности. Что смягчило болезненный процесс осознания тяжелых потерь и незапланированных кардинальных изменений.  

“Но я никогда не имела никаких предубеждений относительно Львова, поэтому впоследствии начала чувствовать себя более уверенно. Завела собственный телеграм-канал “Східнячка у Львові”, где пыталась рассказывать о своем быте, о своей переселенческой жизни, впечатлениях, каких-то покупках или донатах, — рассказывает Татьяна. — Потому что, как по мне, люди очень мало знают о переселенцах. Я пользуюсь этим шутливым “східнячка”, потому что не считаю это оскорбительным. Жители востока, запада, юга — мы все на самом деле разные. Но в хорошем смысле этого слова — у нас разные истории, разные этапы развития, но мы прекрасно можем понять друг друга, когда речь идет, например, о советской оккупации. Нам есть чему учиться друг у друга, потому что мы, например, живя рядом с россиянами, больше знаем об их сущности. Я могу в деталях и примерах объяснить, как российская имперскость проявляется на разных уровнях. И если замечаю такие черты в других людях, то никогда даже могу сказать — эй, может, ты не будешь как русский вести себя?”

В телеграм-канале Татьяна описывает свою жизнь, которая уместилась в две сумки. Рефлексирует о проблемах и общих чертах у тех, кто был вынужден бежать от войны из родных городов и поселков. Например, очень искренне рассказывает, как первое время боялась купить даже самую маленькую мелочь во временное жилье — а вдруг завтра опять что-то случится... 

“А еще — все мои вещи хранились в сумке. Мне приходилось в темноте убежища в ней искать одежду. Потом я жила в селе, пока мы искали, кто нас вывезет, и снова — все в сумке. И где бы я ни была, я постоянно должна была переворачивать все в этой сумке, чтобы найти нужную вещь. Как-то у меня чуть ли не истерика случилась из-за того, что я уже не могла жить так — в сумке... — вспоминает Татьяна свои эмоции, очень знакомые всем переселенцам. — Пока я не арендовала себе квартиру со шкафчиком”. 

Сейчас у Татьяны появилось много друзей во Львове. И она уже не хочет думать о переезде в другой город, потому что имеет здесь приятную компанию и любимые места. И считает: для нас всех еще много работы: 

“Я постоянно думаю: если бы не война, у нас не было бы этого шанса узнать друг друга лучше.  Обидно, что при таких обстоятельствах, но это хорошая возможность узнать людей со всей Украины, пошутить о стереотипах и спокойно жить дальше. Вместе”. 

СНОСКА

С ТГ-канала “Східнячка у Львові”

“А с другой стороны, ну какое зеркало?”, — подумала я. 

А вдруг стоимость аренды повысят? Придется съезжать. И куда я потом с тем зеркалом? Когда я только переехала во Львов, у нас с моим бывшим парнем было две дорожные сумки вещей на двоих. Было бы еще меньше, просто мы в основном паковали теплую одежду, а она довольно объемная. Я тогда была так счастлива, что выжила в Мариуполе, что мне хватало одной пары джинсов и трех футболок, чтобы чувствовать себя фешн-иконой. Главное, что для работы удалось вывезти ноутбук, а еще главное, что я теперь могу видеть солнышко каждый день. Вот такими категориями я тогда думала. Но к комфорту быстро привыкаешь. Думаешь: “Неужели после месяцев в холодном подвале нельзя порадовать себя мелочью”? Постепенно безделушек становится больше, и сейчас у меня уже куча всякого барахла. Пожалуй, лучше деньги с (не)купленного зеркала задонатить.