“Моя задача — сохранить память о людях”

Александр Чекменев — украинский фотограф-документалист, который с 1990-х годов снимает постсоветскую жизнь своей страны. После начала войны в Украине он получил задание от The New York Times снять портреты жителей Киева. Когда материал был опубликован, Чекменев понял, что не может остановиться на этом. И он продолжил фотографировать людей и записывать их истории как в самом Киеве, так и в освобожденных городах и селах Киевской области — Ирпене, Буче, Мощуне, Гостомеле, Залесье и других.

“Я не могу не снимать, — говорит Александр, — я нахожусь в Киеве, и тут более-менее жизнь налаживается. Но я знаю, что в двадцати километрах от Киева нет света, люди готовят еду на огне — и ты просто не можешь усидеть дома. Но чтобы снимать, ты должен этим жить. И это моя гражданская позиция — делать то, что я умею, в важный для страны час. Делать это для будущего, для истории. Моя задача — сохранить память о людях. Я верю, что они останутся в истории. И тогда, возможно, кто-нибудь потом вспомнит и об авторе — обо мне”.

Фотожурнал Republic публикует невероятные фотографии Александра Чекменева и истории снятых им людей.

Лариса Лещинская (слева) и Елена Ильинична Луговая (справа)

Лариса Лещинская (45 лет), Горенка

За две недели до войны Ларисе приснилась умершая мама на фоне разрушенного села. Мама показала ладони — на одной было число 2, на другой — 4. Когда мама свела руки вместе, то получилась цифра 24.

Когда началась война, Лариса приняла решение остаться в Украине, хотя у нее была возможность уехать в Испанию. 10-тысячная Горенка почти полностью опустела, так как с первых дней войны она оказалась в километровой зоне от линии фронта. В домах постоянно оставалось несколько десятков человек. Лариса сформировала волонтерскую группу из семи добровольцев.

В Горенке было полностью уничтожены 128 дворов. Под обстрелами погибло семь человек, одиннадцать были тяжело ранены.

Елена Ильинична Луговая (94 года), Киев

Украинский историк, кандидат исторических наук. Работала до 80 лет, а потом еще 5 лет помогала писать диссертации. За свои проукраинские научные работы подвергалась гонениям в СССР.

По ее словам, детство у нее было безрадостное. Отца забрали в 1937 году, мама еще год носила ему передачки в тюрьму, хотя намного позже узнала, что его расстреляли через 20 дней после ареста. В начале Второй мировой войны ей исполнилось 13 лет. Очень хорошо помнит оккупацию Киева.

Рассказывает, как с друзьями ходила в Бабий Яр. Улица, подходившая к яру, была перегорожена деревянным забором, куда можно было проходить только по одному. На входе стоял немец с автоматом и пропускал только евреев. Вместе с подружками они хотели пройти за евреями, но немец спросил их: “Juden?” ( “евреи” нем. — Republic). “Нет”, — сказали они, и немец грязно выругался и прогнал их. Потом были слышны женские крики и выстрелы.

Про то, что ей пришлось пережить в детстве, Луговая рассказывала позже своим родным. И после начала войны в Украине в феврале невестка — единственная родственница Елены Ильиничны — решила скрыть от нее эту информацию, опасаясь, что она не перенесет такое потрясение в силу возраста и проблем со здоровьем. Тайну удавалось сохранить на протяжении 33 дней, пока о войне не проговорилась в телефонном разговоре одна из подруг Луговой. Теперь Елена Ильинична слушает новости по несколько часов в день и поет песни — так справляется с тревогой и бессонницей. Говорит, что единственное, о чем жалеет — это то, что сейчас не может защищать свою страну.

Николай Кеуш (слева) и Сергей Гренюк (справа)

Николай Кеуш (61 год), Залесье

Во время оккупации Залесья российскими войсками Николай жил все время в доме, даже в погреб не спускался. Сказал, что если будут бомбить, то и в погребе достанут. Постоянно Богу молился. Соседние четыре дома разнесло, а его крайняя хата уцелела. Соседке через дорогу попал снаряд — она погибла вместе со своей собакой. И другого соседа осколком ранило, он через 10 дней умер.

На огороде Николая стояли танки и бензовозы. Военный в черной форме наставил на него автомат и сказал, что застрелит, если тот будет выходить из дома. На что Николай ответил так: “Стреляй в меня, на моем же огороде стреляй! Вас мало в Афгане постреляли? Какого вы на нашу землю пришли?”

До последнего дня оккупации Николай оставался в своем доме.

Сергей Гренюк (40 лет), Мощун

Сергей — водитель маршрутки, житель села Мощун Киевской области. 16 марта во двор Сергея зашли трое русских солдат, один из них в упор двумя выстрелами из автомата убил друга Сергея. А сам Сергей получил одиночными выстрелами три ранения — в лопатку, в руку и в ногу, после чего он упал на пороге своего дома. 6 дней Сергей пролежал на полу, пока его не забрали украинские солдаты. По дороге они приняли бой, но им удалось отбиться. Военные сказали ему: “У тебя девять жизней, как у кошки”.

В пяти метрах от входной двери Сергея находится свежевыкопанная неглубокая яма, где был наспех захоронен его друг. 4 мая он был перезахоронен на местном кладбище.

 

Зинаида Костенко (слева) и Юрий (справа)

Зинаида Филимоновна Костенко (80 лет), Мощун

Первые 10 дней войны жила под обстрелами, пряталась в своем доме между двух несущих стен. Осколки от градов насквозь пробивали бетонный забор и влетали в дом. Над ее кроватью обвалился потолок, говорит, так бы и привалило, будь она там: “Думала, что в войну родилась, в войну и помру”. Только с третьего раза волонтеры уговорили ее покинуть дом. Она второй день, как снова у себя дома, 2 марта ее эвакуировали из дома, а 2 мая она снова вернулась домой. От семи домов напротив остались только одни развалины.

Юрий (44 года), Мощун

Утром 24 февраля над его домом пролетели вертолеты в сторону Гостомеля, он насчитал их 25 штук.

Большую часть времени Юрий проводил в сыром холодном погребе, там же вместе с соседями спасался от обстрелов. На протяжении двух недель они спали по очереди, в подвале пряталось семь человек, в том числе четырехлетний ребенок. Грелись в доме, пока топилась печка — пока был сам дом. В один из дней загорелось несколько домов вокруг. Эвакуироваться им помогли волонтеры.

Мы познакомились с Юрой, когда он писал мелом на уцелевших металлических воротах название улицы и номер дома. Трудно поверить, что от двухэтажного дома, летней кухни и гаража с машиной и мотоциклом практически ничего не осталось. Единственное, что уцелело, так это спасительный дедовский погреб.

⤢

Настя Хмызюк (слева), Анатолий Левицкий (справа)

Настя Хмызюк (19 лет), Киев

Настю на центральном вокзале знают все. Когда я ее заметил, а ее невозможно не заметить, она очень быстро отвечала на звонки и параллельно отдавала приказы, что кому куда нести. Было понятно, что она тут главная. Насте Хмызюк 19 лет, она коренная киевлянка. 24 февраля утром девушка спала, когда позвонила мама, а потом дедушка, они сказали, что началась война. “Первые 6 дней я мониторила новости и понимала, что ничего не могу сделать”, — говорит Настя. Потом она пошла волонтером на железнодорожный вокзал, дала объявление в соцсетях, чтобы создать команду. Каждые минуту-полторы после этого ей начали звонить: “Никогда не думала, что так много людей хотят быть полезными”.

На вокзале висели детские рисунки. По словам Насти, каждый раз, когда волонтеры проходили мимо, они смотрели на них, плакали и понимали, для чего они все это делают. Потом солдаты попросили эти детские рисунки на передовую — и они отдали. Говорит, что после того, как Украина победит в войне, она соберет всех родственников и каждого обнимет: “Раньше думала, что самое ценное — это работа, а теперь поняла, что самое важное — это люди”.

Анатолий Феодосиевич Левицкий (69 лет), Киев

Живет в Киеве с 1982 года. Доктор медицинских наук, профессор, детский ортопед, травматолог. Работает в Национальной детской специализированной больнице “Охматдет”. Именно эта больница оказывалась ближайшей, когда доставляли раненых в город. Привозили всех, не только детей. Рассказывает, как 26 февраля привезли ребенка, который умер, когда его заносили в больницу. И когда принесли этого первого мертвого ребенка, погибшего под обстрелами — как будто мир перевернулся, не верилось, как такое вообще может быть. Очень много детей поступало с огнестрельными ранениями. Вспоминает мальчика 4—5 лет, которого удалось спасти, но две пули у него остались в позвоночнике. Каждый день проходит по несколько операций. На вопрос, боится ли он, отвечает: “Когда работаешь в операционной, то не думаешь, что что-то может прилететь”. Анатолий живет на левом берегу, иногда проведывает свой дом. Рассказывает, что был в Донецке в 2017 году: “Это уже как посетить Чернобыль — мертвый город”.

⤢

Максим Павлюк и Люба Тимченко (слева) , Вита Бойна и ее сын Денис (справа)

Максим Павлюк (20 лет) и Люба Тимченко (17 лет), Киев

Люба, ее парень Максим и кошка Мурыся перебрались в метро после того, как начались обстрелы Киева. Люба — ученица парикмахерской школы. Большую часть дня она проводила в метро, выходя на улицу только чтобы проверить дом и зарядить телефон. Их вместе с Максимом поддерживали волонтеры. “Сегодня они кормили нас хот-догами”, — рассказывала она. По ее словам, на этой же станции постоянно жили вместе с ними 60 человек — примерно половина на платформе, остальные в вагонах метро. Но когда раздавалась воздушная тревога, то станция часто заполнялась большим количеством людей так, что иногда можно было только стоять. Люба была сильно напугана и дезориентирована: “Я боюсь стрельбы, у меня часто случается истерика”. (17 марта Люба эвакуировалась в Польшу )

Вита Бойна (31 год) и Денис Бойна (2 года), Киев

Вита — помощница заведующей детским садом. С начала марта Вита и ее сын практически все время жили в вагоне, стоявшем на станции метро “Дворец Украина”. Почти сразу после того, как они поселились в метро, кто-то украл у Виты телефон. Она не помнила наизусть номер бывшего мужа, который в тот момент был с двумя их дочерями в деревне по дороге в Чернигов, подвергшийся нападению российской армии. И Вита не знала, что с ними и в безопасности ли они. В метро было очень холодно, особенно по ночам. “Я знаю, что мой ребенок замерз. Я заворачиваю его и стараюсь согреть”, — говорила Вита. Рассказывала, что многие привезли на станцию домашних животных, в том числе там был еж. Собаки громко лаяли в замкнутом пространстве.

⤢

Вера Ищенко (слева) и Рахмат Мартункаев (справа)

Вера Иващенко (60 лет), Залесье

От отцовского дома, который строили с 1972 года, остались одни стены и печь. “Мы наших не виним в этом, обязательно нужно было эту тварь, русский мир, выбивать”, — говорит Вера. В ее дворе стояли танки, а у соседа стоял штаб и рыли окопы. Российские солдаты мародерили и хозяйничали. Буряты съели соседскую собаку, ее шкура до сих пор висит на заборе. Кошку Веры застрелили. Через три недели оккупации, читая молитвослов, Вера с подругой пошли в соседнее село.

“Земля кормит нас”, — говорит Вера, сажая огород рядом с разрушенным домом. Из всего дома уцелел только погреб, в котором она пряталась. Вера пошла нам его показывать, достает банки с яблочным вареньем и говорит: “Это вам”. А потом достает огурцы, помидоры и тоже дает. И говорит: “Я всем журналистам раздаю”. То есть у человека — это единственное, что уцелело, а он с тобой еще делится.

Рахмат Мартункаев, Гостомель

Рахмат Мартункаев родом из города Кизляр в Дагестане. Родители отправили его учиться в академию МВД в Киев. Женился и остался в Украине. В 1986 Рахмат дважды просился в Чернобыль добровольцем, но его не отпустил замполит, сказал: “Рахмат, у тебя двое маленьких детей…” В 1991 году принял присягу на верность Украине.

Когда в Гостомель пришла российская армия, солдаты начали ходить по квартирам и взламывать двери. Рахмат услышал, вышел в коридор, не побоялся и остановил этот беспредел. Так он спас три квартиры, которые ему доверили охранять соседи. Рассказывает, что потом какой-то бурят поставил танк на газон под подъездом его дома. Рахмат выругался на танкиста: “Это что тебе, гараж что ли? Убирай его отсюда!”

Вышел как-то Рахмат покурить у подъезда и как только зашел в парадную, прилетела ракета. “Еще бы пару минут — и меня уже не было”, — говорит он.

⤢

Александр (слева) и Лидия Цымбалюк (справа)

Александр (60 лет), Буча

Александр простоял со своей соседкой Натальей 4 часа с поднятыми руками лицом к забору под дулом автоматов российских солдат. Потом их отпустили. Сейчас в их доме нет света, воды и тепла. Руки у них черные от сажи, так как еду они готовят на костре на улице. С едой им помогают волонтеры.

Лидия Степановна Цымбалюк (73 года), Киев

Живет вместе с мужем на 8 этаже 16-этажного дома, у них двухкомнатная квартира. С начала войны Лидия сильно боялась обстрелов, поэтому спала в чугунной ванной, хотя муж оставался спать в комнате. 15 марта в начале пятого утра проснулась и хотела пойти на кухню, как вдруг услышала взрыв и звук бьющихся стекол. Если бы Лидия было в это время на кухне, то она бы погибла. Когда появился черный дым, дышать можно было только через мокрые полотенца. Пока приехали пожарные, дом уже начал гореть, их с мужем снимали с 8-го этажа через пожарную лестницу. В их доме в этот день из-за ракетного удара погибло четыре человека.

⤢

Юрий и Таисия Клочко (слева), Светлана Петровская (справа)

Юрий Клочко (58 лет) и Таисия Клочко (33 года), Киев

Когда началась война, Таисия и ее отец Юрий не стали эвакуироваться, а остались в своей квартире в Киеве. Она выросла среди творческих и независимых людей, ее отец и гости их дома часто обсуждали писателей и книги, запрещенные в СССР. Таисия занимается поставкой дизельного топлива армии и службам скорой помощи. Сейчас работает над тем, чтобы наладить импорт дизельного топлива с Запада. “Всю свою жизнь я прожила в центре города, — говорит Таисия, — и я остаюсь в Киеве, потому что не могу оставить то, что люблю”.

Светлана Петровская (87 лет), Киев

Светлана Петровская родилась в 1935 году в Киеве, на протяжении 63 лет работала учителем истории, заслуженный учитель Украины. Она гордится тем, что на ее уроках истории выросли замечательные люди, которые сегодня являются волонтерами по всей Украине.

В 1941 году во время нацистского вторжения она и ее семья эвакуировались в Россию. Те родственники, которым не удалось бежать, были убиты в Бабьем Яре. В эвакуации Светлана переболела корью и пневмонией, но ей помогли деревенские русские женщины — они ее вылечили. Петровская вернулась в Киев в конце войны в 1944 году, еще ребенком, и помогала расчищать его завалы. Когда в конце февраля 2022 Россия начала бомбардировки Киева, Светлана перебралась в метро и почти постоянно оставалась там в укрытии, по ее словам, это был самый разумный вариант, поскольку ходит очень медленно и не может каждый раз бежать из дома в укрытие. Светлана организовала сбор продуктов и приготовление пищи для защитников Киева. “Я многое видела в жизни, но никогда не видела ничего подобного”, — сказала Светлана.

⤢

Отец Николай (слева) и Максим Курочкин (справа)

Отец Николай, Мощун

Отец Николай — настоятель храма святого Иоанна Богослова в селе Мощун. 24 февраля 2022 ощутили в храме сильные взрывы. Вокруг храма видны воронки от снарядов, осколками посекло стены. В результате обстрелов была повреждена только одна икона. “Это дела божественные”, — объясняет отец Николай.

Максим Курочкин (52 года), Киев

Максим Курочкин — драматург, сейчас состоит в теробороне Киева. 12 марта вместе с коллегами планировал открыть “Театр драматургов”. Почти три года 20 украинских театральных авторов обсуждали принципы нового театра, искали помещение, а затем ремонтировали подвал в самом сердце старого Киева. Но их планы скорректировала война: 24 февраля они проснулись в бомбардируемом городе. К сожалению, подвал не может оградить их от крылатых ракет и систем залпового огня. Но, по словам Максима, после победы Украины театр станет надежным домом для дерзких драматургов, ориентирующихся не на запрос публики, а на способность услышать и выразить новые смыслы. “Мы долго мечтали о текстоцентрическом театре, где автор имеет право решающего голоса, где отсутствуют дискриминационные практики старого театра, где важные вопросы решаются демократическим способом. Театр, не закрывающий глаз, не внушающий сладкие сны — мощное оружие. Мы еще не открылись. Но пьесы наших авторов уже рассказывают людям всего мира о том, что сейчас переживают украинцы”.

⤢

Лилия (слева) и Валерий Душин (справа)

Лилия, Ирпень

6 марта Лилия услышала звон битого стекла, пуля пробила окно и холодильник, а к ней на огород заехал танк. Зашли в хату, искали нацистов. Хотели занять позиции вокруг дома, на что Лилия сказала: “Вы что, хотите прикрываться парализованным стариком и бабкой?” Через три недели муж Лилии умер.

Валерий Душин (62 года), Гостомель

Жена Валерия умерла 11 лет назад, сейчас живет вместе с сыном. Утром 24 февраля они услышали взрывы, потом над их домом пролетели самолеты. Жили, спасаясь в подвале. Все это время были без воды, света и тепла, стекол в окнах уже частично тоже не было. Когда пришли солдаты российской армии, они повыбивали двери и заселились в их квартиру и квартиры соседей. После, когда украинцы начали попадать по российской военной технике, все изменилось: солдаты заняли подвалы, а жителей заперли в их же квартирах и снаружи еще палками двери подперли, чтобы выйти не могли.

“Люди говорят, я уже на батюшку стал похож, представляю, как я там у вас на фотографии смотреться буду”, — смеется Валерий. Мы посидели у костра, где до этого стоял русский танк, выпили чаю с дымком. Поделились с Валерием и его сыном сладостями, сигаретами и отдали им медикаменты, а потом спустились в их спасительный подвал, где и сделали этот портрет. Чтобы помнить.

Александр ЧЕКМЕНЕВ