Многоликая арабская весна

Если бы Запад повернулся спиной к ливийским повстанцам, он бы предал все то, с чем его отождествляют.

Конечно, эти принципы не применяются, чтобы спасти жестоко репрессируемые народные массы в Йемене или шиитских протестующих в Бахрейне. Сомнительно, что они будут распространяться на Саудовскую Аравию и Сирию, не говоря уже об Иране. Не является невероятным и то, что затяжная война в Ливии закончится предупреждением авторитарным правителям в регионе, что арабское пробуждение — не что иное, как прелюдия к хаосу.

Эти присущие данной ситуации противоречия усложняются внутренними условиями в каждой из арабских стран, а также стратегическим давлением, и все это определяет оттенки неспокойной Арабской весны.

Легитимность наследственной монархии, принцип, установленный Меттернихом, архитектором постнаполеоновского порядка, восторжествовал, в конечном итоге, в период Европейской весны 1848 года. До сих пор этот принцип существует во всем арабском мире. Монархия — в Марокко, Саудовской Аравии, Иордании и в большинстве династий стран Залива — все еще кажется по своей сути более приемлемой, чем мирская автократия. Уязвимость режимов в Египте, Тунисе, Ливии, Сирии и Йемене, которые полагаются на мошеннические выборы и репрессивный государственный аппарат, отражает отсутствие у них какого-либо обоснования их законности.

Конечно, арабские монархии не являются полностью неуязвимыми перед угрозой народных восстаний. Но поскольку их легитимность имеет религиозную или даже божественную основу и не является фикцией демократической поддержки, как было в случае с арабскими президентами, их деятельность вызывает меньше сомнений.

Более того, в отличие от арабских “республик” — которые все возникли после “социалистических” революций или военных переворотов и которые обещали процветание и социальную справедливость, а заканчивались коррумпированными репрессивными режимами, — монархии региона никогда не обещали Утопии. Все подобные обещания в истории заканчивались либо воротами ГУЛАГа, либо, как в Египте и Тунисе, свержением правительства обманутыми народными массами. Ни в одной из арабских монархий протестующие не требовали головы короля, их требования — ограничить абсолютную власть, а не положить конец монархии.

На революционную карту также влияет позиция в отношении Запада. Печальный урок лживости Запада в отношении демократических реформ в арабском мире, который “посчастливилось” увидеть Сирии и Ирану, заключается в том, что прозападные умеренные лидеры, уступившие продемократическим протестующим, заканчивали тем, что их устраняли, в то время как жестоко расправлявшиеся со своими оппонентами продолжают оставаться у власти. Запад, в конце концов, никогда не оказывал сильного давления на какой-либо арабский режим, чтобы тот проводил реформы, и бросил своих авторитарных клиентов в Тунисе и Египте только после того, как они не смогли вырвать ростки революции. Урок заключается в том, что Запад будет сосуществовать с тиранией при условии, что она поспешно и эффективно проводит репрессии.

Соединенные Штаты, в частности, были более терпимы к репрессиям в отношении демократических движений в странах Залива, чем в Египте, Тунисе или Ливии, так как в Заливе для США вопрос заключается не в противостоянии демократии против автократии; а в борьбе одного из возглавляемых Ираном шиитских альянсов против суннитских прозападных священных режимов.

Учитывая безумную боязнь иранского влияния, движения за демократию в Бахрейне и Саудовской Аравии обречены задохнуться при молчаливом попустительстве США. Возглавляемое Саудовской Аравией вмешательство в Бахрейн направлено на обуздание попыток Ирана преуспеть в регионе на волне шиитских восстаний.

В самом деле, восстание шиитского большинства в Бахрейне стало сейчас борьбой за региональное превосходство между Ираном и поддерживаемыми США суннитскими монархиями стран Залива. Даже Турция, союзник Ирана, премьер-министр которой Реджеп Тайип Эрдоган резко критиковал военное вмешательство против Ливии и набрасывался на Запад за то, что тот рассматривает регион в качестве “поля для нефтяных войн на десятилетия”, — призвала Иран ограничить свою воинствующую риторику во время кризиса в Бахрейне.

Иммунитет саудовской монархии против давления США, призывающих к демократическим реформам, во многом обязан страху перед “шиитским полумесяцем” с Ираном во главе, отбрасывающим тень на Залив. В самом деле, Саудовская Аравия рассматривает политические полномочия шиитского большинства как катастрофу исторического масштаба — взгляд, доказанный откровенной поддержкой Ираком иранского замысла в Заливе. Премьер-министр Ирака Нури аль-Малики присоединился к иранскому хору против “интервенции суннитских сил в соседнее государство”. Ему вторили могущественный шиитский лидер Ирака Мухтада эль-Садр и верховный священнослужитель Ирака аятолла Али Систани, убеждавшие Бахрейн освободиться от “иностранных сил”.

Стало модным обвинять Запад в перипетиях арабской демократизации. Но исторические поворотные моменты никогда не характеризовались легким выбором и человеческие ошибки формировали исход чаще, чем человеческая безнравственность. В своем восхитительном марше к гражданским свободам арабские народы должны столкнуться со вступительным экзаменом, присущим любой демократии, даже начинающей: это осознание ответственности за последствия решений.

Шломо Бен АМИ, бывший министр иностранных дел Израиля