Меняем шубы на пожары

Я был несколько удивлен заявлением В.В. Путина, что главные ответственные за пожары — это главы муниципалитетов. Им было предложено уйти в отставку, и глава Выксунского района — муниципального образования в Нижегородской области, где сгорело много домов и погибли люди, — действительно в отставку ушел. Не собираюсь защищать глав муниципалитетов, но очевидно, что ответственность губернаторов за пожары — больше: именно исполнительной власти субъектов Федерации подчиняются переданные регионам бывшие территориальные органы Рослесхоза. Да и координировать работу МЧС и региональной администрации главы муниципальных образований тоже не могут.

То, что произошло — это последствия политики, которая лоббировалась Германом Грефом, нынешним вице-премьером Сергеем Собяниным и прежним главой комитета по природным ресурсам Государственной Думы госпожой Комаровой, когда они продавливали новый Лесной кодекс, ломая не только депутатов, но и, фактически, конституционную государственность.

Когда Комарова выносила в октябре 2006 года проект Кодекса на второе слушание, никто не сравнивал текст с одобренным на первых слушаниях, никто не смотрел, были ли внесены поправки, которые обещали после первого слушания. Была обесценена и выброшена на свалку огромная работа согласительной комиссии, которая проанализировала более 1500 поправок губернаторов, законодательных собраний, крупного лесного бизнеса, экологов, представителей науки.

Сейчас мы возвращаемся к тем проблемам, о которых неоднократно говорили, начиная с 2003 года. Главная причина лесных пожаров и того, что огонь перекинулся на дома в лесной местности — в том, что никто не занимается охраной лесов после вступления в действие нового Лесного кодекса.

Второе. В большинстве регионов, где наибольшее число пожаров и задымлений, как в Московской области, — горят осушенные на закате советской власти торфяники. Когда было принято решение использовать олиготрофные торфяники на увеличение площади сельхозземель и раздачу их под садовые участки, никто не думал об экономической эффективности и экологических последствиях этих действий.

Когда случились последние сильные пожары — в 2002 году, — стало понятно, что единственный путь предотвращения пожаров в будущем — перегородить магистральные мелиоративные каналы и заболотить обратно наиболее горящие районы Московской области.

Характерно, что в тех районах, где экологам разрешили провести обводнение самостоятельно и в кооперации с лесным и охотничьим хозяйством, — например, в Талдомском районе, где торфяники заливали в том числе с целью защиты и оптимизации режима заказника “Журавлиная родина”, — после 2002 года больших пожаров больше не было и сейчас нет вообще.

Неоднократно говорили о том, что для решения проблемы пожаров нужен не столько МЧС с бульдозерами и танками, а необходима нормальная, активная и цивилизованная экологическая политика. Тогда бы не было созданной из-за невнимания к экологии рукотворной природной бомбы.

Важно помнить: МЧС не отвечает за тушение пожаров в лесах, а борется с огнем в основном тогда, когда он подходит к населенным пунктам. Поэтому идеология Лесного кодекса — все функции переложить на арендаторов лесных земель, — не работает. Это хорошая идея, но по моей, скорее всего, завышенной оценке, она может работать только на 15% лесных земель в России. Она работает только там, где есть потенциально экономически сильный арендатор — промышленный лесопользователь. Это крупные вертикально-интегрированные компании, такие, как “Группа Илим”, “Титан”, “Инвестлеспром”, “Свезалес”, “Череповецлес” — то есть несколько областей Северо-Запада России (от Вологды, Карелии и Вятки до Архангельска и Республики Коми), несколько регионов в Средней Сибири (Иркутская область) и 2—3 региона на юге Дальнего Востока.

Но у нас нет, и долгое время не будет потенциальных арендаторов, которые были бы заинтересованы брать в аренду с лесопромышленными целями те леса, которые несут в первую очередь экологическую функцию — потому что там можно вырубать лишь небольшой процент деревьев, а ответственность приходится нести за все территории. Это все леса, которые находятся южнее Москвы, это те территории, где сейчас в основном лес и горит. У нас по этой же причине каждый год горят огромные пространства в Восточной Сибири (в Якутии, например), и никто этого не замечает — слава богу, там почти не гибнут люди и не сгорают поселки.

Последние два года было достаточно влажно, и поэтому появившиеся проблемы эти два года удавалось избегать. Но ситуация этого года в очередной раз показывает, что продавленная силой “грефовская” модель Лесного кодекса не работает.

Безусловно, управление лесами и распределение экономических доходов должно быть передано в регионы. Нельзя управлять лесами из Москвы, когда все проблемы решаются за взятки. Любой даже сверху назначенный губернатор, проходя через сито назначений заксобраниями, чувствует больше ответственности перед населением региона. Но, тем не менее, есть функции, которые они не могут или пока еще не умеют выполнять. Никто не организует взаимодействие и взаимообучение регионов по борьбе с пожарами, а огонь, увы, не знает административных границ. Никто не несет ответственности за тот развал, который создан в управлении лесами.

Нельзя в стране, которая занимает восьмую часть суши всей планеты, бороться с пожарами только на уровне субъекта федерации, это экономически неэффективно. В стране такого масштаба мониторинг пожаров должен осуществляться из космоса, то есть на национальном уровне, а не с противопожарных вышек докосмической эпохи, то есть из регионов. Если оставили Рослеском, то надо было оставить ему авиалесохрану. МЧС только тушит, не занимаясь профилактикой и мониторингом, а Рослесхоз не имеет ничего, кроме как права докладывать (или, наоборот, не докладывать) об увеличении площади пожаров.

При этом, судя по дешифровке космоснимков для отдельных регионов, после того как был введен в действие новый Лесной кодекс, площадь лесных пожаров увеличилась в разы. Ликвидирована государственная лесная охрана, поэтому навести порядок в лесах никто не может. Государство сняло себя реальную ответственность на тех территориях, которые не входят в те самые 8—15% арендованных в лесопромышленных целях лесов.

Чтобы сгладить ситуацию необходимо оставить получение доходов от лесных угодий регионам как это и предусмотрено сейчас. Необходимо разработать механизм возврата (отзыва) полномочий, если регион не справляется с ними, как это предусмотрено поручениями президента Медведева по итогам Президиума Госсовета РФ 27 мая 2010 года. Число пожаров может быть одним из показателей эффективности использования переданных субъектам Российской Федерации полномочий, но не единственным показателем — потому что в регионах, таких, как Приморье, лес не столько горит, сколько там его воруют. У федерального агентства должны быть силы и авиасредства для борьбы с пожарами. В идеале, федеральное лесное агентство должно быть трансформировано в федеральную лесную службу, включающую в себя государственную лесную охрану и авиалесоохранные предприятия.

По итогам катастрофических пожаров в этом году должна быть принята программа по обводнению мелиорированных торфяников в Европейском Нечерноземье. Пожары будут повторяться все чаще и чаще. Эту тему уже обсуждали премьер и губернатор Московской области, но Громов о необходимости обводнения заявлял уже в том же 2002 году. Тогда наша сотрудница Т.Ю. Минаева еле отговорила его идти на поводу у МЧС и решать проблему взрывами перемычек между существующими водоемами и торфяниками.

Чем хорош и одновременно опасен МЧС? Они — как военные. Их с трудом удалось отговорить пускать колонну танков и бульдозеров во время лесных пожаров в 2002 году в Талдоме, а для прохода их техники не пришлось сносить дома дачников. Природоохранники, студенты и добровольцы перегородили мелиоративные каналы “территории риска”, и тем самым удалось остановить огонь без сноса домов.

Сейчас многие гадают, стоит ли ожидать ухудшения ситуации. Уже сегодня задымление в Москве и области усилилось. Торфяники будут гореть до тех пор, пока не пройдет несколько ливневых дождей. Когда МЧС рапортует, что все потушено, то я не могу понять, как они это определяют? Торф может почти не дымиться, но как только все высохнет, огонь вспыхнет снова. Все те, кто помнит 1972 год, я тогда школьником был, прекрасно знают, что такое торфяные пожары.

Исходя из того, что идет глобальное изменение климата, и частота засух и, соответственно, пожаров будет увеличиваться, кроме как заболочиванием территорий, занятых осушенными олиготрофными торфяниками, бороться с пожарами трудно или малоэффективно. Владимир Путин осенью 2003 года как-то пошутил, что ничего страшного в глобальном потеплении для нас нет — будем меньше шубы носить. Шубы мы, может быть, и меньше будем носить, но торфяники и леса будут гореть чаще.

Евгений ШВАРЦ