Левица и пустота

Во вторник были обнародованы результаты опроса, проведенного компанией “Социс” в сотрудничестве с Киевским международным институтом социологии. Согласно им, в случае, если бы парламентские выборы состоялись в ближайшее воскресенье, КПУ смогла бы набрать только 4,9% голосов избирателей, пришедших на избирательные участки. Ровно на одну десятую процента менше проходного барьера, который предлагает установить Минюст с подачи президента. При этом еще накануне Александр Лавринович поспешил предупредить, что “ключевые” параметры законопроекта меняться не будут. Разумеется, проект еще не закон, им он станет только после утверждения в Верховной Раде, а голосов одних регионалов для продавливания президентской инициативы недостаточно. Но в повышении барьера заинтересованы не только в ПР, но и в БЮТ. А у тимошенковцев даже сейчас голосов больше, чем у коммунистов и Блока Литвина (еще одного потенциального лузера будущей парламентской кампании) вместе взятых. Если же Компартия и попытается выторговать на Банковой поправки, то, во-первых, еще неизвестно какой ценой, а во-вторых, безо всяких гарантий. Мы же помним, как в 2007-м социалисты не дотянули и до трех процентов каких-то полтора десятых. Хотя до самого конца были уверены, что “старшие товарищи” не бросят их в беде.

Правда, за то время, пока СПУ находилась вне парламента, она растеряла и то, что имела четыре года назад. Надежды на новый старт под руководством Василия Цушко не оправдались. Сейчас социалистам вряд ли поможет даже снижение барьера до одного процента (такие идеи действительно звучат, хотя и не очень громко). Еще хуже обстоят дела у партийных проектов выходцев из СПУ и у СДПУ(О). Но и сколь-нибудь заметного нового проекта в “социалистическом” спектре не появилось. Скорее убавилось — с превращением Трудовой партии в совсем нелевую “Сильную Украину”. Так что вполне вероятно, что в следующем составе Верховной Рады не будет ни представителей левых партий, ни даже тех, кто хотя бы пытался представить себя сторонником левого центра (как это делали некоторые литвиновцы).

Со стороны это может показаться даже парадоксальным. Ведь “ухудшение жизни уже сегодня”, о котором без устали говорят не только оппозиционеры, но и сами украинские граждане, должно было способствовать росту популярности именно левых идей. Но в том-то и дело, что и коммунисты, и “народники” — участники правительственной коалиции, и с точки зрения избирателей не могут не нести ответственности за результаты деятельности сформированного этой коалицией Кабмина. А те левые, которые к нынешней власти прямого отношения не имеют, “перехватить” разочарованный электорат не смогли. Вчерашние сторонники коммунистов, социалистов и эсдеков или просто не ходят на выборы, или голосуют за регионалов, БЮТ, “Фронт змін”, а некоторые, в Западной Украине, так вообще за “Свободу”. И совсем не из-за социалистических элементов в их программах.

По большому счету, противопоставление “левые—правые”, которое в странах к западу от Буга обычно выглядит как конкуренция между сторонниками большего и меньшего вмешательства государства в экономику, на берегах Днепра решающую роль играло разве что в далекой середине 90-х. И то с ярко выраженной украинской спецификой. Тогда правым был Леонид Кучма, говоривший о рыночных реформах,“прощании с социализмом” и даже заигрывавший с Рухом, а левым — Александр Мороз и большинство КПУ—СПУ в парламенте. Но потом, не без содействия самого Сан Саныча, начавшего президентскую кампанию и стремившегося расширить круг поддержки, это противопоставление было вытеснено другим: “народ — власть”. Точнее, “народ против власти”. Мороз президентом, правда, не стал. Его наработками воспользовался вовремя выпавший из кучминского гнезда Виктор Ющенко. А затем в ход пошла карта регионального деления — на Восток и Запад.

В борьбе против власти объединялись и социалисты, и либералы, и националисты — да и в лагере самой власти никакого “идейного” единства не наблюдалось. Культурные маркеры вообще изменили значение слов “правые” и “левые” в отечественном политическом лексиконе. Сейчас правыми величают себя сторонники украинской национальной идентичности, а левыми называют тех, кто ностальгирует по Советскому Союзу и Российской империи, то есть даже радикальных до черносотенства русских националистов. Впрочем, и среди тех, кто относит себя к “советскому народу”, по меткому замечанию Михаила Дубинянского, дискурс Первомая (социалистический хотя бы по форме) вытеснен дискурсом Дня Победы (аппелирующим, по сути, к национальным, почвенническим ценностям). Центристами в таких условиях называют не либералов (как в Западной Европе), а скорее тех, кто считает себя украинцем (этническим или “политическим”) и при этом не хочет, чтобы у него “отнимали светлый праздник 9 Мая”. Своеобразный центральноукраинский микст, голосовавший, кстати, в начале двухтысячных за социалистов, но потом в них, как уже говорилось, разочаровавшийся.

При этом во всех лагерях достаточно людей, разделяющих социалистические ценности: социологи это подтверждают постоянно, но неписаные правила “культурного круга” требуют голосовать в первую очередь за “своих”. Пусть эти “свои” на дух не переносят слова о “социальной справедливости” и открыто провозглашают себя последователями Черчилля и Аденауэра. Главное, чтобы говорили они по-украински (или по-русски — это кто к какому кругу принадлежит), выступали за сближение с Западом (Россией) и возлагали цветы к “правильным” памятникам (Шевченко, Бандере, Ватутину, Мазепе, Екатерине Второй — нужное подчеркнуть). Логика, скорее подходящая для болельщика, поддерживающего любимую команду, чем для избирателя, заботящегося о своем будущем. Нельзя сказать, что подобный поход — исключительно украинское ноу-хау. В юстиниановской Византии политические партии даже назывались по “клубным” цветам (правда, вместо футбола в те времена были скачки на ипподроме). Но это, во-первых, было давно. Во-вторых, в Византии не было никаких выборов в современном понимании этого слова. А в-третьих, в критический момент болельщики из двух партий… объединились против императора.

В Украине тоже есть политики и активисты, уверенные, что “клубная” игра — это путь в никуда. Призывающие подняться над региональными и культурными разногласиями. И уверяющие, что на самом деле у всех жителей Украины, от Галичины до Донбасса, один общий враг — власть и сросшиеся с ней олигархи, вместе грабящие страну. А потому и интерес общий — устранить эту власть, а по возможности и дискредитировавшую себя оппозицию. А дальше… Дальше вопросов становится больше, чем ответов. Ибо программа действий, составленная по принципу “за все хорошее, против всего плохого”, по сути программой не является. Двигаться одновременно во всех возможных направлениях невозможно. Скажем, сокращать — в разы — налоги и увеличивать — тоже в разы — социальную помощь не получится. Даже, если очень хочется. Кстати, именно потому в Западной Европе и существуют разные, конкурирующие между собой социалистические, либеральные и консервативные партии. За какую из них проголосует большинство, по тем рецептам и действует правительство. А те, кто в меньшинстве, — критикуют. И ждут своего часа. Но украинские политики ждать не любят. И не любят выбирать. Поэтому и хотят быть одновременно либералами и социал-демократами, патриотами и “гражданами мира”. Главное, понравиться избирателям широтой своей души и своих обещаний.

Избиратель в Украине и в самом деле доверчивый, до сих пор практически безотказно голосовавший по принципу “лишь бы человек был хороший”. Поэтому даже политические силы у нас стараются называть по имени лидера, в крайнем случае, хорошим и всем понятным словом, не заморачиваясь идеологическими определениями. Кому на самом деле интересно, какую идеологию исповедует партия “Батьківщина”? А партия “Родина”? При том, что оба слова означают практически одно и то же. Одно — по-украински, а другое — по-русски. Почему партия, увлеченно выстраивающая жесткую “вертикаль власти”, называется Партией регионов (причем именно во множественном числе)? И когда Тягнибок собирал больше голосов: когда руководил социал-националистами или когда возглавил “Свободу”?

Но даже на фоне этой увлекательной игры в слова левые выглядят не просто бледно. Они практически незаметны. Даже, если пытаются объединиться. В “Блок левых сил”, как это было перед президентскими выборами 2010. Или в “Украинскую левицу”, как сейчас. Социалисты, кстати, не вошли ни в первый, ни во вторую. Предлагая всем желающим “вливаться в их ряды”. “Вливаться”, правда, никто не спешит. По той простой причине, что эффект от этого будет еще меньший, чем от объединения. Коммунисты в “левый блок” пошли. Но не более того. Поскольку вели, по сути, самостоятельную игру. Целью которой, как оказалось, было удачно вписаться в послевыборную расстановку сил во власти. Должности получили, кстати, не только представители КПУ. Но имели ли эти назначения какое-то отношение к заявленной программе блока? Коммунисты, можно сказать, последовательно повторили тактику СДПУ(о) 2002—2004 годов и СПУ 2005—2007. Практически с теми же результатами. И для собственного рейтинга, и для левого движения в целом. Стоит ли удивляться, что избиратели не хотят ходить по тому же кругу и в четвертый раз, и, если голосуют, то, скорее, за “конкретных пацанов”, чем за красивые слова, за которыми не следует ничего.

Сами левые, однако, предпочитают искать другие объяснения своих неудач. Одно из них — отсутствие в их среде известного и харизматичного лидера, способного взять на себя роль объединителя. Как это произошло, к примеру, во Франции в 70-е годы прошлого века. Там среди левых тоже не было единства, и они прозябали на задворках политического процесса. Но пришел Франсуа Миттеран, и все изменилось. Хотя сам Миттеран и не относился к “социалистам до мозга костей”, он даже “Интернационал” впервые в своей жизни запел… на объединительном съезде партии, избравшей его своим лидером и кандидатом на пост президента.

Украинские левые не прочь пойти по тому же пути (надеясь, видимо, на столь же громкий результат). Только искать почему-то начали не просто “приглашенную звезду”, а лидера, до сих пор никак не проявлявшего своей увлеченности идеями социальной справедливости. Социалисты, скажем, долго флиртовали с Сергеем Тигипко. Который в итоге начал разыгрывать из себя “либерала-реформатора без страха и упрека”. После предложений вице-премьера по пенсионной реформе назвать Сергея Леонидовича даже очень глубоко законспирированным социалистом решится только отчаянно смелый человек. Коллеги СПУ по левому лагерю не менее упорно начали обхаживать Арсения Яценюка. Конечно, в бытность свою кандидатом в президенты Арсений Петрович демонстрировал поразительную идейную гибкость. Но даже после всех этих кульбитов от имиджа “либерала в очках” не избавился. Лепить теперь из него вождя пролетариата — дело очевидно малоперспективное. Очевидно в первую очередь для самого Яценюка.

Что поделаешь, вздыхают “хедхантеры”, готового лидера с левыми взглядами на горизонте нет. Словно не понимая, что все это напоминает даже не хождение, а настоящие танцы на граблях. Если избиратель не верит в искренность даже ваших собственных социалистических убеждений, почему он должен поверить в неожиданное обращение в социал-демократическую веру стороннего человека, пусть даже талантливого и чертовски привлекательного? И уж тем более, если он так привлекателен, зачем ему выполнять программу вашего объединения, ведь голосовать за него будут совсем по другой причине?
Возможно, впрочем, что все эти попытки схватиться за соломинку — в виде приглашенного лидера или выторгованной у партнеров своей доли в государственной власти — всего лишь следствие. И причины кризиса украинской левицы гораздо глубже, чем привычная для отечественного партстроительства организационная беспощность и суета. Западноевропейские социалисты, социал-демократы, лейбористы при всех различиях между собой, как правило, опираются на структуры гражданского общества. В первую очередь — на профсоюзы. Но не только на них. Это опора тем тверже, чем весомей заинтересованность граждан в конкретных результатах деятельности партии. За отечественными левыми — пустота. Несмотря на авансы, которые так щедро раздавали украинскому “третьему сектору” еще пару лет назад, он сейчас сам больше нуждается в поддержке, чем может служить опорой для каких-то политических структур. Вот и приходится партийцам искать альтернативы. Но это либералы могут получать прямую поддержку от отдельных предпринимателей, в интересах которых они действуют. А борцы за права трудящихся, которых содержат работодатели, — это абсурд. Доказано украинской политической практикой. Причем неоднократно. Разумеется, рано или поздно сильное гражданское общество появится и в Украине. Но, во-первых, еще не известно, когда именно. А во-вторых, нет никакой уверенности, что этот, новый “третий сектор” захочет оказывать поддержку “старым” политикам — из постсоветского, а то и советского прошлого.. Какие бы красивые цели на словах они перед собой ни ставили и какие соглашения — тоже между собой — ни подписывали.

Алексей МУСТАФИН