Курс начинающего космополита: как деофшоризация влияет на банки

В Украине объявлен курс на деофшоризацию. Особой пикантности этому начинанию придает тот факт, что озвучено оно было практически сразу после того, как в финансовом мире разгорелся скандал вокруг так называемых “Панамских документов”, фигурантом которых оказался и украинский президент Петр Порошенко. “Я планирую представить серьезные реформы, которые могут сделать невозможным использование офшорных компаний и офшорных счетов в Украине. Это будет следующим серьезным шагом в моей программе реформ”, — заявил Порошенко в начале апреля. 

Украинские власти в своем стремлении не одиноки. Вчера стало известно, что американские правоохранители инициировали глобальное расследование причастности банковских структур к отмыванию денег: органы финансового надзора штата Нью-Йорк затребовали информацию у 13 международных финансовых институтов. Банкам предстоит передать американским властям данные о телефонных контактах, переписке и финансовых транзакциях, которые проходили через панамскую компанию Mossack Fonseca, оказавшуюся в центре недавнего офшорного скандала.

Насколько тесно сплетены в своей деятельности банки и офшоры, каким образом “мода на деофшоризацию” может коснуться украинских финансовых учреждений и чего ожидают в этой связи представители отечественного финсектора и бизнесмены, разбирался Forbes.

Активная борьба за прозрачность капиталов началась еще в 1990-х и расцвела на фоне международного экономического кризиса, который стартовал в 2007 году в США. Некоторые эксперты склоняются к мысли, что большинство усилий по борьбе с офшорами являются по своей сути конкуренцией между самими налоговыми гаванями. Например, в “черный список” офшорных зон, отказывающихся сотрудничать в обмене информацией, который ведет Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), в свое время не входили страны-учредители самой организации: Швейцария, Люксембург, Великобритания. Но при этом претензии выдвигались к Монако, Лихтенштейну, Андорре, Маршаловым островам и другим.

Даже в Украине, всецело зависящей от внешних правил игры на рынке капитала, списки офшорных зон менялись в зависимости от предпочтений правящей элиты. Тот же Кипр то включался, то исключался из перечня стран, которые официально считаются офшорами. Под эгидой борьбы со схемами “оптимизации налогообложения” принимались и принимаются законы, которые выгодны тем или иным юрисдикциям.

“Многие молодые страны делают офшорную оговорку. В первом варианте налогового законодательства Украины была оговорка, что на 10 лет мы можем создавать на нашей территории офшорные компании”, — рассказывал в интервью Forbes ныне покойный президент страховой компании “Лемма” Сергей Чернышов.

При этом, по его убеждению, самый “вкусный” период перераспределения денежных потоков в СНГ Украина пропустила, “потому как слушала рекомендации волонтеров из фондов, приехавших ее консультировать”, и таким образом стране навязали модель потребительского рынка.

Как взаимодействуют банки и офшоры

Существует несколько моделей взаимодействия между финансовыми учреждениями и офшорами. По одной из них, банки в борьбе за прозрачность и право контролировать потоки капиталов играют роль посредников, которые согласно международным законам и требованиям FATF должны мониторить операции клиентов и обеспечивать так называемый контроль на местах. “Банковская система является основным проводником давления на офшоры. Потому что она должна проверять всю информацию о клиентах и передавать ее в надзорные органы. Это происходит во всем мире: повсеместно банки являются основными шестеренками, которые вращают колесо деофшоризации, улучшения обмена информацией”, — объясняет руководитель юридической практики EY Владимир Котенко.

Однако украинский бизнес зачастую ищет в офшорах возможности для защиты прав собственности. “Если будут решены все вопросы права собственности, если будет налажена нормальная работа судебной системы и правоохранительных органов, а процессы слияния и поглощения будут отрегулированы, то никто не будет стараться держать активы в других юрисдикциях. Основной вопрос — недоверие”, — считает экс-член совета НБУ и глава совета Независимой ассоциации банков Украины НАБУ Роман Шпек.

Сейчас на финансовом рынке заканчивается процесс так называемого раскрытия собственников банков. И если ранее конечными бенефициарами того или иного банковского учреждения по открытым данным могли значиться офшорные компании или подставные лица-нерезиденты (или резиденты физлица), то теперь НБУ требует полного раскрытия информации по владельцам каждого из банков.

Глава компании “Рубаненко и партнеры”, руководитель группы экспертов Союза налоговых консультантов Людмила Рубаненко уточняет, что офшоры направлены на скрытность капитала и его происхождения, тогда как безопасность капитала обеспечивают реальные структуры, банки и инвестиционные фонды. “Сохранить капитал, заплатив чуть больше налогов, согласится любой бизнес. Тогда как офшор скрывает собственника, но никак не обеспечивает сохранность капитала”, — уверена она.

Кроме того, украинские инвесторы всегда использовали офшоры для приобретения украинского внешнего долга. “Через офшор можно купить государственные ценные бумаги, облигации внешнего займа или евробонды любого эмитента, например, госбанков под 12% годовых”, — рассказывает банкир Андрей Онистрат. 

Речь идет также о заработке на евробондах мегабольших банков, таких как ПУМБ, “Приват”, Ощадбанк, Укрэксимбанк. Во время политических и экономических потрясений, например, смены правительства в стране, на таких бумагах внешнего долга можно получить до 60% (!) годовых в валюте

По оценкам Онистрата, в стране есть от 200 до 1000 подобных конечных инвесторов, у которых имеются счета в офшорах и которые через них зарабатывают на внешнем долге Украины. Банки в этой ситуации выступают агентами, обеспечивающими подобные транзакции.

Игра на опережение

Что выиграют или потеряют банки от нынешней кампании по деофшоризации? На примере борьбы за прозрачность транзакций, в соответствии с новыми редакциями закона о борьбе с легализацией средств, полученных преступным путем, которые вступили в силу в феврале 2015 года, можно сказать следующее. Пока что официально большинство требований закона являются условными и выполняются банками в зависимости от их доброй воли. К примеру, проверки списков так называемых “политически эффективных лиц” проводятся банками полностью на свое усмотрение, потому что сами списки не утверждены на уровне государства, НБУ, Финмониторинга.

Из этого следует, что требования по борьбе с офшорами будут выполняться весьма условно и коснутся они слабых юрисдикций, которые не смогут отстоять свои права. “Никто не будет на волне борьбы с офшорами запрещать BVI — Британские Виргинские Острова”, — иронизирует один из собеседников Forbes. Саму такую борьбу большинство банкиров называют косметической и относящейся скорее к популистским действиям — наряду с объявленной ранее деолигархизацией.

Между тем, банковское лобби может воспользоваться создавшейся информационной волной для отмены валютных ограничений. “Все люди, которые не предлагают менять валютное регулирование, но говорят о борьбе с офшорами, — популисты. Тест на популизм — наличие или отсутствие предложений по изменению валютного контроля”, — говорит один из экспертов Forbes на правах анонимности.

Также, на фоне заявлений о борьбе с офшорами могут быть откорректированы тарифы по работе с теми или иными юрисдикциями. В случае же ощутимого усиления давления на движение капитала между интернациональными структурами, будут изобретены новые схемы по сокрытию капитала.

Учитывая активное развитие в мире p2p-транзакций, которые происходят между счетами двух лиц, уже есть основания говорить об уходе значительной части транзакций в “серую зону”, контролировать которую государственные  регуляторы не могут. Тогда как банки вполне способны оставаться посредниками между этой “серой” экономикой и официальными потоками капитала, подотчетными финансовому мониторингу и другим надзорным системам.

Маргарита ОРМОЦАДЗЕ