Крушение стены, которой не было

Когда заранее известно, что победителя все равно определит фотофиниш, сам забег за исключением последней прямой вызывает интерес либо у самых отчаянных болельщиков, либо у подлинных ценителей эстетики бега.

Стайерская дистанция позволяет даже немного поимпровизировать. Юлия Тимошенко, как и предполагалось, попыталась потеснить противника на его территории. Тимошенко импровизировала, жизнерадостно поигрывая с огнем подозрений в том, что именно она назначена московским, по крайней мере путинским, фаворитом. Но перед финишным спуртом она тоже предпочла вернуться к истокам, обрушив на Януковича всю мощь былой “оранжевой” риторики. И эта демонстрация флага тем интереснее, что может оказаться лишь прощальным салютом стилю, в котором Украина прожила не только последние пять лет, но и несколько десятилетий. И дело не только в том, что, как заметил один украинский политолог, пять лет назад противостояние выглядело борьбой добра против зла, а сегодня лишь как выбор зла наименьшего.

Нынешние выборы могут вообще оказаться последними, в которых представление об этом зле еще несет на себе отпечаток раскола Украины на “москальский” восток и “бандеровский” запад.

Строго говоря, ни “оранжевые” герои пятилетней давности, ни их бело-синие оппоненты из Донецка отнюдь не были кумирами для тех, кто выступал под знаменами их фан-клубов. На Украине и при советской власти имелись свой запад и восток, а независимость обогатила эту систему контрастов еще и такой политологической категорией, как “Центральная Украина” — крестьянская, посконная, не столь незалежная, как запад, но в отличие от востока говорящая по-украински. Такова была привычная схема, но украинские наблюдатели с самого начала предостерегали от упрощений. Речь, говорили они, всегда шла не о “русском” проекте украинского юго-востока и “украинском” проекте запада, а о проектах русскоязычном и украиноязычном, которые при этом на самом деле оба были сугубо украинскими.

При изучении географии украинского голосования в ретроспективе легко обнаружится: вся история украинской независимости ― это медленное расширение “запада” на центр, противостояние которых с востоком стало восприниматься как борьба старого и нового. В общем, цивилизационный разлом.

На многие вещи запад и восток и в самом деле смотрят по-разному. Так получилось, что у жителей востока больше друзей и родни в России, чем у жителей запада, здесь дружественной страной чаще называют Россию, враждебной ― США, а на западе ― ровно наоборот. Словом, разлом вроде бы налицо, преодолеть его невозможно, и теория и практика “оранжевой революции” и “посторанжевого термидора” это должны со всей убедительностью подтвердить. В связи с чем голосование на востоке ― не акт преданности человеку, каждое высказывание которого становится анекдотом, а тот самый цивилизационный выбор, который только и может заставить столь солидарно за такого человека голосовать. И то же самое на западе.

На самом же деле Украина во все описываемые времена переживала и другой род регионализма, куда более понятного и прагматичного, но не столь распиаренного. На этом большом пути были, в частности, периоды днепропетровского верховенства, а история президентства днепропетровца Леонида Кучмы ― это хронология безжалостной битвы за первенство, которое яростно оспаривали и Донецк, и Харьков, и тот же Киев. И как-то никому в то время не приходило в голову называть историческим и культурным размежевание страны.

А потом подмял под себя пол-Украины Донецк.

Тезис о неизбывности исторического раскола Украины примерно того же сорта, что заверение о том, что к демократии народ надо готовить. Подобные учения всесильны, пока в них верят. Украина верила, “оранжевая” зима 2004-го уходила в историю, и вызревал еще один обреченный на овладение умами тезис: Украина за пять лет, прошедших после майдана, окончательно разочаровалась в тогдашних идеях.

Только в том-то и дело, что у революции вообще не бывает новых идей, она потому и случается, что идеи проросли уже давно, а другого способа привести в соответствии с ними реальность не обнаруживается. А в революционной Украине каждая из ее половин считала своим достоянием то, что уже сложилось. И сохранение этого статус-кво, как представлялось на каждой стороне, зависело от того, чем закончится майдан.

А потом выяснилось, что на самом деле никто ни на что не посягает.

И, кто бы ни стал президентом Украины, в Донецке не появится улицы Шухевича, а в Закарпатье не станут праздновать очередной юбилей Переяславской рады.

А вопрос о том, быть ли Украине в НАТО или Евросоюзе, уж точно не решается в противостоянии Тимошенко и Януковича. И бизнес, как и голоса, разделившийся между фаворитами примерно поровну, и вовсе никогда не знал, что такое граница между западом и востоком.

Но никакой другой формулы выбора не появилось, как не появилось и других актеров на старые роли.

Словом, если и есть какой-то реальный исторический смысл в успехе Сергея Тигипко, то уж никак не в том, что Украина нашла себе новую альтернативу. Во-первых, новым для Украины Тигипко точно не является. А во-вторых, пока совершенно нет никаких оснований считать, что нынешний его условный взлет непременно станет для него стартом к горним украинским высям.

Дело в другом: из всего сонма кандидатов только Тигипко не имел ярко выраженных признаков географической принадлежности. Уроженец Молдавии, Тигипко сделал себя в Днепропетровске, причем делал одновременно и параллельными курсами со своей ровесницей Юлией Тимошенко. И под одной крышей, каковой сначала была Днепропетровская обладминистрация, которой руководил Павел Лазаренко, не отказавший обоим в своем покровительстве и когда стал премьер-министром. Из Днепропетровска оба отправились завоевывать Украину, один по банковской части, другая ― по газовой. Тигипко в отличие от Тимошенко не рвался на первые роли, он, скорее, был исполнителем. Но в этом качестве одинаково органично смотрелся и консультантом президента Кучмы, и министром экономики в правительстве премьера (еще не президента) Ющенко, и лидером партии “Трудовая Украина”, созданной политтехнологами Кучмы исключительно для утопления коммунистов, и руководителем предвыборного штаба Януковича, и советником премьер-министра Тимошенко. В рамках представлений о борьбе добра и зла, а также востока и запада это все можно было счесть путем метаний и ошибок. На самом же деле ― нормальный политический путь человека, который прекрасно осведомлен о реальных ставках и составах противостоящих команд.

Тигипко отнюдь не этакий конструктивный “против всех”.

Его 13% ― это не разочарование, а простое признание нескольких простых фактов. Никаких мероприятий на тему особой интеграции с Россией не будет, как бы ни звали президента, как не будет государственного русского языка ― просто потому, что никому он в таком статусе на Украине не нужен.

Будет страна, в которой культурный проект, шедший с запада, будет постепенно продвигаться дальше на восток, пока совсем не затухнет, потому что на некоторые вещи запад и восток еще очень долго будут смотреть по-разному и никому это мешать уже не будет. Но в поисках альтернативы Украина вынуждена будет искать не того, кто будет “ни тем ни другой”, а наоборот. “И тот и другая” ― вот амплуа Сергея Тигипко и его бэкграунд, вполне пока заменяющий Украине политическую программу.

Конечно, и через пять лет мы еще услышим раскаты неизбывного противостояния львовских “националистов” и донецких “москалей”. Но революция давным-давно закончилась. Следующей не ожидается. Границы больше не нужны.

Вадим ДУБНОВ