Крым — троянский дар российскому обывателю

Логика реванша

Присоединение Крыма призвано вернуть Путину пошатнувшиеся доверие и приязнь россиян, распалить антизападный патриотизм, который будет конвертирован в окончательную победу “чекистско-сырьевой партии” и окончательное подавление партии, выступающей за прозападный курс. С другой стороны, даже если немедленный ответ Запада на аннексию Крыма будет слабым, путинский демарш вызовет кардинальное переосмысление “восточной политики” Запада, возврат к уже реальной “политике сдерживания” России, сокращению торговых, технических, культурных и интеллектуальных связей.

Иными словами, Крым — это троянский дар российскому обывателю, призванный, рассорив Россию с Западом, сохранить ее в качестве сырьевой деспотии.

Сравнение аннексии Крыма с началом немецкой экспансии в Европе 1930-х гг. стало уже общим местом и на Западе, и в России. Публицист Александр Морозов проницательно заметил, что между поражением Германии в первой мировой и началом ее новой экспансии прошло 20 лет — примерно столько же, сколько отделяет распад Советского Союза от вторжения в Крым, столько, сколько необходимо, чтобы забыть урок предыдущего поражения. Любопытно, что логику веймарского синдрома воспроизводят и наиболее искушенные и интеллектуальные защитники демарша. Они призывают Запад перестать смотреть на Россию как на проигравшую сторону в холодной войне, осознать ее геостратегические интересы, выходящие за пределы ее “пораженческих” границ 1991 г., и приписывают именно этот мотив путинскому демаршу.

Парадоксально, однако, что логика реванша является здесь фактически возвращением к той логике, которая привела к предыдущему поражению. Советский Союз именно что был озабочен контролем зоны своего геостратегического влияния и проглядел в результате катастрофическую перспективу консервации архаичной социально-экономической модели внутреннего развития, искусственно поддерживаемой нефтяными инъекциями. Наращивая военную мощь и демонстрируя Западу готовность ее использовать, СССР вдрызг проиграл другую битву — экономическую.

У этого поражения была своя логика. Геополитические амбиции во внутриполитической перспективе выступали средством консервативной консолидации (противостоим Западу, “мировому империализму” в тогдашней терминологии), мотивировали подавление инакомыслия, внутренней дискуссии, стимулировали доктрину опоры на собственные силы и идеологию закрытости. Эти ингредиенты позволили “заморозить” страну, ввести ее в состояние застоя, кончившегося, как известно, ее распадом.

После десятилетия отчасти искусственного благополучия к началу 2010-х гг. Россия подошла с грузом накопленных этим десятилетием внутренних проблем. Эти проблемы проявили себя и в резком торможении экономического роста на фоне сверхвысоких цен на нефть, и в росте политической активности разных слоев населения, выплеснувшейся в массовых акциях и выступлениях. Масштабный конфликт с Западом сегодня — это попытка “заморозить” страну, не решая эти ставшие очевидными проблемы.

Политэкономия реванша

Немало написано в последние дни об экономической цене “приобретения” Крыма. Само по себе поддержание автономной от Украины жизнедеятельности полуострова будет стоить больших денег и станет, своего рода, нон-стоп олимпиадой. Экономику полуострова придется дотировать в возрастающих масштабах.

Это будет дестабилизирующим, но, конечно, не главным фактором, подрывающим экономику России. Главным же фактором станет окончательный разворот к модели сырьевой автаркии. Разумеется, в среднесрочной перспективе Запад не откажется от российских нефти и газа. Однако о серьезных инвестициях в несырьевую Россию придется забыть.

Более того, пока на дипломатическом и пропагандистском уровне продолжается дискуссия о возможных санкциях, в действительности эти санкции уже начинают действовать. Российские компании уже приступили к сокращению инвестиционных программ, неизбежному по той простой причине, что цена заимствований для них в результате крымского кризиса возрастет. В 2011-2012 гг. российские компании привлекали ежегодно около $140 млрд кредитов для финансирования текущей деятельности и рефинансирования прошлых заимствований. Их совокупный накопленный долг составляет $650 млрд. В этом году их ожидает двойной удар — девальвация национальной валюты (снижающая долларовый доход от внутренних продаж) и рост стоимости новых заимствований. Это резко повышает бремя обслуживания накопленного долга, а значит — и возможность новых кредитов. Экономику начнет лихорадить.

Внешне- и внутриполитический разворот, связанный с аннексией Крыма, будет иметь следствием не только консервацию экономической модели, которая уже сегодня демонстрирует свою низкую эффективность, но и приведет к дальнейшему ухудшению качества экономической политики. В условиях, когда иностранные инвестиции нам не грозят, в качестве основной экономической доктрины будет принята, скорее всего, концепция опоры на внутренние инвестиции и импортозамещающий рост. Эта архаическая доктрина, уходящая корнями в 50-70-е гг. прошлого века и доказавшая свою нежизнеспособность в Латинской Америке, идет вразрез со всей логикой сегодняшнего развития мировой экономики. Но именно к ней подталкивает логика реванша. В случае России она будет означать ускоренное использование резервов для поддержания текущего экономического роста (а де-факто, по большей части, просто их приватизацию). И критическое оголение России перед лицом главного вызова, с которым ей придется иметь дело в текущем десятилетии.

Неизбежный вызов

Пора осознать, что вызов, о котором идет речь, — неизбежен. Это вовсе не заговор, как о том любят постфактум рассуждать проигравшие геостратеги. Этот вызов созревает и формируется на наших глазах. И мы сами вольны прятать голову в песок и вводить себя в транс геополитической и псевдопатриотической неадекватности.

Вызов этот столь же очевиден, сколь и закономерен. Период высоких и сверх-высоких цен на сырье всегда заканчивается кардинальными изменениями на сырьевых рынках, ведущими к тому, что острота сырьевой проблемы для обеспечения текущего экономического роста резко снижается. Инвестиции в новые технологии и решения обеспечивают повышение гибкости рынков, рост добычи и эффективности использования сырья. А все более широкое внедрение этих технологий ведет к постепенному, но неуклонному их удешевлению.

Это рыночный сырьевой цикл. И в данном случае большая часть дороги уже пройдена. Это и спотовая торговля сжиженным газом, и добыча сланцевого, и многие другие не столь заметные изменения. Сегодня нет никаких оснований считать, что Китай не станет в перспективе 10 лет еще одной газовой сверх-державой. Европа наращивает возможности по замещению российского газа. Нет, российский газ будет ей, разумеется, нужен, но рынок продавца превратится в рынок покупателя, что и будет для России критическим вызовом. Последствия этого вызова, скорее всего, и станут главным сюжетом российской истории текущего десятилетия, а вовсе не “обретение Крыма”.

Тем поразительнее, что внешнеполитическая и геостратегическая доктрина Путина, формировавшаяся с 2005-2006 г., активно подталкивала Европу в этом направлении. А крымский кризис, с одной стороны, ускорит заключительный этап формирования нового облика энергетических рынков, а с другой — лишит Россию тех буферов, которые могли бы смягчить для нее последствия этого события. Уже сегодня ясно, что сырьевой экспорт больше не является драйвером экономического роста. Очень скоро станет ясно, что он не позволяет обеспечить социальную и экономическую стабильность.

Крым — это такой сыр, лежащий в дальнем углу нефтяной мышеловки. Он должен отвлечь внимание населения и элит от неприятного звука, с которым она захлопывается.

Кирилл РОГОВ