Китайский гость

Китай захватывает мир, страну за страной. 

Нет, он не отправляет за моря ударные авианосные группы, и китайские “вежливые люди” не появляются на улицах городов соседних стран. Китайское влияние расширяется благодаря торговле и инвестициям, инфраструктурным проектам и программам помощи. Взамен Китай обретает все большее влияние во всех регионах мира, укрепляет свой статус великой державы и все сильнее воздействует на мировую политику. Естественно, что Пекин не мог обойти вниманием и Старый Свет. Пусть сегодняшняя Европа и перестала быть единоличным вершителем судеб мира, но ее роль в политике и экономике все еще очень велика. Восхождение Китая на вершину иерархии невозможно, если не заручиться поддержкой или хотя бы нейтралитетом европейцев. 

От торговли к поглощениям

Долгое время Европа для КНР оставалась преимущественно экономическим партнером. В 70-е и 80-е европейские инвестиции помогли начать глубокую модернизацию экономики, в 90-е и 2000-е рынок Европейского Союза стал вторым по важности направлением китайской внешней торговли. Политические проблемы и вопросы безопасности оставались в европейской политике Пекина даже не вторичными. Они были эпизодами — иногда значимыми, как соглашение с британцами о возврате Гонконга в 1984-м или “оружейное эмбарго” ЕС в ответ на разгон демонстрантов на площади Тяньанмэнь в 1989-м, но не менявшими характер отношений с Европой. Если и случались столкновения интересов Китая и европейцев, то они ограничивались отношениями с отдельными странами, чаще всего занимавшими проамериканские позиции. Соответственно, стычки эти воспринимались как часть китайско-американских отношений, а не европейского вектора китайской политики. 

Но в последнее десятилетие ситуация стала стремительно меняться. В экономической сфере все больший интерес для китайского капитала стали представлять покупка европейских компаний и инвестиции в собственные проекты в Старом Свете. Это привело к росту роли государства в экономических связях с европейцами. Ведь, с одной стороны, поощрение инвестиций государственных и частных китайских компаний давно стало частью политики официального Пекина. А, с другой, выход на строго регулируемый рынок Евросоюза требовал политической поддержки со стороны китайских властей, определенного лоббизма по государственным каналам. Фактически именно начало китайского инвестиционного бума в Европе определило необходимость формирования полноценной стратегии Пекина на европейском континенте. 

Активность китайцев в Европе производит впечатление. Если в 2008-м объем китайских инвестиций в страны ЕС составил всего 840 млн долл., в 2016-м он достиг почти 43 млрд долл. Общий объем китайских инвестиций уже превысил 350 млрд долл. Хотя доля китайских инвестиций в ЕС все еще не высока, всего около 2,5%, темпы их роста — до 25% в наиболее удачные для китайского капитала годы — заставляют уже считаться с ними как с абсолютным фактором в европейской экономике.

Особенности распределения этих инвестиций по странам и отраслям делают их еще более значимым политическим фактором. Традиционно для Китая покупки иностранных компаний являются ключом для получения доступа к технологиям. Поэтому в перечне интересов инвесторов лидируют высокотехнологические компании — как молодые, обладающие интересными патентами, но не имеющие достаточных собственных средств для развития производства, так и широко известные крупные игроки. Кроме того, для китайцев представляет интерес покупка популярных, раскрученных брендов (вспомним хотя бы покупку подразделения Volvo, производящего легковые автомобили, китайским автопроизводителем Geely), с помощью которых можно упростить доступ на мировые рынки собственных товаров или же улучшить имидж своей продукции на внутреннем рынке Китая. Решение этих двух задач приводит китайских инвесторов в наиболее развитые страны ЕС, где концентрация искомых объектов вложения средств наибольшая. В основном это страны Западной Европы, и здесь объем китайских инвестиций наибольший — Великобритания (более 70 млрд долл.), Италия (около 35 млрд долл.), Германия (почти 20 млрд долл.) и Франция (около 15 млрд долл.). 

Значительно выросла китайская активность на этом направлении после того, как США существенно ужесточили политику в отношении инвесторов из КНР. Еще в последние годы президентства Барака Обамы проверки компаний из КНР, желающих приобрести американские активы, стали заметно более тщательными и долгими. И все чаще китайцы получали отказ в приобретении компаний в США, причем нередко причиной назывались интересы национальной безопасности. Хотя США и сейчас остаются главной точкой приложения китайских инвестиций (чуть меньше 40% от их общего объема), на фоне противодействия со стороны американских властей ЕС становится для Китая все более важным источником современных технологий. 

Росту интереса к технологическим лидерам со стороны китайского капитала также способствовала правительственная программа “Сделано в Китае-2025”. Этот план был принят в 2015 г. с подачи премьера Ли Кецяня как один из важнейших элементов среднесрочного государственного планирования. Программа ставит задачу достижения Китаем технологического лидерства в ряде важнейших отраслей — IT-индустрии, авиастроении, производстве медоборудования, энергетике, роботостроении и др. Сам китайский премьер признает: достичь поставленных задач не получится, если полагаться исключительно на собственные разработки. Значит, получение западных технологий, желательно легальным путем (чтобы не иметь проблем с реализацией продукции на рынках третьих стран) — стратегическая цель государственной политики.

Неудивительно, что наиболее крупные (и значимые с точки зрения приобретаемых технологических возможностей или доли на рынке) покупки были сделаны или китайскими государственными компаниями, или профинансированы государственными банками. В этом ряду следует вспомнить крупнейшие сделки с европейскими активами — покупку государственной Китайской национальной химической корпорацией в 2016 г. швейцарского производителя пестицидов Syngenta AG (сделка объемом 43,6 млрд долл.), а также покупку крупного оператора недвижимости Logicor Europe за 13,8 млрд долл. и немецкого производителя роботизированных систем Kuka AG — за 4 млрд долл. 

Порты или базы?

Несколько иной подход Китай использует в отношении стран Южной Европы. Здесь удобный случай представился для китайских инвесторов после мирового финансового кризиса. Ослабленные больше своих северных соседей экономики Греции, Португалии и Испании с большей готовностью пускают иностранные инвестиции — независимо от их источников. И хотя эти страны представляют меньший интерес как источники современных технологий, для обеспечения доступа на европейский рынок и для выхода китайских товаров на рынки других стран (скажем, США) под европейской вывеской эти страны весьма перспективны. Соответственно, номенклатура объектов инвестирования на юге Европы значительно шире — от сельского хозяйства и пищевой промышленности до энергетики и аэропортов. 

У южно-европейской составляющей китайской экспансии есть еще одна характерная черта: особое внимание на юге Европы китайцы уделяют инвестициям в инфраструктурные проекты — морские порты, аэропорты, железные дороги, трубопроводы и распределительные электросети. Подобные интересы есть у них и в других частях континента. Китайскому капиталу принадлежит 35-процентная доля в порту Роттердама и пятая часть — в антверпенском порту, а в Гамбурге китайцы строят новый терминал. Также в Германии были предприняты неоднократные попытки приобретения компаний, занятых продажей электроэнергии конечным потребителям. 

Но именно в Южной Европе китайским компаниям сопутствовал наибольший успех в обретении контроля над подобными активами, даже в тех случаях, когда объекты инфраструктуры признавались стратегическими, или же когда имелись серьезные возражения со стороны профсоюзов или общественных организаций. Терминалы в портах Валенсии и Бильбао, многочисленные активы на энергорынке Португалии и Греции, планы приобретения контроля над рядом региональных аэропортов в Греции и Испании, покупка крупнейшей страховой компании в Португалии — вот лишь наиболее значимые шаги китайских инвесторов в регионе. 

Флагманом этих проектов является греческий порт Пирей, крупнейший пассажирский и один из крупнейших контейнерных портов Европы. В 2009 г. государственной Китайской компании океанских перевозок (COSCO Group) в аренду были переданы два из трех терминалов порта (размер ежегодной аренды составляет 1000 млн долл.). Кроме того, китайская компания приобрела 51% акций оператора порта. За несколько лет COSCO Group провела модернизацию порта и значительно увеличила его пропускную способность. Сегодня порт рассматривается Китаем как один из важнейших транспортных узлов в рамках инициативы “Один пояс, один путь”. Порт Пирей стал для китайских компаний своеобразными воротами на рынок ЕС. Эффект от его использования был получен уже в середине этого десятилетия, когда расширенные возможности порта позволили китайским поставщикам сократить срок доставки своих товаров в Европу в среднем на одну неделю. 

Приобретение контроля над несколькими портами по всей Европе и планы постройки новых дают пищу для очередных опасений в Европе и за ее пределами. Политики и эксперты задаются вопросом: не создает ли Китай портовую инфраструктуру двойного назначения, которую смогут использовать не только китайские контейнеровозы, но и боевые корабли Поднебесной? Вопрос не нов, спекуляции на эту тему пользовались популярностью еще в 2000-е, когда КНР реализовывал первые проекты морских портов в Азии и Африке. Но теперь речь идет не о “задворках мира”, а о Евросоюзе.

Аргументы тех, кто опасается превращения китайских портов в военные базы, порой кажутся смешными. Так, некоторые эксперты приводят пример Джибути, где Китай начал с постройки железной дороги и аэропорта, а через несколько лет создал первую зарубежную военно-морскую базу (конечно, на самом деле тут существует пока лишь пункт снабжения, но все равно — военно-морской). По их мнению, такой же путь может пройти Китай и в Европе. Непонятно, правда, как будет получено согласие на создание чужих военных баз в странах — членах НАТО, но звучат подобные прогнозы все равно угрожающе.

Однако есть у этих опасений и куда более предметная, хотя и не такая живописная, основа. Сооружая или реконструируя порты и терминалы, китайские компании оснащают их различным навигационным оборудованием, системами связи и мониторинга морского и воздушного пространства. Подобное оборудование может легко быть использовано в разведывательных целях, даже если в номенклатуре установленных систем будут сплошь разрешенные законом гражданские модели. О том, что подобные проекты несут угрозу для военно-морских сил западных стран, информацию о перемещениях которых будут получать китайцы, американцы заговорили еще несколько лет назад, когда китайские компании добивались разрешения на постройку терминалов в портах израильских Ашдода и Хайфы. Располагая свои порты и терминалы по всему периметру Европы (среди последних планов — порт в Швеции), китайские военные действительно могут получить бесценный источник информации о возможном противнике. 

Китайский форпост 

Особое место в европейской политике Китая занимают страны бывшего социалистического лагеря. Относительно бедные, с менее совершенными институтами, эти государства с куда большей готовностью, чем их западные соседи, открывают дорогу китайским инвестициям. В зоне интересов Пекина как страны, уже ставшие членами Евросоюза, так и те, кого Брюссель рассматривает в качестве ближайших кандидатов на вступление в объединение. 

Главным инструментом китайской политики в этом регионе выступает инициатива “16+1”. Пекин запустил специальный формат сотрудничества со странами Центральной и Восточной Европы еще в 2012 г. Хотя, по сравнению с объемом инвестиций в ведущие страны ЕС, партнеры в рамках инициативы “16+1” получают немного (на всех ее европейских участников приходится около 10 млрд долл.), в рамках их сравнительно небольших экономик приток китайских инвестиций более чем заметен. Относительно больше достается кандидатам — Македонии, Сербии, Черногории. В этих странах еще не действуют регулирования Евросоюза, что позволяет китайским инвесторам чувствовать себя свободнее, а Пекину — обеспечить более крепкие позиции в этих странах к моменту, когда они станут членами ЕС. 

Китай отдает предпочтение значительным стратегическим проектам, как правило, инфраструктурным и в области энергетики, таким, что займут заметное (если не определяющее) место в структуре национальных экономик. Тут и приобретение аэропорта в албанской столице Тиране, и терминал в порту румынской Констанцы, а также планы сооружения ядерных реакторов в Болгарии и Румынии, несколько крупных мостов и транспортных развязок в Хорватии. В этом же ряду можно вспомнить крупнейший на сегодня проект в регионе — железную дорогу, которая должна связать Белград с Будапештом. Проект железной дороги стоимостью почти 3 млрд долл. позиционируется Китаем как один из элементов “Одного пояса, одного пути”. Проект вызвал протесты со стороны Евросоюза, обвинившего власти Венгрии (Сербия не входит в объединение, так что формальных поводов для претензий к ней не было) в нарушении целого ряда норм ЕС — по проведению тендеров, по оценке финансовой состоятельности проекта, экологических, социальных и др. Под давлением критики Будапешт провел в конце 2017 г. тендер, однако его организация и непрозрачность лишь убедили Брюссель в том, что проект не отвечает интересам ЕС. 

В Центральной и Восточной Европе Пекин старается использовать и свою “мягкую силу” — подходы, которые в Западной и Южной Европе пока не увидишь: в борьбе за симпатии восточных европейцев Китай использует образовательные проекты, гранты на научные исследования, многочисленные культурные мероприятия. Пекин создал в странах региона целую сеть лоббистских структур — от экспертно-аналитических центров, вроде пражского Института нового Шелкового пути, до многочисленных совместных бизнес-ассоциаций и торговых палат. 

Очевидно стремление Пекина создать в Центральной и Восточной Европе плацдарм, который позволит укрепить китайские позиции внутри ЕС, позволит влиять на принятие политических решений Евросоюзом — и не только в экономической, но и в политической сфере. Именно поэтому в рамках формата Пекин собрал лишь те страны, что входят в ЕС или имеют реальные шансы стать его членами в обозримом будущем (и это, пожалуй, главная причина, почему там нет Украины). Результаты китайских усилий можно увидеть уже сейчас. В последние годы ряд участников инициативы “16+1” (и к ним нередко присоединяется Греция) регулярно занимают при голосованиях в рамках Евросоюза позицию, выгодную Пекину. В последние три года эти страны несколько раз вынуждали ЕС существенно смягчать окончательные тексты общих заявлений о нарушениях прав человека в КНР, о чрезмерном применении силы в Синцзяне и о китайских действиях в Южно-Китайском море. Каждое новое такое голосование заставляет ЕС все серьезнее относиться к действиям Пекина в восточной части объединения. 

Формат “16+1” стал первым прямым вызовом, брошенным Китаем Европейскому Союзу. Ведь сам Евросоюз никак не представлен на встречах Китая со странами Центральной и Восточной Европы. Нарушен принцип коллективной выработки позиции по важным международным вопросам; члены ЕС, входящие в группу, вместе с китайскими партнерами принимают решения по целям регионального развития, что прямо входит в противоречия с полномочиями Еврокомиссии и других органов ЕС. 

Ответный ход

Экспансия Пекина вызывает растущее недовольство и у политиков, и у бизнеса в Евросоюзе, причем до такой степени, что в последние годы европейцы начали реагировать открыто. Главной мишенью для критики ожидаемо оказалось сотрудничество КНР с восточноевропейскими странами — членами ЕС и кандидатами на вступление в объединение. В
2017 г. тогдашний министр иностранных дел Германии Зигмар Габриэль назвал политику Пекина в Европе угрозой единству Евросоюза. Он призвал к разработке единой стратегии ЕС в отношении китайских шагов на континенте и к определению необходимых ответных мер, чтобы не допустить внутреннего раскола по “китайскому вопросу”. Заявления Габриэля вызвали бурную ответную реакцию со стороны КНР. Но, что важно, Пекин не стал опровергать стремление наладить диалог с восточноевропейскими странами в обход Брюсселя. Официальный ответ китайского МИДа на слова Габриэля гласил: “Мы считаем Евросоюз объединением суверенных держав, а не суверенной державой”, следовательно, в Пекине не видят препятствий для диалога с отдельными странами, даже если обсуждаемые вопросы будут подрывать единство Евросоюза.

Европейские политики отдают должное угрозе со стороны Пекина и принимают ответные меры. Еще летом 2017 г. французский президент Эммануэль Макрон призвал разработать более жесткие правила контроля со стороны ЕС за иностранными инвестициями, особенно когда речь идет о стратегически значимых активах. Макрон прямо указывал на китайские инвестиции как на предмет наибольших опасений. Его поддержали канцлер Германии Ангела Меркель и глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер. Евросоюз начал разработку общей позиции по китайским инвестициям. Пока такая стратегия так и не появилась, — не в последнюю очередь из-за противодействия некоторых партнеров КНР в ЦВЕ и Южной Европе. Но ряд шагов был предпринят на национальном уровне. Правительства Германии, Франции, Нидерландов ввели особые процедуры мониторинга и выдачи разрешений на приобретение активов китайскими инвесторами. 

Долгое время единая Европа была выгодна Китаю. Доступ к огромному единому рынку без внутренних таможенных барьеров и консолидированная экономическая политика, направленная на сотрудничество с КНР, — прекрасные условия для модернизации и экономического роста Поднебесной. Но восхождение Китая на вершину мировой системы изменило цели китайского руководства. Теперь для Пекина важнее получить рычаги влияния на партнеров, обеспечить их лояльность или уменьшить потенциальную угрозу с их стороны. Единая Европа может оказаться препятствием на пути таких планов, и в этом случае Пекину необходимо иметь средства для устранения препятствия.

Осознание “китайской угрозы” — новая страница в отношениях Пекина и Евросоюза. Никакой конфронтации пока нет, желание избежать конфликта очевидно с обеих сторон. Настолько, что ЕС не пошел на поводу у администрации Дональда Трампа, когда американский президент призывал европейцев присоединиться к нему в торговой войне против КНР. Причем не поддержали эту идею даже наиболее последовательные критики Пекина — Германия и Франция. Однако будущее отношений не безоблачно, и наметившееся сегодня противостояние неизбежно будет набирать обороты в ближайшем будущем.

Виктор КОНСТАНТИНОВ, доцент института международных отношений КНУ имени Тараса Шевченко