Как убивается газета

Начало 2013 г. Янукович — Азаров. Львов.

Это был самый смешной акт в моей жизни, а я их видел многие десятки.
Толстый, больше ста страниц. Налоговый инспектор, стоящий над моей головой, настаивал, чтобы я ознакомился и подписал его немедленно.

Я прочитал его за 15 минут.

Налоговая не нашла в деятельности моей компании никаких нарушений. Но в акт вставили сто страниц: пестрый набор каких-то замечаний к другим компаниям, моим контрагентам. В одной директор подписал документы, находясь в отпуске, другой проверяющие не нашли однажды по юридическому адресу, в третьей отсутствовал склад — и прочее, прочее, настоящий винегрет. Нетривиальным было действие: проверяющие исключали все операции с этими компаниями из затрат моего предприятия.

Следующим действием было соответствующее увеличение моих налоговых обязательств.
 — А почему десять предприятий, а не двадцать? Нарисовали бы двадцать миллионов, а не два. Вам не кажется, что такие вещи надо доказывать? Вы понимаете, что любой суд выбросит такую бумажку в мусорное ведро?

Молчание инспекторов было мне ответом.

— Это технология, — вразумляли меня консультанты на следующий день. — Вы не первые… Подсказывали, что цена вопроса — от трети до половины указанной в акте суммы.
— Заплатите миллион — и дело с концом.
Я не соглашался. В конце концов, есть еще суд.

Показывают статистику споров предпринимателей с налоговой: громадное преобладание обвинительных приговоров в пользу фискалов.

Ну и что, у меня своя статистика. Я как-то пошутил, что историю жизни любого предпринимателя в нашей стране можно изложить в нескольких томах уголовных дел. Таковы издержки профессии. Что бы ты ни делал, как бы ни был аккуратен и законопослушен — придут и сочинят, это лишь вопрос времени. За 25 лет чего только не случалось, но налоговой мы никогда не проигрывали.

— Времена поменялись, Сергей Викторович — говорят мне аудиторы, с которыми я знаком с юности. Прежде их глаза не были такими грустными. — Проигрывается все, добиться правды невозможно. Гоните мысли о справедливости, останавливайте процесс сразу, немедленно…
Слушаю, напрягаюсь, но упрямо стою на своем.

Те, кто понял, что давать взятку я не буду, посоветовали свалить из страны. Так поступали многие, попавшие в клименковскую бизнес-мясорубку.

Ни за что.

Через несколько дней после того как я подписал акт проверки и отказался признавать за компанией и собой какую-либо вину, было запущено уголовное дело против служебных лиц предприятия. Смеялся я преждевременно.

Обнуление обязательств.

Налоговая играет в игру под названием “фиктивные операции”.

“Ознаки фіктивності” — удивительная вещь. Не предусматривающая собственно фиктивности. Не оспорен ни один договор, ни один акт или какой-нибудь другой первичный документ.

Не оспариваются фактические финансовые расчеты и транзакции.

Игнорируется, что по законодательству, действующему на момент осуществления хозяйственных операций, существовало т.н. правило “первого события” и, например, авансовый платеж сам по себе формирует обязательства по НДС.

Зато происходит другое.

Налоговые обязательства “плохих” фирм… “обнуляются”. Каким образом? Вручную корректируется локальная электронная база ГНИ, не предусмотренная ни одним нормативным актом. Кто это делает, если по закону доступ к этой базе не имеют плательщики? Сами работники налоговой службы. Но зачем? Зачем обнулять обязательства перед государством “плохих” фирм?! Ведь именно с них вы должны получить налоги, вернуть деньги и государству, и пострадавшим контрагентам (мне в том числе). Поскольку НДС — транзитный налог, в результате этого последним получателем — и должником бюджета — оказываемся мы, добросовестные плательщики, расположенные по юридическим адресам и с кипой бумаг, аккуратно подшитых в папки.

Одной рукой ГФС какие-то фирмы провозглашает плохими (без принятия по ним соответствующих правоприменительных решений, без установления этого факта в судебном порядке), другой — перекладывает их налоговые обязательства на “белых” плательщиков.
На первом этаже казарменного здания, построенного когда-то для обкома КПСС, на плазменной панели непрерывно крутят ролик с налоговым министром Клименко.
Первый визит на 7-й этаж, где размещено следственное управление.

Лифт. Дверь отползает наполовину, отворяя щель, куда пролезть можно только боком, ни одной лампочки, едешь в кромешной темноте.

Двое следователей рассматривают новые рамочки доски объявлений.
 — Я ему, б..дь, сказал, чтоб аккуратно отрезал, а он, п...рас, из двух кусочков сложил..
 — Да дадим п..ды, переделает на х...
5 минут задумчивого мата.

— Да у вас тут, как в воровской малине… — знакомлюсь со следователем Г.

— Не нарывайтесь, — одергивает адвокат.

Капитан Г. протягивает мне документ: решение суда о выемке документов. В преамбуле написано, что руководитель компании был вызван в суд, но не явился.

— Но ведь это ложь!

— Нет, не ложь, — следователь спокойно врет, глядя мне в глаза.

— Послушайте, что вы будете расследовать, когда в самом акте нет ни одного обвинения против газеты? У вас нет предмета расследования — преступления…

— Как нет, а вот же, — зачитывает заключительные строки акта — “2 миллиона…”

— Да, про два миллиона написано, но это никак не связано с содержимым акта!

Так это все начиналось…

Мы начали процесс опротестования, пройдя все театральные апелляции в самой налоговой. Во всех кабинетах я размахивал руками, насмехался, дерзил — и получал очередной отрицательный результат, чтобы двигаться дальше и инстанцией выше.

— Интересно с вами беседовать,— сказали мне через несколько месяцев, пока мое дело доехало со Львова на Львовскую площадь г.Киева.

— Не могу ответить вам тем же.

Где-то здесь, несколькими этажами выше и несколькими годами ранее, Н.Я. Азаров вручал мне диплом как одному из лучших налогоплательщиков Украины.

В апелляции отказано.

…

Добрались до первого — районного суда. Выиграли суд о привлечении должностных лиц к административной ответственности за нарушение правил ведения налогового учета — за отсутствием события и состава вменяемого административного правонарушения.

Пока финансовые санкции к предприятию обжаловались в административном суде, раскручивался маховик уголовного следствия. Десятки сотрудников — от директоров до водителей из Киева и Львова — начали ходить в налоговую полицию, как на работу. То, что дело находится в суде, никак не останавливало налоговую милицию.

— У нас административное производство — само по себе, а криминальное — само по себе, — объяснял мне следователь и, как позже выяснилось, сам навсегда забывал об этом.

Нашим контрагентам были разосланы письма — сотни, а может, и тысячи писем — в которых нас объявили преступниками. Текст писем был угрожающим по отношению к получателям и не оставлял сомнений, что от нашего предприятия, газеты “Галицькі контракти”, лучше держаться подальше. “Письма счастья” получали наши поставщики, рекламные агентства, даже предприятия, у которых мы арендовали помещения. Звонки встревоженных коллег. Осторожные отказы сотрудничать. Выемки документов у партнеров.

Во время очередного допроса (а вызывали меня не реже раза в месяц, а то и чаще) следователь, не скрывая восторга, протягивает бумагу.

— Подписи на ваших документах поддельные,— торжественно комментирует капитан.

До меня не сразу доходит смысл сказанного.

— Поддельные? Где? Чьи?

— Все.

— Т.е. как — все?!

— Подписи руководителей десяти предприятий на всех договорах, всех актах и приложениях к ним.

Экспертиза — несколько страничек однотипных заключений — действительно гласила, что ВСЕ подписи на ВСЕХ документах подделаны.

Наверное, этот случай, когда почва уходит у вас из-под ног.

Следователь что-то спрашивает, на автомате отвечаю, а сам прокручиваю в голове эту невероятную новость.

Через какое-то время голова начинает работать, и я начинаю спрашивать сам.

— Погодите, но вы сами мне говорили, что не смогли найти ни одного руководителя. Нашли?

— Нет.

— Вы вступили с ними в переписку?

— Нет.

— Значит, нашли документацию этих предприятий?

— Нет.

— Но если у вас нет образцов почерка этих людей — как вы проводите экспертизу?

— На основании банковских карточек! — следователь сияет.

— Т.е. вы сравниваете единственную подпись в несколько миллиметров со всеми остальными? И этого достаточно для таких категорических выводов? И, в конце концов, откуда вы знаете, какие из этих подписей настоящие: может, как раз в банковской карточке — липовая? Если вообще можно говорить о том, что она липовая. А как быть с печатями? Сотнями оттисков печатей? Они — настоящие?

Ухмыляется, не отвечает.

Тут надо сказать, что в нашем правовом государстве, в самом передовом на свете КПК, не предусмотрены повторные экспертизы. Стоит следователю зайти в свой ведомственный институт, к своему коллеге с просьбой написать то-то и то-то — и таковое заключение уже нельзя оспорить мнением другого эксперта.

Мало того, пока вы находитесь в статусе свидетеля вы не можете получить доступ к документам по вашему делу, что не мешает следователю проводить с вами действия, будто вы уже подозреваемый.

Суббота. 8 утра. Звонок в дверь. Работник ЖЭКа. Совершенно растерянный.

— Тут нам пришло письмо. И звонили. По какому-то вашему преступлению. Мы должны составить на вас характеристику.

— ???

— Мы не знаем, что писать, нам сказали походить по соседям, поспрашивать. Вы не обидитесь?

Я, раздраженно:

— Ходите, спрашивайте.

Ходили и спрашивали.

В это время руководители, которых объявили несуществующими, скрывающимися и т.п., пришли в нотариальную контору г.Киева, предъявили паспорта и составили нотариально заверенную расписку, что все документы подписаны ими собственноручно.

Тем временем наступил час административного суда.

Многочасовыми безрезультатными монологами, равнодушными решателями вы подготовлены к неизбежному поражению. После дебатов юристов я попросил слова. Я повторял это на всех апелляциях, во всех кабинетах и после всех отказов мне самому это не кажется убедительным:

— Ваша честь! Мне не в чем оправдываться. Мы все делали в соответствии с законом. Не допустили никаких нарушений, что подтверждает сам акт, составленный налоговой инспекцией. Если у налоговой инспекции есть претензии к третьим лицам — к этим третьим лицам эти претензии и должны быть обращены.

Решение суда было коротким и четким — налоговой отказать по всем пунктам.

Ура! Победа!

Следователь тем временем отыскивает еще клубок белых ниток для изготовления новой версии. О которой решил поведать моему адвокату.

— Я вот что подумал, а не организатор ли сам Иванов финансовой пирамиды?

— Что?! Какой?!

— Он опутал страну сетью подставных фирм, создал конвертационный центр…

Адвокат, пересказывая мне новую версию, выглядит озадаченным. Чувствую, как вырастаю в исполинскую фигуру профессора Мориарти.

Взрываюсь:

— Они в своем уме?!

— Вы знаете, по-моему, на следующем допросе они собираются вас в этом обвинить.

Жалуемся в Генпрокуратуру.

Звонок из следственного управления.

— Это звонит начальник следователя Г. Вы знаете, он иногда перегибает палку. Он вас оскорбляет? Нет? Если у вас что-то будет не так — звоните прямо мне по этому телефону. В любое время суток.

Следователь Г.:

— Давайте сходим на кофе. Тут неудобно говорить.

Тут же, на 7-м этаже следственного управления пьем кофе. Говорит:

— Вы же понимаете, я против вас ничего не имею. Служба. Мы с вами только устанавливаем истину. Я же вижу, где преступник, а где честный человек. Кстати, а какие у вас связи в Генеральной прокуратуре? Портнов?

Сидим с прокурорами по надзору за следствием. Долго сидим, до ночи. На прощание один из них интересуется:

— А почему бы вам просто не заплатить два миллиона? Все будут довольны.

И, наконец — фанфары! — уголовное дело закрывают за отсутствием состава преступления.

Вот только это был не финал.

Прошел Майдан, сбежали министры, в т.ч. Клименко, и в 2014 году мы начали потихоньку возвращаться к “мирной жизни”, правда, этому времени поднять газету было уже невозможно. Но появилось ощущение, что перемены неотвратимы, что жить и работать — стоит.

Встреча на улице. Подавая апелляционную жалобу на решение суда первой инстанции, юрист налоговой похвасталась нашему юристу: “Мне следователь подбросил фактов”.

Видимо, у налоговой не может быть проигранных дел, и каждый сомневающийся в этом должен быть уничтожен. Следователь у нас за спиной пошел ва-банк и подготовил избранные страницы из закрытого (!) уголовного дела юристу налоговой для передачи в апелляционный суд. В этом “Избранном” присутствуют экспертизы с “фальшивыми” подписями, но отсутствуют факты, их опровергающие — нотариальные подтверждения этих подписей подписантами. И т.д.

Новый суд. Юристы, словно маленькие мышки, перебирают лапками, спотыкаются о параграфы, жалобно ссылаются на законы. Реющий над законами, не знающий преград орел правосудия — судья, взирает на нас с высоты понятий.

— Так а где же решение о прекращении уголовного дела? — спрашивает судья.

Суд откладывается до получения ответа от следователя… Откладывается на конец февраля — юрист налоговой отмечала совершеннолетие сына. Выдернутые из уголовного дела бумаги, несмотря на наши протесты, Апелляционный суд тут же приобщил к делу.

2015. Уже Порошенко. Уже Яценюк. Уже ДФС.

Зимой 2015, звонок из районной фискальной службы в бухгалтерию:

— Вы воспользуетесь налоговой амнистией?

Шанс уйти с поля боя с минимальными потерями. Подчиненные ждут решения.

— Отказываемся. Наше дело правое.

— И мы так считаем — говорят мне юристы и измученный главный бухгалтер. Герои.

Выпуск газеты я остановил в прошлом году.

Наконец в марте 2015 года, получив постановление о закрытии дела в отношении служебных лиц газеты “Галицкие контракты” ЗА ОТСУТСТВИЕМ СОСТАВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ, Апелляционный суд принимает решение… в пользу налоговой. Полтора года ушло на суд, обосновавший свое решение недопустимыми доказательствами.

На основании решения Апелляционного суда прокуратура (мгновенно, и опять втайне от нас) отменяет решение о закрытии дела, растаптывая УПК (пропущены сроки пересмотра постановления о закрытии уголовного производства прокурором, отсутствуют основания для его пересмотра).

Третий год, снова и снова, допрашивают меня в качестве свидетеля о совершенном мною же “преступлении”. Ну и следствие, конечно, ведет все тот же следователь Г., но уже не капитан, а майор налоговой милиции, который и обеспечил решение апелляционного суда в пользу ДФС. Замкнутый круг.

Следователь и не скрывает, что участвует во всех процессах на стороне налоговой, передавая “нужные” материалы дела (сначала незавершенного, а затем закрытого) для формирования обвинительной позиции. Говорит об этом убежденно, в присутствии моего адвоката.

— Конечно, это моя сторона, мои коллеги. Я с ними. Кстати, кто у вас занимается кассацией? (Выписывает повестку нашему юристу).

— А как же независимость административного и уголовного процессов? А как же объективность следствия? — глупенько спрашиваю я.

— А что такого? Такие действия — на мое усмотрение, КПК почитайте, — строго смотрит на меня майор. За спиной у него две картины: голая баба и подсолнухи.

Пытаюсь получить документ, возобновивший следствие.

— Дайте мне постановление, которым отменено постановление о закрытии дела против нас.

— Не могу. Оно не мое, а прокуратуры.

— Это что, секрет? Вы его от меня прячете?

— Нет. Но чтобы показать его вам, мне нужно распоряжение начальника.

Пишу заявление начальнику с просьбой выдать постановление.

— Ну, теперь формальности соблюдены? Я могу увидеть постановление?

— У нас на ответ 10 дней. Может, покажем, а может, и нет.

— В таком случае я отказываюсь давать показания по делу.

— Ладно, я вам обещаю, что через два дня передадим вам копию.

Обманул.

И тут выяснилось, что опротестовать незаконное постановление в суде я не могу, ведь “ПостановлениеКоторогоНебывает”, естественно, не упоминается в УПК в перечне постановлений, которые можно опротестовать.

Опять 8 утра. Опять суббота. Только два года спустя. На пороге работница ЖЭКа

— Нам тут велели составить на вас характеристику. Ну, из-за вашего преступления.

— Составляйте, что я могу сказать.

Следователь Г. Допрашивает главбуха:

— Вы же понимаете, что ваш руководитель — преступник?

Она не понимает.

Следователь, на моем допросе:

— Мы тут пересчитали, налоговая ошиблась, и вы должны государству еще 105 тысяч, а это уже — радостно разворачивается к адвокату — часть третья, “ в особо крупных размерах”!

Я — следователю:

— Вы понимаете, что все это возможно в том числе потому, что я третий год терпеливо молчу об этом деле?

Он не понимает.

— А почему бы вам не заплатить тысяч шестьсот в бюджет, мы бы закрыли дело?

Какие элегантные качели: статья КПК утяжеляется, сумма — уменьшается.

Семь этажей, набитых взяточниками и шантажистами. Перед зданием демонстрантами разбросаны шины, вокруг ходят тысячи людей, готовых их поджечь.

Они не понимают.

Сергей ИВАНОВ-МАЛЯВИН, совладелец ИД “Галицькі контракти”