ДАЙДЖЕСТ

Изменить систему

[08:20 20 мая 2013 года ] [ Forbes-Украина, № 5, апрель 2013 ]

Как устроены благотворительные фонды двух самых щедрых украинских миллиардеров — Рината Ахметова и Виктора Пинчука.

Граждане Украины не самые отзывчивые люди на планете. В 2012 году, по данным консалтинговой организации Charity Aid Foundation, лишь 7% украинцев жертвовали на благотворительность. По этому показателю Украина — 130‑я в мире. Мы слишком бедны, чтобы помогать ближним? Но по душевому ВВП Украина занимает 105‑е место. Два с лишним десятка стран, которые еще беднее, чем наша, населены более чуткими людьми.

Миллиардеры — другое дело. Из первой десятки богатейших в филантропии не замечен только основатель “Кернела” Андрей Веревский. Остальные в 2012 году потратили на благотворительность более $80 млн. Лидеры — владелец “Интерпайпа” Виктор Пинчук и собственник СКМ Ринат Ахметов. Первый пожертвовал $23,9 млн. Ахметов выделил двум своим фондам — “Развитие Украины” и “Эффективное управление” — $32,1 млн. Для сравнения: бюджет благотворительного фонда одного из самых щедрых россиян Владимира Потанина составил в прошлом году $10 млн.

Ахметов и Пинчук занялись системной благотворительностью вскоре после “оранжевой революции”. Летом 2005 года Ахметов открыл фонд “Развитие Украины”, в начале 2006‑го фонд своего имени организовал Виктор Пинчук. “Изначально у Ахметова был подход “попросили — дал”, чисто эмоциональная благотворительность”, — рассказывает директор “Развития Украины” Анатолий Заболотный. Спонтанные акты щедрости были не чужды и Пинчуку: он, например, финансировал гастроли в Украине московского театра “Ленком” и дирижера Владимира Спивакова.

Фонды Пинчука и Ахметова работают в образовании, здравоохранении, культуре. Цель обеих организаций — изменить неэффективную систему. На этом сходство заканчивается.

Речь 23‑летней киевлянки Натальи Бугаевой пестрит английскими словами. Недавно она окончила двухлетнюю магистерскую программу в Harvard Kennedy School стоимостью $80 000. Фонд Пинчука, каждый год частично оплачивающий обучение нескольких десятков украинских студентов в лучших университетах мира, выделил Бугаевой $50 000. Единственное условие — вернуться на родину и пять лет отработать по профессии. Бугаева, специалист по управлению некоммерческими организациями, работает в фонде Ахметова “Эффективное управление”.

Типичный получатель помощи от фонда Ахметова выглядит иначе. 40‑летний житель Константиновки в Донецкой области Сергей Голуб ходит с большим трудом. Он водитель, заболел туберкулезом позвоночника. Год назад Голубу сделали операцию. Сначала ему прописали неправильное постоперационное лечение, затем персонал Константиновской больницы отказал лежачему пациенту в доставке лекарств на дом. Однажды Голубу попала на глаза брошюра фонда Ахметова. “Там был указан мобильный телефон менеджера Дениса Денисенко. Я позвонил — и уже через пару дней врачи, которые говорили, что лекарств нет и привозить их на дом не положено, лечили меня дома”, — описывает ситуацию Голуб. По его словам, он может позвонить Денисенко с любой проблемой, и тот ее быстро решит. “Как он это делает, не понимаю, но перед ним открыты все двери”, — удивляется Голуб.

Эти примеры хорошо иллюстрируют различия в философии украинских филантропов. Менеджеры Ахметова, выявив проблему, стремятся исправить систему. Фонд Пинчука вкладывает в молодежь, которая сама изменит систему.

Фонд Ахметова финансирует 19 программ, в числе которых борьба с тяжелыми заболеваниями, помощь сиротам, поддержка музеев, обучение журналистов и т. д. “Значительную часть проектов предлагал учредитель, например, программа по туберкулезу — это его идея”, — говорит Заболотный. В фонде любят рассказывать, что у Ахметова с этим недугом “свои счеты”. В 1990‑х туберкулезом болел его старший брат и донецкие врачи уже вынесли вердикт: остались считаные дни. Ахметов отвез брата в московскую клинику, где его смогли вылечить. Борьбу с туберкулезом в Донецкой области фонд Ахметова начал в 2007 году.

“Хочешь поменять систему — работай в существующей системе, — называет Заболотный один из главных принципов фонда. — Туберкулезом должно заниматься государство, и нельзя снимать с него эту ответственность”. Менеджеры Ахметова отказались идти путем “строительства больниц и разрезания ленточек”. “Фонд начал нестандартно. Собрал лучших врачей, сотрудников санэпидемслужбы, представителей общественных организаций и облсовета и увез их за город на недельный мозговой штурм, — вспоминает Елена Петряева, работавшая тогда заместителем губернатора Донецкой области. — Мы определили болевые точки, наиболее эффективные меры, разработали основу будущей программы”. Была сформулирована конкретная цель: за пять лет снизить заболеваемость туберкулезом в области на 25%, а смертность — на 5%.

Фонд отказался быть единственным донором. Область должна была стать финансовым партнером. “Чиновники обязаны понимать, что это их программа, а не доброго дяди, и нести за нее ответственность”, — объясняет Заболотный. По 50 млн гривен выделили фонд и область, еще 17 млн гривен — районы. За день перед подписанием программы руководство управления здравоохранения области снизило ее целевые показатели в пять раз. “Чиновники не верили в эффективность программы и не хотели брать ответственность, — продолжает Заболотный. — Пришлось звонить заместителю губернатора, чтобы вернуть первоначальные цифры”.

По словам Петряевой, которая сегодня возглавляет управление здравоохранения Донецка, все цели программы были выполнены. Заболеваемость туберкулезом в области сократилась на 26,5%, смертность — на 42%.

Фонду Ахметова программа обошлась в 50 млн гривен. За эти деньги капитально отремонтировали пять больниц, наладили поставки медикаментов и регулярное обследование больных. Но главное не это. “Они поменяли подход к лечению, — объясняет фтизиатр Донецкой областной туберкулезной больницы Надежда Дядык. — Раньше все пациенты независимо от стадии туберкулеза лежали вместе. Фонд ввел разделение потоков больных”. Хронических больных отделили от недавно инфицированных и пациентов, у которых было только подозрение на туберкулез. Для каждой категории сделали свои отделения. По словам Дядык, полезными оказались и ежегодные тренинги для врачей.

Двухуровневая система контроля призвана обеспечить выполнение условий программы врачами. “Минимум раз в три месяца каждую больницу мониторят сотрудники фонда и представители областной администрации, — констатирует Заболотный. — Кроме этого, есть внешние проверяющие: международные и украинские специалисты”.

Врачи встретили нововведения в штыки. “Далеко не все фтизиатры с большим стажем хотели следовать предписаниям. Люди скандалили, сопротивлялись, — отмечает Дядык. — Пожилым врачам трудно переучиваться, но со временем большинство смирилось”.

Проработав пять лет в тесной связке с госструктурами, Заболотный уверен: денег, имеющихся в госбюджете для борьбы с туберкулезом, вполне достаточно для победы над этой болезнью. “Наша цель — сделать чиновников и медиков более эффективными менеджерами, — считает он. — Это вполне реальная задача”.

Фонд Пинчука финансирует 18 программ, 90% из них, по оценке зампреда правления фонда Томаса Вайе, инициированы основателем. Фонд практически не пересекается с государством, не учит чиновников, как менять систему здравоохранения, образования или культуры. Пинчук строит параллельный мир. “Миссия фонда — дать новому поколению возможность стать творцами будущих перемен, — говорит Вайе. — На это направлены почти все программы”. Пинчук создает неонатальные центры, спасающие жизни новорожденным, оплачивает обучение молодых украинцев в лучших вузах мира, раздает премии художникам.

Самая затратная программа фонда — PinchukArtCentre — обходится более чем в $4 млн в год. “Наш учредитель верит, что современное искусство — самая революционная сила, которая существует в мире”, — объясняет Вайе.

Первый проект фонда — “Колыбель надежды”. За семь лет фонд потратил 86 млн гривен на оснащение 32 неонатальных центров, в которых выхаживаются преждевременно родившиеся младенцы весом более 500 грамм.

“С начала года у меня не умер ни один младенец”, — с гордостью сообщает заведующая перинатальным центром на базе Харьковской областной больницы Ирина Кондратова. Год назад фонд Пинчука оборудовал там реанимационное отделение.

По данным фонда, проект спас жизни 17 090 новорожденным в 2006—2011 годах. По мнению Кондратовой, это вполне реалистичная цифра. “Благодаря новой технике в 2012‑м мы сократили смертность в 2,5 раза”, — констатирует она. Но приобрести современное оборудование недостаточно. “Большинство врачей увидели такую аппаратуру впервые, поэтому фонд провел для нас несколько тренингов”, — добавляет Кондратова.

В фонде Ахметова работает 85 человек. Предпочтение при найме отдается кандидатам, которые увлечены проектом и способны сопереживать; хороший диплом и красивое резюме вторичны, говорит Заболотный. По его словам, такой подход предложил Ахметов.

Пинчук выше ставит экспатов. За операционную деятельность фонда, в котором работает 15 человек, отвечает Томас Вайе из Германии.

В феврале Пинчук сказал Forbes, что уделяет благотворительности не меньше времени, чем бизнесу. “Мы обсуждаем деятельность фонда несколько раз в неделю, — подтверждает Вайе. — Учредитель знает все показатели фонда, иногда даже лучше меня”. Вайе признается, что был не готов к такому вниманию со стороны Пинчука. “Первые недели, когда Виктор Михайлович звонил и спрашивал: “Как дела?”, я отвечал: “Спасибо, хорошо!” — смеется менеджер. — Потом он мне объяснил, что он имеет в виду не how do you do, а что происходит в фонде”.

Пинчук хочет знать все: сколько пришло журналистов на пресс‑конференцию, о чем спрашивали, что написали, рассказывает Вайе. Миллиардер регулярно посещает мероприятия фонда и охотно говорит о своих проектах.

Ахметова встретить на открытии детского дома или больницы намного труднее. Вся операционная деятельность и ответственность за результат — на Заболотном, с которым основатель фонда встречается два раза в месяц. “Но если какое‑то ЧП и решение о выделении средств нужно принимать быстро, можем созваниваться несколько раз в день”, — отмечает Заболотный.

Себе Ахметов отвел роль арбитра. Когда “Развитие Украины” стало продвигать программу детских домов семейного типа, основателя засыпали жалобами, мол, внедрение проекта разрушит систему интернатов. Заболотного вызвали для серьезного разговора. “Ахметов поинтересовался: “Ты хочешь, чтобы мы боролись с интернатами?” — вспоминает он. Руководитель фонда ответил, что в семейных детских домах вырастут люди, лучше адаптированные к самостоятельной жизни. Ахметов согласился с этим доводом и одобрил программу.

То, что Ахметов делегирует намного больше полномочий, чем Пинчук, не означает меньшую вовлеченность. Два топ‑менеджера СКМ рассказывали Forbes, что Ахметов больше времени и внимания уделяет футбольному клубу “Шахтер” и благотворительному фонду, чем всему остальному бизнесу.

Оценить эффективность благотворительных фондов — нетривиальная задача. “Если в программе по борьбе с туберкулезом или раком еще можно провести какие‑то замеры, то как оценивать шаги, направленные на модернизацию общества?” — задается вопросом директор российского подразделения Charities Aid Foundation Мария Черток.

Судя по доле административных расходов в общем бюджете, фонды двух богатейших украинцев весьма эффективны. За прошлый год админрасходы у Пинчука составили 4%, у Ахметова — 7,5% от всего бюджета. По словам Заболотного, общемировой стандарт — 10%. “Доля административных затрат в бюджете — это ложный путь измерения эффективности работы фонда”, — возражает Черток. По большому счету степень эффективности проектов каждый благотворитель определяет самостоятельно.

В фонде Ахметова пытались получить объективную оценку собственной работы. Даже наняли аудиторскую компанию “Большой четверки”. “Аудиторы собрали нашу отчетность, пообщались со множеством людей. И отказались от проекта: слишком разношерстные данные, — рассказывает Заболотный. — Эффективность в благотворительности — это соревнование с самим собой”. Например, на следующие пять лет фонд поставил себе задачу свести смертность от туберкулеза в Донецкой области к нулю.

Еще сложнее измерить, как изменилось мировоззрение у почти двух миллионов посетителей PinchukArtCentre или как стране помогли стипендиаты, отучившиеся в Гарварде либо Оксфорде. “Задача — добиться максимальной отдачи и результата по каждому направлению”, — поясняет Вайе. Из его слов получается, что Пинчук оценивает работу фонда субъективно. Неонатальные центры спасают все больше младенцев — отлично, на организованной фондом лекции Билла Клинтона в Киеве яблоку негде было упасть — хорошо, об очередном Ялтинском форуме Европейской стратегии написали все ведущие СМИ — неплохо, очередь в PinchukArtCentre не становится меньше — чудесно. Возможно, в скором времени подход поменяется. В феврале Пинчук присоединился к движению крупнейших филантропов мира Giving Pledge, у истоков которого стояли Уоррен Баффетт и Билл Гейтс. Как и остальные участники “клуба”, миллиардер поклялся отдать минимум половину состояния на благотворительность. В мае участники движения соберутся на ежегодную встречу. На повестке вопрос “Как сделать благотворительность эффективной?” В февральском интервью Forbes Пинчук сказал, что обязательно посетит это мероприятие.

Хорошими делами

Сколько тратят украинские миллиардеры на благотворительность

Ринат Ахметов

Бюджет $32,1 млн

Состояние $15,4 млрд

“Остановим туберкулез в Украине”, “Рак излечим” / Смертность от туберкулеза в Донецкой области снизилась на 42%

Виктор Пинчук

Бюджет $23,9 млн
Состояние $3,8 млрд

PinchukArtCentre, “Колыбель надежды”, “Завтра.UA” / Неонатальные центры помогли спасти жизни 17 090 младенцам в 2006—2011 годах

Игорь Коломойский и Геннадий Боголюбов

Бюджет н/д

Состояние $2,4 млрд