Из украинского тупика в сирийское болото

Российская воздушная кампания в Сирии привлекла к себе столько международного внимания, что прошедший в пятницу, 2 октября, непростой саммит в Париже, в котором приняли участие французский президент Франсуа Олланд, немецкий канцлер Ангела Меркель, украинский президент Петр Порошенко и президент РФ Владимир Путин, практически не попал в заголовки. Результаты этих напряженных переговоров, которые длились около пяти часов, едва дотянули до и без того низких ожиданий; тем не менее, заявленная готовность четырех лидеров продолжить выполнение Минских соглашений является относительно позитивным шагом в процессе разрешения конфликта.

Украина показывает готовность соблюдать затишье в Донбассе, тогда как Россия считает этот тупик дорогим и невыгодным: Москве приходится поставлять припасы в Донецк и Луганск, отправлять большие группировки своих солдат в так называемую “Новороссию”, а также поддерживать патриотический накал в самой РФ. Пытаясь найти выход из этой тупиковой ситуации, Путин решил начать небольшое, но громкое вмешательство в сирийскую гражданскую войну.

Удивительно, что подготовка ко вторжению в Сирию в точности совпала с прекращением боев в Донбассе. В августе ежедневно регистрировались сотни нарушений режима прекращения огня; но с начала сентября провокации со стороны объединённых российско-сепаратистских войск резко прекратились. Соглашение об отводе тяжелых вооружений от линии разграничения также выполняется в точности. Тем временем, в первые дни сентября Россия открыла воздушный и морской “коридоры” в Латакию и начала готовить авиабазу к прибытию российских ВВС. В результате во время своего обращения к Генеральной ассамблее ООН Путин смог одновременно заявить, что Россия является ответственной стороной в вопросе урегулирования конфликта в Украине и попытается продвинуть инициативу о создании широкой международной коалиции, которая выступала бы против ИГИЛ (и за Асада). Порошенко, который выступал на Генассамблее на следующий день, осудил Россию за вторжение в Донбасс, а Барак Обама отказался принять режим Башара Асада в состав коалиции. И все же у Путина есть повод думать, что его геополитические маневры были успешными.

Такой повод ему дало явное замешательство Запада относительно поиска путей урегулирования сирийской катастрофы, а также глубокое беспокойство Европы относительно конфликта с Россией. Путин с удовольствием подчеркивает, что усилия Запада по тренировке и вооружению сил умеренной сирийской оппозиции привели к позорным результатам, а продолжительные бомбардировки не смогли помешать функционированию ИГИЛ (хотя непонятно, почему вдруг российские бомбардировки должны дать лучший результат). Он также умело использует любые намеки на разногласия между странами Запада по вопросу изоляции России, продвигая идею о неэффективности политики санкций. Ожидалось, что российское вторжение углубит раскол на Западе в отношении урегулирования сирийского кризиса, а неохотные заявления Германии и Франции о необходимости участия Москвы помогут ослабить санкционный режим. Тем не менее, похоже, ни одно из этих ожиданий не оправдается.

Путин действительно добился краткого тактического успеха, в основном за счет того, что в который раз вышел за границы политического благоразумия, да и здравого смысла, если уж на то пошло. Приказ увеличить воздушную поддержку солдатам Асада, которым нелегко приходится в противостоянии с повстанцами — крайне рискованная операция, особенно на фоне большого числа аварий российских самолетов этим летом. Затраты на поддерживание самолетов в состоянии боевой готовности и доставка топлива, боеприпасов и оборудования на плохо подготовленную базу около Латакии настолько высоки, что Москве остается рассчитывать только на успешное наступление сирийских правительственных войск, возможно, усиленных иранскими солдатами. Москву, может быть, и не заботят жертвы среди мирных жителей, но она совершенно не готова к возможным терактам на переполненной базе, которую сейчас занимают ее войска. Таким образом, она рискует вскоре осознать, что влезть в болото гражданской войны намного проще, чем из этого болота выбраться. С прибытием российских эскадронов сирийская катастрофа вышла на новый уровень сложности, но утверждать, что у Башара Асада появилось достаточно сил для эффективного наступления, по-прежнему нельзя.

Ясно другое: ключевые региональные игроки, включая Турцию и Саудовскую Аравию, с которыми Путин активно заигрывал в последние несколько месяцев, выступили решительно против российских бомбардировок. Советники, которые внушили Путину идею маленькой, но громкой войны, умело играют на тщеславии российского лидера и его зацикленности на революциях; но, видимо, они не в состоянии осознать все тонкости сирийской войны. Для Путина затраты и потери от интервенции могут быть второстепенным вопросом по сравнению с возможностью заставить Обаму согласиться на двустороннюю встречу и получить дополнительные очки в этом спарринге. Он также предполагает, что сьемка успешных российских авиаударов в сочетании с репортажами о замешательстве США позволит изменить общественное мнение, так как до сих пор население выступало резко против вторжения — 69% против и всего 14% за по состоянию на 28 сентября.

Искаженная картина мира, в которой геополитические фантазии не отличить от психологических черт характера, вынуждает Путина идти по пути прикрытия старых ошибок все новыми и новыми. Похоже, он не осведомлен о структурных проблемах падающей российской экономики и пытается решить вопрос общественного недовольства раздуванием “патриотической мобилизации”. Это взращенное пропагандой псевдо-единство основано на идее противостояния власти США в мире, но не дает рецепта перехода от агрессивной позы к снятию санкций. Дипломатический переход с темы Украины на Сирию может показаться умно спланированным, но, по сути, Россия так и застряла в бессмысленной оккупации Донбасса, а теперь над ней нависла еще и сирийская катастрофа. Путин может воображать, что он заставил высокомерный Запад относиться к нему, как к незаменимому партнеру, но Обама, Меркель и Олланд всего лишь признали готовность России идти на огромные риски ради эфемерных преимуществ.

Павел БАЕВ, политолог, профессор Института исследований мира (Осло)