Италия: Север устал кормить Юг. Теперь этим займется Евросоюз

Евровоздух

В августе была я в Пекине. Пекин — город премерзкий, особенно для тех, кто бегает по утрам. Смог есть, зелени нет. Да и исторических памятников в маньчжурском Пекине, основанном растоптавшими Китай завоевателями, примерно столько же, сколько в Магнитогорске.

И вот я только что вернулась из Северной Италии. Я бегала по Милану, мимо безумного замка Сфорца — мрачной крепости параноика посереди равнинного города, по туринским паркам вдоль По, по аркадам (14 км аркад, защищавших горожан от палящего солнца, — ярчайшая особенность архитектуры Турина), над решетками, под которыми теперь грохочет метро, а когда-то кипели жизнью улицы римского еще времени, дышала прозрачным евровоздухом.

И поймала себя на мысли, что я впервые в жизни совершенно не завидую экологически чистой, гуманной, холеной Европе. И страшно завидую Китаю.

Север и Юг

Италия разделена на Северную и Южную. Север богат, Юг нищ. Причина нищеты — мафия. Она убивает экономику, как гербицид траву. Вдоль 80-километрового шоссе Палермо — Траппани до сих пор ни одной автозаправки: не могут договориться, кому платить. Четверть века не могут докончить шоссе от Неаполя до Реджио ди Калабрия: воруют-с. Это тем более примечательно, что возле Реджио ди Калабрия находится крупнейший контейнерный порт в Средиземноморье.

В свое время великая Джейн Гудолл жила вместе со стадом шимпанзе в танзанийском национальном парке Gombe Stream. Шимпанзе не самые кроткие животные, но особого смертоубийства Гудолл не наблюдала. Через восемь лет смертоубийство началось. Причиной была халява — сотрудники парка, чтобы ближе наблюдать шимпанзе, начали давать им еду.

Южная Италия — тот же танзанийский парк (или российский Кавказ). Север содержит Юг, и эти халявные деньги и создали мафию, как деньги ООН создали ХАМАС. Сегодняшняя сицилийская мафия родилась не в XIX в. Она родилась в 60-х, когда правительство стало выделять огромные деньги на развитие местной инфраструктуры, и началось то, что в истории называется “разграблением Палермо” — то есть реконструкцией Палермо мафией на бюджетные деньги.

Чтобы развить Юг, правительство предлагало компаниям любые льготы. В результате, когда в 60-х “Фиат” собирался построить завод в Калабрии, он услышал практически прямым текстом: “Мы не заинтересованы в том, чтобы вы дали людям работу. Мы заинтересованы в том, чтобы они зависели от нас”.

Это не значит, что мафия не помогает бедным. Наоборот, всегда и везде — от сицилийских донов до Пабло Эскобара в Медельине, мафия помогает охотно. И зорко смотрит, чтобы никто не мог помочь, кроме нее. И чтобы человек не мог заработать на жизнь сам.

И знаете, какая удивительная вещь? Вы не найдете человека, который будет благодарен, ну скажем, компании “Фиат” за построенный для рабочих дом. Ха, куда там! “Эти сволочи построили для нас дом, но! Они ведь, гады, заставили нас для этого работать”. А вот какому-нибудь дону готовы ручку целовать и за меньшее; так банан, выделенный подчиненному вожаком стаи, неизменно вызывает прилив любви к вожаку.

Регионы, контролируемые мафией, безопасны, но — для своих. Если лавочник платит мафии, он может не страховать лавку — ее не ограбят. “А как же случайный напившийся подросток?” — спросите вы. А их нет. А случится? Найдут и зарежут. Там, где есть организованная преступность, неконтролируемой преступности нет. И это не очень хорошо говорит о современном государстве. Как так? Огромное государство не знает, кто ограбил лавку, а мафия — всегда знает.

Ихний Кавказ

Итальянский Юг — как российский Кавказ. Если бы южане этнически отличались от северян, быть бы крику: “Италия для итальянцев”. Впрочем, кричат и так. Требования политической или, по крайней мере, экономической независимости Северной Италии раздаются все чаще. Север устал кормить Юг.

Поэтому теперь кормлением Юга займется Евросоюз. До 2013 года Евросоюз собирается инвестировать в Южную Италию 44 млрд евро, желательно во что-нибудь экологическое. Сицилия уже стала в Италии пионером по числу ветряков, за экологически чистую электроэнергию которых платят по тройному тарифу. Как же благородным донам пройти мимо такого душеспасительного дела, как спасение планеты от глобального потепления? Можно без преувеличения сказать, что эти две сущности — европейская бюрократия и организованная преступность — нашли друг друга.

Мафия и профсоюзы

Почему северяне терпели сорок лет, а теперь ропщут? Потому что у Севера у самого дела неважны.

Ту роль, которую на Юге играет мафия, на Севере играют профсоюзы. Итальянская экономика одряхлела; налоги в Италии самые высокие в Европе (и их, разумеется, не платят), суды тянутся вдвое дольше, чем в Англии, гигантское количество групп интересов занимается обеспечением своего благосостояния за счет других групп.

Магазинчики “обедают” с 12.00 до 16.00, а потом негодуют на китайцев или супермаркеты, работающие хоть в четыре утра. Права трудящихся надежно защищены, дырки заткнуты, уволить работника невозможно, и поэтому его нанимают на временный контракт. Когда мудрые профсоюзы в своем рвении заткнули и эту дырку, запретив временные контракты более чем на три года, людей стали брать на три года и увольнять.

200—300

И тем не менее Италия остается вторым по величине (после Германии) европейским экспортером. Как же, несмотря на законы и налоги?

Абсолютное большинство итальянской промышленности — это фирмы по 200—300 человек. Выше — запроверяют. Еще одна типичная черта этих фирм — это семейный бизнес. IPO для итальянского собственника — это исключение; это все равно что продать свой частный дом под автобусную остановку. “Зачем мне IPO? Это хорошая компания”, — сказал как-то Берлускони.

Поэтому большинство компаний управляется не наемными менеджерами, а хозяевами или их внуками. А так как на внуках природа часто отдыхает, они управляются из рук вон плохо. И так же как в XVII веке разбогатевшие пополаны в Италии скупали землю, крупнейшие итальянские компании уходят в секторы, смежные с государством. “Пирелли” занялся телекоммуникациями, “Фиат” — энергетикой, “Бенеттон” стал строить дороги.

“Фиат”

40 лет назад “Фиат” был градообразующим предприятием для Турина, как АвтоВАЗ — для Тольятти. Двести с лишним тысяч работало на “Фиат” и столько же — на поставщиков.

Теперь в бывших цехах “Фиата” в Линготто — гостиница, выставочный центр и торговый молл. Большую часть продаж “Фиат” имеет от своего производства в Бразилии. Восточную Европу обслуживает завод в Польше, год назад глава “Фиата” Серджио Маркионне опубликовал открытое письмо, в котором заявил, что если он не договорится с профсоюзами, то штаб-квартира компании переедет в США. Мы встречаемся в головном офисе в Линготто с одним из руководителей компании, и я спрашиваю:

— Скажите, сколько людей в Италии работало на “Фиат” сорок лет назад и сколько — сейчас?

Мой собеседник меняется в лице, как советский директор, которого упрекнули в невыполнении плана по посеву свеклы.

— Это неправильная постановка вопроса! — взвивается он. — Мы стали глобальной компанией.

Разумеется! Но на мою просьбу посмотреть конвейер мне ответили, что это, к сожалению, не имеет смысла — он в данный момент не работает. Рабочие — в оплачиваемом отпуске. Вместо конвейера мне предложили посмотреть музей.

Мондови

Мы с моей приятельницей Анной Зафесовой едем в дивные пьемонтские предгорья, в крошечный Мондови, на встречу с Алессандром Батталья, директором Silvateam.

Silvateam — типичный семейный бизнес. 154 года назад три ее соучредителя занялись получением натуральных дубильных веществ и к концу XIX в. обзавелись пятью заводиками по переработке каштанового дерева в Мондови, Фрабозе, Пампарато и Саньелло. Нетипичен он в том, что не выродился, наоборот, Silbateam — лидер в своем (крошечном) сегменте рынка. В 2001 году Silvateam купила производство в Перу, в 2004 году пришла в Китай, в том же году — в Бразилию.

— Проблемы есть во всех странах, — говорит Алессандро Батталья, — но в таких странах, как Бразилия, есть и проблемы, и возможности, а в Италии есть только проблемы.

Из 1200 работников Silvateam 900 теперь работают за границей, а в Мондови на заводе работают албанцы. Вкалывать за 1000 евро в месяц, за зарплату чернорабочего, местные гнушаются.

— Я плачу рабочему 1000 евро, а государству я за этого рабочего плачу 1200, — говорит Алессандро, — но это не самая большая проблема. Самая большая проблема та, что ты не можешь увольнять лентяев.

Еще недавно Алессандро был президентом местной Confindustria (в Италии все объединено в профсоюзы, в том числе и предприниматели), но пару лет назад случилась неприятность. Silvateam польстилась на 12 млн евро из тех 44 млрд, которые Евросоюз отпустил на южноитальянскую мафию, и стала модернизировать свой завод в Калабрии.

Из этих денег 200 тыс. евро убежало куда-то не туда, и калабрийский судья решил, что Алессандро — преступник. Ясен пень, судье из Калабрии трудно отыскать преступников ближе, чем в Пьемонте. Алессандро задержали, с шумом и непременной пресс-конференцией, а после пресс-конференции калабрийский судья в тот же день сплавил дело судье пьемонтскому. Через несколько месяцев все обвинения с Алессандро были сняты, но с поста главы местного РСПП он вылетел.

Мораль: если ты не член ндрангетты, не строй в Калабрии на еврохаляву.

Юлия ЛАТЫНИНА